Пропавшая весной - Агата Кристи

«Путешествие задерживается. Все в порядке. Люблю. Джоанна».

Родни должен получить эту телеграмму до ее приезда.

Словом, все было устроено, предусмотрено и оговорено, а ей самой ничего не оставалось делать и не о чем было заботиться. Теперь она могла совершенно расслабиться, что она и сделала с огромным удовольствием.

Впереди ее ожидали пять дней мира и спокойствия, пока экспрессы «Восточный» и «Тавры» будут с бешеной скоростью нести ее на запад, с каждым днем все больше приближая ее к Родни и к прощению.

На следующий день, рано утром, они прибыли в Алеппо. До сих пор Джоанна оставалась единственным обитателем своего купе, поскольку сообщение с Ираком прервалось и пассажиров совсем не было. Но на этой станции скопилось очень много пассажиров, так что поезд оказался набит битком. Как обычно, было много сутолоки, недоразумений с вещами. С перрона доносились крики носильщиков, громкие разговоры, протесты, поздравления, споры, — и все это, произносимое на разных языках, смешивалось в единый гул вокзала.

Джоанна ехала в первом классе, в том самом единственном в экспрессе «Тавры» спальном вагоне со старомодными двухместными купе, предназначавшемся для таких, как она, пассажиров.

Но вот дверь отодвинулась в сторону, и в купе вошла высокая женщина в черном платье. За нею почтительно следовал проводник, который вел за собой целую толпу обремененных кладью носильщиков. Вскоре купе оказалось заполненным почти до отказа дорогими кожаными чемоданами с геральдическими коронами в уголках.

Высокая женщина по-французски отдавала распоряжения проводнику, как укладывать вещи. Наконец все было уложено и проводник ушел. Женщина, обернулась к Джоанне и улыбнулась с видом бывалой путешественницы.

— Вы из Англии, верно? — сказала она.

Она говорила почти без акцента. У нее было продолговатое бледное лицо с выразительными живыми чертами и светлые серые глаза, сиявшие странным блеском. На вид Джоанна дала бы ей не больше сорока пяти.

— Я приношу извинение за столь раннее вторжение. Совершенно неудобное время для отправления поезда. Наверное, я помешала вашему отдыху. Эти вагоны старого типа! В новых вагонах все купе одноместные. Но, я думаю, мы не помешаем друг другу, — улыбнулась она открытой детской улыбкой. — До Стамбула всего два дня пути, а я не из тех людей, с кем невозможно ужиться. Если я буду чересчур много курить, вы мне скажите. А сейчас я уйду и не буду мешать вашему отдыху. Пойду в вагон-ресторан, посмотрю, что у них сегодня на завтрак. Еще раз извините меня за столь ранее вторжение и суету.

— Не стоит беспокоиться, — улыбнулась Джоанна. — В путешествии без этого не обойтись.

— О, я вижу вы тоже уживчивый человек! — просияла женщина, увидев улыбку Джоанны. — Я думаю, мы отлично проведем время.

Она вышла из купе и аккуратно закрыла за собой дверь. Джоанна слышала, как она прощается на перроне с друзьями, которые называли ее Сашей и говорили на неизвестном Джоанне языке.

— Возбужденная разговором с новой пассажиркой, Джоанна больше не могла уснуть. До этого она проспала всю ночь и чувствовала себя отдохнувшей. Ей всегда хорошо спалось в поездах. Она встала и принялась одеваться. Поезд отошел от вокзала, когда она почти закончила свой туалет. Приведя себя в порядок, она вышла в коридор, но прежде бросила быстрый взгляд на геральдические короны на чемоданах своей попутчицы. Золотое тиснение на черной коже гласило: «Княгиня Гогенбах Салм».

Джоанна прошла в вагон-ресторан и увидела там свою новую знакомую, которая сидела за столиком, завтракала и оживленно разговаривала с маленьким плотным французом.

Княгиня посмотрела на Джоанну, улыбнулась и пригласила сесть рядом.

— Вы, как я вижу, энергичная женщина, — воскликнула она. — На вашем месте я бы еще спала и спала. Месье Бодью, продолжайте ваш рассказ. Он очень интересный.

Княгиня говорила с месье Бодью на французском языке, с Джоанной — на английском, отдавала распоряжения официанту по-турецки и время от времени на беглом итальянском обменивалась замечаниями с меланхоличным офицером, который сидел через проход.

Наконец плотный француз кончил завтракать и удалился, учтиво поклонившись княгине.

— Вы настоящий полиглот, — сказала Джоанна.

Продолговатое бледное лицо княгини осветилось улыбкой, на этот раз немного грустной.

— Вы так считаете? Впрочем, почему бы и нет. Дело в том, что я родилась и выросла в России. Вышла замуж за немца и долго жила в Италии. Я говорю на восьми или девяти языках. На одних хорошо, на других похуже. Но ведь это же прекрасно — разговаривать. Как вы думаете? Каждый человек по-своему интересен, а наша жизнь такая короткая! Мы должны делиться своими мыслями, жизненным опытом. Но в мире очень мало любви, обычно говорю я. Мои друзья возражают мне: «Саша, но ведь есть люди, которых невозможно любить, — турки, армяне, левантийцы». А я с ними не согласна. Я люблю всех, Gагsоn, L’addition[2].

К ним тут же, поспешно и почтительно, подошел официант, и Джоанне стало понятно, что ее соседка по купе — в самом деле очень важная особа.

Все утро и весь день поезд мчался по плоским равнинам, а к вечеру стал медленно подниматься к предгорьям Тавра.

Саша сидела в своем углу, курила, читала книгу, время от времени делая остроумные замечания. Джоанна почувствовала, что очарована этой необыкновенной женщиной, которая была совершенно из другого мира и которая уже своим образом мышления абсолютно отличалась от всех, с кем Джоанне довелось встретиться в жизни.

Эта смесь обезличенности и интимности странно уживалась в этой женщине и совершенно очаровала Джоанну.

— Вы ничего не читаете. Почему? — вдруг сказала Саша. — Вы ничего не делаете руками, не вяжете. На англичанок это не похоже. И тем не менее вы выгладите как настоящая англичанка. Да, у вас абсолютно английский вид.

Джоанна улыбнулась.

— Все очень просто, — ответила она. — У меня с собой нет ничего почитать. Дело в том, что в Телль-Абу-Хамиде мне пришлось надолго прервать свое путешествие, и я перечитала все книги, какие брала с собой.

— На почему же в Алеппо вы не купили ни одной книги? Нет, я вижу, что вам нравится сидеть просто так и смотреть в окно на горы. Хотя, должна сказать, вы их даже не замечаете. Вы смотрите на что-то такое, что видите только вы сами. Я права? Наверное, вы охвачены сильными переживаниями или уже перенесли их. Возможно, вы сильно тоскуете? Или, наоборот, очень счастливы?

Джоанна нахмурила брови и не торопилась с ответом.

Некоторое время Саша ожидала, глядя на нее, и наконец улыбнулась.

— О, вы настоящая англичанка! Мой вопрос показался вам крайне бестактным, да? Не отрицайте, я вижу. А ведь для русских это вполне естественно. Забавно, не правда ли? Вы не ощутили бы ни малейшей неловкости, если бы я спросила вас о том, где вы были, в каких отелях останавливались, что видели, есть ли у вас дети, чем они занимаются, давно ли вы путешествуете и знаете ли вы хорошего куафёра в Лондоне. Вы бы с удовольствием ответили на все эта вопросы. Но если я спросу вас о чем-нибудь, что имеет отношение к душе, например, часто ли вы тоскуете, верен ли вам ваш муж, часто ли вы спите с мужчинами, какие у вас были самые сильные жизненные впечатления, любите ли вы Бога, — вас тут же охватит чувство неловкости, вы нахмуритесь и постараетесь уйти от ответа. А между прочим, эти вопросы — самые главные для человека и самые интересные, nicht wahr?[3]

— Вы, как я вижу, несмотря на свой космополитический вид и манеры, полностью сохранили в себе характер своей нации, — улыбнулась Джоанна.

— О, да! У вас, в Англии, даже представить нельзя, чтобы молодую, недавно вышедшую замуж женщину спросили, ждет ли она ребенка. Тем более такого вопроса у вас не услышишь за столом во время ленча. Такой вопрос у вас задают с глазу на глаз, понизив голос, а то и шепотом и на ухо. Хотя, если ребенок уже появился на свет, вы преспокойно спрашиваете во весь голос и где угодно, и за столом, и в театре: «Как себя чувствует ваша крошка?»

— Да, но ведь это в самом деле весьма интимный вопрос, не так ли? — возразила Джоанна.

— Нет, я так не думаю. Недавно в Венгрии я встретила свою подругу, с которой не виделась несколько лет. «Мицци, — сказала я ей, — ты замужем вот уже не один год, но у тебя до сих пор нет ребенка. Почему?» И, что вы думаете она мне ответила? Она сказала, что сама не знает! Она сказала, что вот уже пять лет как они с мужем усердно трудятся в постели, не жалея сил и времени. Они так устали, они просто истощили себя! Но ребенок так и не получается. «Что же мне делать?» — спросила она. И тогда — а мы сидели за столом в окружении множества друзей и завтракали, — так вот, и тогда каждый стал делиться с нею советами. Да, представьте себе! И, должна заметить, многие из этих советов, на мой взгляд, оказались весьма практичными. Как бы то ни было, но Мицци сказала, что обязательно перепробует все, что ей насоветовали. Может быть, из этого что-нибудь и получится.