Казино Москва: История о жадности и авантюрных приключениях на самой дикой границе капитализма - Мэтью Бжезинский

Мы промчались через ворота, быстро проехали мимо часовых, стоявших около увитых виноградником стен и остановились на выложенной битым камнем подъездной аллее, окружавшей большой фонтан в стороне от жилого здания. Всюду были установлены камеры наблюдения, среди клумб и ухоженных площадок прохаживались патрули охраны с автоматами АК-47 и винтовками, перекинутыми через плечо. Вспотев от волнения, я почти не обращал внимания на красивое окружение – цветы, пальмы, садовую скульптуру и выложенные плиткой бассейны.

Сазоников наконец материализовался. Он был одет в льняной костюм кремового цвета с коричневым, похожим на обрубок галстуком. Хозяин дачи протянул мне свою холодную и влажную руку.

– Я знаком с трудами Збигнева Бжезинского, – начал он вместо приветствия. – Он хорошо известен своей антисоветской деятельностью.

Я было попытался собраться с мыслями, чтобы ответить на это какой-нибудь бравадой, но воля и словарный запас подвели меня.

– Он боролся за то, во что верил, – сбивчиво и задыхаясь пробормотал я, с небольшой помощью в переводе со стороны доброго историка. (Что вообще в этой компании делал историк?)

– Да, мы все боролись за то, во что верили, – гладко подытожил Сазоников.

Он держал в руках мой паспорт и слегка помахивал им как веером.

– Однако пошли, – кивнул он головой. – Дети не должны отвечать за грехи своих отцов.

«Да пошел ты!» – подумал я и сказал:

– Какое прекрасное место!

– Другого нет, – счастливо улыбнулся Сазоников, и его золотые коронки блеснули на солнце.

Когда мы вошли в усадьбу, построенную в неоготическом стиле, Сазоников пояснил, что крымское правительство не имеет средств на содержание в надлежащем виде любимых дач бывших советских лидеров и поэтому договорилось с состоятельными россиянами о сдаче внаем этих уединенных убежищ. Подальше, на этой же дороге, располагалась усадьба Хрущева с раскинувшимся вширь особняком в стиле итальянского ренессанса, превратившаяся теперь в место оргий по выходным.

– Главным объектом внимания, – Сазоников сообщил об этом с похотливой усмешкой, – был плавательный бассейн со стеклянными стенами, расположенный высоко на краю скалы, где магнаты могли проказничать с парочкой живых дельфинов или с несколькими «русалками», которые всегда имелись под рукой для внесения разнообразия в эти водные забавы.

В роскошном дворце Брежнева развлечения включали в себя также стрельбу по тарелочкам. Только пользующаяся дурной славой дача Горбачева в Форосе, построенная по его приказу и стоившая сорок пять миллионов долларов, где он содержался в качестве пленника в период путча 1991 года, теперь пустовала. Современный, отделанный мрамором дом, как и его бывший хозяин, имел серьезные конструктивные дефекты.

Сазоников строил собственную гостиницу – пятизвездный лечебный курорт стоимостью восемьдесят пять миллионов долларов, недалеко от дачи Сталина. Работы велись югославскими подрядчиками по контракту, и гостиница наполовину уже была построена. Как хвастался Сазоников, югославы получали плату за свою работу только наличными деньгами.

– Откуда приходят такие деньги? – поинтересовался я.

– Россия!.. – ответил он, как будто это было все, о чем я хотел знать.

Когда я стал настаивать на более полном ответе, у него вновь испортилось настроение.

– Почему вы спрашиваете об этом? Ведь вполне достаточно того, что я сказал о деньгах российских инвесторов.

Мы неспешно поднялись по лестнице из красного дерева и оказались перед темной деревянной дверью, которую Сазоников открыл с особым почтением. Это была спальня Сталина. Обои темно-красного цвета, тяжелые шторы на окнах, в открытую дверь видна огромная ванна на ножках. В центре стояла кровать с пологом на четырех столбиках, а за ней на стене висела написанная маслом картина с изображенным на ней уборочным комбайном.

– Мы никогда не пользуемся этой комнатой, – признался Сазоников, – но вы, если хотите, можете посидеть на кровати, – добавил он, выражая на лице некую смесь благотворительности и шарма.

Я почтительно присел на краешек кровати, матрац был жестким. Хозяин остался доволен. Позже, когда мы спустились в столовую на обед, его ядовитые замечания возобновились. Это произошло по моей вине. Мы начали с холодных закусок и икры, и я, по глупости, затеял разговор о политике. А что, собственно, делал он в Крыму, находящемся под властью Украины? – спросил я. Населенный преимущественно русскими, полуостров после распада СССР стал частью Украины, и эта тема была особенно болезненной для большинства русских.

– Хохлы! – презрительно воскликнул Сазоников, используя бранное для украинцев название, которое в свободном переводе на английский близко к «yokels» (мужланы, деревенщина).

Он затеял напыщенный разговор о неуклюжей некомпетентности украинцев и о том, как богатые русские теперь полюбили Канны вместо Крыма, поскольку Киев не понимает и не может управлять туристическим бизнесом.

– Украинцы вообще не знают, как управлять чем-либо. Они по своей натуре крестьяне, которым нужны указания из Москвы.

Резкий голос Сазоникова звучал правдиво, и я иногда подбадривал его, понимающе кивая в ответ, что с моей стороны было просто вульгарной попыткой снискать его расположение. Мои документы все еще оставались у него, а белокурые голубоглазые телохранители, вооруженные славянские супермены, прохаживались поблизости.

Сазоников схватил бутылку «Столичной» и выпил две стопки подряд.

– Давай, – хихикнул он, запуская золотые зубы в яйцо, фаршированное черной икрой. – За хохлов! Давай выпьем за этих мужланов!

Едва поставив со стуком свою стопку, он снова наполнил обе. Теперь по этикету мне полагалось сказать тост.

– За успех проектов, – произнес я, желая ему удачи в строительстве гостиницы.

Пока мы распивали первую бутылку водки, наше застолье шло в добродушной и сердечной обстановке. Но когда Сазоников открыл вторую, настроение у него испортилось, по всему было видно, что в его голову закралась какая-то нехорошая мысль. Охранники, должно быть, тоже это почувствовали и приблизились к столу. Один встал в нескольких футах от меня. Сазоников вернулся к теме об украинском Крыме и развале Советского Союза. После полбутылки водки я чувствовал себя, как в преисподней, – был в слишком неопределенном состоянии, чтобы контролировать свои слова, и в то же время слишком обеспокоен своим окружением, чтобы расслабиться.

– Так вы согласны с тем, что Крым должен принадлежать России? – мягко спросил меня хозяин.