Полуостров Сталинград (СИ) - Чернов Сергей

Обсажен Саньками, как мухами. И справа и слева, оба Сашки. И что характерно, как-то они отличают, к кому он обращается. Хотя бывает, даже не видят его, как сейчас. Каждый в своём отнорке. Мистика, неведомая науке. Щас-то понятно, тот, кто выстрелил, тому он и говорит. Но бывает, заговорит с одним, когда оба рядом, и откликается безошибочно тот, кто ему нужен.

Ембическая сила! Только собирался нажать спуск! Почти синхронно бахают две сорокопятки, и выбранный в качестве первой мишени солдат ныряет в траву. Атакующие уже пересекают русло высохшего ручья, так что теперь вымахавшая в полный рост отава* (трава, выросшая на месте уже скошенной) хорошо прячет залёгшую пехоту.

Ого! От этих мелких пушчонок есть толк. Один танк по инерции заворачивает боком, — всегда так с ними, когда гусеницу на ходу рвут, — сорокопятки начинают азартно лаять. И вдруг танк начинает дымить и взрывается с треском разрываемой ткани. Башню откидывает набок.

— Боекомплект рванул! — восторгается Санёк справа. Который торопыжка.

Сорокопятки сумели пробить боковую броню. Помню, нам показывали во время обучения. У тройки есть на корпусе за гусеницами лючок и в башне есть. И броня там слабее. В один такой люк артиллеристы и попали.

Вот теперь нам становится туго. Танки начинают лупить по нашим позициям. Хорошо, что пушки в полусотне метров от меня. Вторая пара до сих пор молчащих пушек под шумок ссаживает гусеницу ещё с одного танка. И тут же замолкает. Засекут их фрицы или нет? Второй танк уже не разворачивается, он стоял. Водит башней, ищет, откуда его приложили.

Наконец-то моя работа начинается. Фрицы возобновляют атаку. Разутый танк поддерживает своих огнём. Привычно ловлю в прицел фигуру в дымном тумане, жму спуск. Вроде падает. Ищу другого. Выстрел. Третий. Пора менять позицию. Вряд ли меня застукают, но как привык, так и работаю. И так засиделся. Больше двух выстрелов с одной позиции делать нельзя. При снайперской дуэли больше одного. А я уже три раза пальнул.

Саньки палят в белый свет, как в копеечку. Встал ближе к правому. Тот обращает довольное лицо…

— Пригнись, дурачина! — дёргаю его вниз за ворот. И как раз над нами пули свистят. У танков не только пушки есть.

— Троих точно завалил! — взахлеб похваляется Санёк, светясь всеми конопушками и лазурно-голубыми глазами.

— А теперь хлеборезку себе завали… — проверяю его винтовку, — никого ты не завалил, дубина стоеросовая. У тебя прицел на сто метров…

Выставляю на четыреста, потом поправляюсь. Уже меньше, а пока ещё стрелять начнёт, так что ставлю на триста.

— Санёк!!! — ору второму. — Поставь прицел на триста.

Стрельба слева прекращается. Ещё один дуболом! Все Саньки в мире выточены из дерева? А як же Александр Пушкин и тёзка его Македонский?

Успеваю ещё два раза сменить позицию и уложить пару фрицев, когда начинается какой-то ужас.

— Стой! Куда?! — хватаю Санька, того что слева, дёргаю за ремень назад. Как-то совсем без сопротивления он валится прямо на меня. В щёку плещет горячим.

Секунду назад, светя на меня побелевшими зенками, проорал что-то про танки и рванул из окопа. Сам хотел, если честно, но когда увидел со стороны дурака, каким сам чуть не стал, опомнился.

Это не танки. Это артподготовка, которую фрицы затеяли только сейчас. Танки нас тоже полируют, но на такой кошмарный ураган они не способны. Нас будто из шланга поливают, и каждая капля — снаряд или мина.

Надо бежать отсюда! — рвётся изнутри животный ужас. Видел такое в глазах скотины, что сообразительнее, что понимает, её забивать ведут.

Сидеть!!! — командуют остатки разума, которые тают, как снег под тёплым дождём. Сижу и натурально трясусь в своём отнорке. Утешаю себя тем, что дрожу не от страха, трясучка от земли передаётся. Окопы наши затягивает дымом и пылью, которую рвут и сгущают всё новые и новые разрывы.

Что-то меняется. Гул, пробивающийся сквозь ладони, прижатые к ушам, усиливается, но… так это наши! Фрицы лупят по нам, наши пушкари по ним! Как-то на душе сразу становится легче.

Через полчаса.

Тащу контуженного Санька-торопыжку. Вспотел бы сам, если б сверху не лило. Повезло парню, отключился от близкого, прямо в окопе, разрыва и провалялся в своём отнорке весь артобстрел. А то бы выскочил, как тёзка, под осколки и пули. От второго Саньки, которому шею подрезало, забрал документы и винтовку.

Бой прекратился из-за дождя. Так гроза грохнула, что с утра всё с силами собиралась, не хуже артобстрела. Всё. Теперь танки увязнут, пехоте тоже не по нутру в грязь плюхаться. И ладно бы просто испачкаешься, так ведь и оружие в грязи изваляешь, и как потом стрелять?

Поэтому отходим, отползаем, прячась за кусты и редколесье, но спокойно. Пушкари, видел, одну пушчонку тащили. Остальные, наверное, всё… да и самих-то их немного осталось. И от роты меньше половины. Ещё один такой бой и роты не будет.

20 августа, среда, время 18:15.

Разведвзвод, старший лейтенант Никоненко. 5 километров к северу от г. Укмерге. Южная оконечность Шимонисского урочища.

— Прекратить огонь! — по инерции ещё тарахтят несколько автоматных очередей.

Внимательно осматриваю поле, усеянное трупами. Вроде кто-то ещё шевелится. По команде «Контроль» из рощицы выходит редкая цепочка моих бойцов. Наискосок к моим выходит ещё одна цепочка. Хотя это тоже мои, взвод Нефёдова. Приказ кончить всех, можно не говорить, не первый раз. Звучат одиночные выстрелы. Нам не нужны ни языки, ни свидетели. Дойчи знают, что мы есть, но не знают, сколько нас. Пусть и дальше не знают.

Мне Нефёдов пожаловался, что увязалось за ним какое-то подразделение, численностью в пару взводов. Идиоты! Всё равно, что парой легавых пытаться медведя затравить или стаю волков. Но вцепились, как клещ. Да с собаками, тем след взять, раз плюнуть. Можно и табаком воспользоваться, да только ведь не засыпешь им несколько гектаров. А собачий нюх отшибается не на сутки. Если опытные, то могут на руках псов перетащить за сотню метров, а там снова «Ищи, Рекс». Раз так задержишь, а потом — всё. Одну-две собаки в резерве будут держать.

Засаду Нефёдову устраивать не разрешил. Кто-то из дойчей обязательно уцелеет, и численность группы сержанта станет примерно понятной. Сейчас пока обнаружат убитых, пока прикинут, что к чему, время-то и пройдёт. И когда они ещё догадаются, что на самом деле групп две. Мы ещё кое-что делаем. Нас снабдили радиомаячками, которые включаются с установленной задержкой и бодро выстреливают в эфир всякую галиматью, похожую на радиошифровку. Парочка ещё осталась. Одноразовые они, но нам больше и не надо.

— Привет, командир, — после выстрела в очередную германскую голову здоровается Нефёдов. Пожимаю его с виду мягкую руку. Он у нас такой, полноватый, но выносливый и ещё гири хорошо кидает.

— И дальше по отдельности пойдём?

— Да. Видишь, как удобно друг друга страховать.

Отходим в сторонку, под деревья, надо маршруты наметить, пароли и коды шифровок обновить. Работы полно. Нашим парням тоже. Документы и боеприпасы собрать, тела в лес и валежником закидать. За сутки-двое их обязательно найдут, но нам этого времени за глаза хватит.

25 августа, понедельник, время 09:50.

Минск, штаб Западного фронта.

Десять минут назад закончил совещание. Обсудили фронтовую обстановку и несколько организационных вопросов. В тылу всё нормально, эвакуация Минска проходит нормально, от государственных и партийных органов осталось только верхушка, которая вся скопом поместиться в двух вагонах.

Самое неприятное известие в том, что Гудериан, по всей видимости, решил удовольствоваться малым. Не блокировать целиком правый фланг Никитина, зажимая пару дивизий, а ограничиться окружением одного-двух полков 161-й дивизии и идти на соединение с Готом. Намного раньше, чем я предполагал, и, возможно, чем он сам планировал.

Раньше немцы не стеснялись брать в кольцо целые корпуса и даже армии. Сейчас умерили аппетиты. И концентрация немецких войск в том районе такая, что, минимум, один полк от 161-ой эсдэ они откусят. Вот и решали, что делать: выводить 603-й полк из окружения или пусть сидит на месте. Решили оставить его в режиме круговой обороны. Выводить поздно. При таких манёврах потери достигают девяноста процентов. Нахер мне такое не нужно. Лучше им закопаться поглубже и основательнее, пусть фрицы их выковыривают. Теряя время, личный состав и тратя боеприпасы.