Создатель звезд - Генри Денкер

Невысокий, коренастый мистер Колби приблизился к столу; Килцер встал и протянул руку; на его лице появилась умная, добрая улыбка, которая сама по себе оправдывала половину его огромного оклада. Вторую половину он оправдывал в моменты, подобные этому, когда ему приходилось завоевывать расположение государственных чиновников и добиваться от них помощи киноиндустрии. Килцер работал в аппарате Рузвельта и Трумэна и обладал превосходными связями. Килцер вмешивался, когда правительство собиралось повысить налоги на прибыль индустрии развлечений. Когда назревала угроза скандала, или он уже происходил, как в деле Ингрид Бергман, в обязанности Килцера — «царя киномира» — входило умиротворение публики и государства. Килцер был идеальным свидетелем на слушаниях, посвященных работе киноиндустрии. Он умел весьма убедительно прочитать приготовленное заявление, уйти от ответа на каверзный вопрос с помощью потока уклончивых фраз.

Сегодня Килцер отрабатывал свой оклад — сто пятьдесят тысяч в год, — развлекая председателя комиссии. Килцер знал это. Более того, Колби также знал это.

Председатель задал тон обеду, произнеся в самом его начале:

— Килцер, я знаю, почему вы позвонили мне. Тем не менее я рад возможности пообедать с вами. Если только мы сразу покончим с вопросом о телевидении и не будем обсуждать его в течение остальной части вечера.

Это было откровенное заявление, которое мог сделать принципиальный человек. Оно соответствовало тому впечатлению, которое всегда производил Колби.

Килцер улыбнулся, как бы подтверждая, что Колби прочитал его мысли.

— Да, я собирался поговорить с вами о решении Верховного суда.

— Вот что я вам скажу. Завтра или как только мы сможем внести в зал заседаний телекамеры и осветительные приборы, мы появимся на телеэкране! По всей стране! Я уже договорился с тремя телекомпаниями. Нам предоставят как минимум три эфирных часа в день.

— Вы считаете доступным выставлять к позорному столбу людей, которые могут оказаться невинными или легкомысленными?

— Мне с детства внушали, что невинным нечего бояться. Это написано… «Вспомни же, погибал ли кто невинный, и где праведные бывали искореняемы?» Иов, глава четвертая.

К этому времени им подали томатный сок, поскольку председатель никогда не пил на людях спиртное.

— По правде говоря, я и не надеялся повлиять на ваше решение относительно ТВ, — сказал Килцер. — Но люди из киноиндустрии настояли на том, чтобы я попросил вас. Я это сделал. Теперь я могу передать им, что вы сказали «нет». Теперь мы можем наслаждаться обедом.

Они заговорили об общих знакомых в Вашингтоне, о звездах, сидевших за соседними столиками. Килцер больше ни разу не упомянул трансляцию слушаний.

Килцер слушал Колби, соглашался, кивал, улыбался. Поглядывал в зал в ожидании кого-то. Наконец Килцер налил конгрессмену вторую чашку кофе и предложил ему клубничный ликер «Романов».

Колби отказался, и в этот момент терпение Килцера было вознаграждено. Через весь зал к их столу подошли Карл Хантер, продюсер, и кинозвезда Моника Дорн. Хантер снимал фильмы, которые не укладывались в традиционную «семейную» формулу; они основывались на реальных событиях — скандальных убийствах, известных сексуальных эскападах. Эти ленты обычно с трудом проходили через офис Килцера. Почти каждый раз, когда Килцер делал в фильме Хантера купюры, в корзину летели сцены с участием Моники Дорн. Обычно возникали проблемы с тем, что стыдливо называли ее «ложбинкой». На самом деле проблема заключалась не в «ложбинке», а в двух образовывавших ее полных высоких грудях. Ходили слухи, что в груди Моники был введен хирургическим путем синтетический материал, делавший их еще более эффектными.

Правда это была или ложь, но сейчас глубокий вырез на черном атласном платье Моники позволял видеть гораздо большую часть ее восхитительного бюста, чем разрешалось цензурой.

Моника смущенно следовала за Хантером.

— Извините, что я помешал вам, — обратился продюсер к Колби. — Но если я узнаю сегодня мнение мистера Килцера, это позволит сберечь много денег и крови.

Колби кивнул и пробормотал, что вторжение вполне простительно. На самом деле он здорово растерялся. Хантер повернулся к Килцеру. — Мы можем выяснить все сейчас.

Продюсер взял Монику за руку, потянул актрису к столу и сказал:

— Взгляните! Это платье я заказал для фильма «Девственная волчица». Если тут есть нечто недопустимое, я хочу знать это сейчас. А не после, как я израсходую половину бюджета и сниму все ее сцены. Посмотрите.

Килцер, казалось, испытывал одновременно смущение и гнев. Он привстал и произнес:

— Послушайте, Хантер…

Но Хантер сделал шаг назад, крепко взял Монику за плечи и заставил ее наклониться над столом.

— Вот! Вы видите ее под тем же ракурсом, что и камера во время съемки. Я спрашиваю вас — это допустимо?

Повернувшись к Колби, Хантер сказал:

— Что вы думаете? Можно ли увидеть нечто вульгарное и неприличное в том, что так естественно и прекрасно?

Моника невинно посмотрела в глаза Килцера и трогательно помахала ресницами, как она делала в четырех фильмах, где играла проститутку с добрым сердцем, в конце концов исправившуюся и вышедшую замуж за героя.

Казалось, она готова заплакать от обиды. Почему именно на нее вечно обрушиваются преследования цензуры и оскорбления? Со слезами на глазах она посмотрела на Колби, ища у него защиты.

Килцер поднялся и произнес тихим, но взволнованным голосом:

— Хантер, прошу вас! Это неприлично! Приходите завтра утром в мой офис с мисс Дорн, и мы все обсудим. Или пришлите мне фотографии, и я сообщу вам свое мнение.

— Завтра в семь утра мисс Дорн должна быть на съемочной площадке! С нынешним бюджетом мы не можем целые дни обивать пороги кабинетов!

— Весьма сожалею… — произнес Килцер; он повернулся к Колби: — И еще я сожалею об этом досадном вторжении!

Но председатель был слишком сильно поглощен разглядыванием того, чем он давно тайно восхищался в темных кинотеатрах.

— Я настаиваю на том, чтобы мы обсудили это сейчас! — сказал Хантер.

— Хорошо, — согласился наконец Килцер, словно он хотел избежать громкого скандала. — Но не в присутствии мисс Дорн.

— Ей завтра вставать в шесть часов, — сказал Хантер. — Я отправлю ее домой…

Он щелкнул пальцами, вспомнив что-то.

— Черт возьми! Мы приехали в моей машине! Я договорюсь насчет такси…

Не успел Хантер позвать метрдотеля, как Колби предложил:

— Я могу подбросить мисс Дорн. Я возвращаюсь в мой отель.