Инсайдер - Юлия Латынина

– Вокруг Киссура, увы, десятки людей. Эти люди умеют обращаться с оружием, презирают взяточников и торговцев, считают грабеж единственным достойным способом стяжания. Думаете, страна бедна из-за взяточников и больших налогов? Увы, налогов правительству наши предприниматели не платят, зато платят налог бандитам, которые охраняют их от других бандитов.

– С меня, – сказал Бемиш, – никто не требовал платы за охрану.

– Вот именно, – сказал префект.

Бемиш хотел взять проклятого чиновника за шкирку и спросить, уж не намекает ли тот, что Киссур стоит во главе столичных бандитов. Отблагодарил, однако, за подпись и вышел. А ведь в самом деле: водил, водил его Киссур в одну из самых знаменитых воровских харчевен города и был там принят, как свой, – а потом Бемишу рассказали, что если бы он забрел в эту харчевню без спроса, то его не только что убили бы, – скормили бы посетителям харчевни в борще, был там такой милый обычай избавляться от трупа.

На следующий день Бемиш был в министерстве финансов, у Шаваша. На входе в его кабинет он столкнулся с бледным, расстроенным человеком в стандартной одежде, но с мягкой повадкой вейца.

Шаваш повел его в сад, где щебетали фонтаны и птицы, велел подать столик с закусками. Как-то так незаметно разговор зашел об Идари, жене Киссура. Шаваш сказал, что, если бы не она, Киссур давно сломал бы себе голову.

– Он ее очень любит, – со вздохом сказал Шаваш. – Тр и месяца назад, в день ее именин, угощал народ, раздал на три миллиона.

Помолчал и прибавил:

– Как вы думаете, откуда у Киссура столько денег, если он не берет взятки и не занимается бизнесом?

– Это дело налоговой полиции, а не мое, – знать, откуда у него деньги, – сказал Бемиш. – И государя, который каждый месяц дарит ему то пахотные угодья, то нефтяную скважину.

Шаваш махнул рукой и принялся пить чай. Вдруг, спустя пять минут, внезапно сказал:

– Знаете, кто тот человек, что ушел от меня перед вами? Президент совета директоров Ламасской страховой компании. Ограбили вчера компанию. Пять миллионов утащили. Денарами.

Бемиш удивился: про ограбление еще ничего не было в газетах.

– Для чего же они держали такую сумму наличными? – полюбопытствовал Бемиш.

– В том-то оно и дело, – вздохнул Шаваш, – спрашивается, кому и зачем собиралась компания платить такую сумму наличными, да еще в праздничный вечер?

Помолчал.

– Дела этого не будет в газетах. А компанию все-таки ограбили.

– А в полиции это дело будет?

– Да, – сказал Шаваш, – ведь Ведомство Справедливости и Спокойствия, если попросишь, не задает вопросов, для чего компании были нужны эти деньги.

Бемиш допил свой кофе и спросил:

– Слушайте, Шаваш, вы мне что, хотите сказать, что Киссур грабит по ночам банки или что вы, по крайней мере, приложите все силы, чтобы убедить в этом государя?

– Помилуйте, господин Бемиш, – смутился чиновник, – да с чего вы… – И вдруг взъерошил волосы: – Но ведь это безумный человек! Если он идет мимо дома, который горит, – он полезет туда, чтобы вытащить ребеночка, а если он идет мимо дома, который не горит, – так он его подожжет.

Бемиш закусил губу. Маленький чиновник лгал, лгал косвенно и намеренно, но в одном он был прав: к банкирам Киссур питал неистребимое презрение, а грабителя банка, наоборот, одобрил бы. С уст Киссура не сходили слова «долг», «порядок», «преданность государю», но Бемиш отлично знал, что этот поклонник порядка всю жизнь вел себя так, что дал бы сто очков вперед любому анархисту и почитателю бунта ради бунта. Ради денег Киссур не стал бы грабить банк, но с любимца государя сталось бы, для развлечения, взять эти деньги и утопить их в ближайшем канале.

А вечером, когда Бемиш заехал в отель, соскучившись по привычной с детства пище и желая отобедать не маринованной медузой и не котлетами из морской свинки, его окликнули. Бемиш оглянулся: у стеклянных дверей стояли двое в костюмах. Один тощий, как черенок от лопаты, другой полный и розовый, с похожим на бородатый мячик лицом. Это были Ричард Джайлс и Мохаммед Шагир, люди из «Венко».

– Откажитесь, – сказал Джайлс.

– Что?

– Откажитесь от этого проекта. У вас все равно ничего не выйдет. Займитесь чем-нибудь другим: да вот, стройте деловой центр вместо Камински.

Бемиш почувствовал, что бледнеет от бешенства. Джайлс, по-видимому, усвоил повадки местных властей.

– Я, – сказал Бемиш, – уже слишком много вложил в это дело, чтобы взять и все бросить.

– Сколько вы вложили? – и Джайлс улыбнулся, – «Венко» оплатит ваши расходы.

– Вот даже как? С каких это пор частные компании оплачивают расходы своих конкурентов? Вы не боитесь разориться?

– Вы не выиграете этот конкурс, – сказал Джайлс.

И тут мягко заговорил Шагир.

– Господин Бемиш, – сказал он, – ну зачем вам эта планета? Взяточники, бандиты, еретики, сектанты, вон и террористы появились. Слыхали, позавчера в Чахаре застрелили иномирца, владельца нескольких заводов. Между прочим, сын чахарского наместника и застрелил, выпускник Сорбонны, анархокоммунист или как они там. Был с ним еще один паренек, из Федерации… «Развернем, – говорит, – сплошной терpop против эксплуататоров с Земли, а потом прополем взяточников и построим на Bee Хрустальный Дворец, а перед дворцом поставим два памятника – один Карлу Марксу, другой – государю Иршахчану».

Бемиш некоторое время смотрел на него ошалело. «Эгегей, – мелькнуло в голове, – да уж не тот ли это мальчишка, что приезжал с Ашиданом…»

А Джайлс скосил прозрачный глазок и промолвил:

– Да-да, не боитесь, что вас пристрелят еретики, местные или импортные?

Бемиш взял тощего бизнесмена за пуговицу и сказал:

– Слушайте, Джайлс, вы видали, как Киссур бросает копье?

– При чем тут копье? – изумился Джайлс.

– Просто Киссур бросает копье и прошибает этим копьем насквозь столб в беседке. И вот теперь мне один человек намекает, чтобы я держался от Киссура подальше, потому что он грабил караваны, а другой намекает, чтобы я держался от Киссура подальше, потому что он грабит банки. И хотя Киссур банков не грабит, – я, знаете ли, уверен: если я передам Киссуру наш разговор, а я это сделаю, и потом меня убьют, – то Киссур убьет вас, господин Джайлс, и вас, господин Шагир. И убьет непременно, ведь никто еще не слышал, чтобы Киссур хотел убить человека и не убил.

Джайлс отступил на шаг. Видно было, что слова о копье и березе ему не очень-то понравились.

Ричард Джайлс поднялся в свой номер под впечатлением разговора в холле. Присвистывая сквозь зубы, он набрал личный номер Шаваша, – никаких секретарей, – и через две секунды сказал в комм: