Единорог и три короны - Альма-Мари Валери

Робко выглянув из-за зеленой листвы, она окликнула виконта, который стоял чуть поодаль, повернувшись спиной, и попросила помочь ей. Тот поспешно подбежал, на секунду заколебался, а затем стал расшнуровывать корсаж. Пальцы у него подрагивали, он старался не думать о бархатной коже, к которой временами прикасался. Слыша его учащенное дыхание, Камилла понимала, как он взволнован, но это ее ничуть не пугало. Конечно, Ландрупсен не из тех, кто поступил бы бесчестно с доверившейся ему девушкой!

Наконец ей удалось избавиться от своих обременительных юбок, а мундир она уже натянула сама. Форма была великовата, однако в первые дни это большого значения не имело.

Выйдя из кустов, она одарила датчанина сияющей улыбкой:

— Сударь, я горжусь знакомством с таким безупречным дворянином, как вы. Мы скоро станем друзьями, уверена в этом.

Молодой человек не решился сказать, что надеется на большее, нежели просто дружба. Он и так испытал слишком много волнений за один день!

Они направились в казарму. Виконт шел чуть впереди, показывая девушке дорогу в фехтовальный зал. Если она просто посмеялась над ним, то это сразу же выяснится. И он был готов нести полную ответственность за последствия.

26

Филипп считал, что избавился от Камиллы по крайней мере на несколько дней. Небрежно прислонившись к обшитой дубовыми панелями стене, он беседовал с двумя сослуживцами и, судя по всему, пребывал в отличном расположении духа. Время от времени он поглядывал на шестерых фехтовальщиков с видом человека, привыкшего наблюдать за схватками лучших мастеров клинка. Каждый выпад сопровождался громким возгласом, заглушавшим разговоры — в зале находилось много офицеров, которые пришли сюда потренироваться и поболтать.

Внезапно наступила оглушительная тишина. Все головы повернулись к двери, и на всех лицах выразилось крайнее изумление. Шевалье д’Амбремон также взглянул туда, и с губ его едва не сорвалось проклятие — на пороге стояла Камилла в форменном мундире!

Она держалась очень прямо и выглядела необыкновенно хрупкой, однако в ней не чувствовалось никакого смятения или растерянности. Она спокойно изучала убранство зала и офицеров, а за спиной ее переминался с ноги на ногу явно встревоженный виконт Ландрупсен — очевидно, именно ему девушка и была обязана своим мундиром!

Филипп быстро направился к ней, и она на секунду испугалась, увидев, какой злобой полыхают его черные глаза. Но он заговорил ровным тоном, с преувеличенной вежливостью:

— Входите же, мадемуазель де Бассампьер, я должен представить вас личному составу батальона. Господа, приказом его величества в нашу часть назначена офицером вот эта молодая особа. Разумеется, нам непривычно иметь в своих рядах женщину, но такова воля короля, и я надеюсь, что вы окажете Камилле де Бассампьер подобающий прием.

Это известие произвело эффект разорвавшейся бомбы. Дворяне, все ближе подходившие к дверям, в безмолвии выстроились полукругом, не сводя глаз с девушки.

Первым подошел к ней, чтобы поздравить, Микаэль де Ландрупсен. Датчанин внутренне ликовал — Камилла не солгала ему! Следуя его примеру, еще несколько молодых офицеров обратились к незнакомке с дружеским словом. Камилла прочла в их глазах любопытство, смешанное с восхищением. Их явно ослепила ее потрясающая красота, и они сочли, что присутствие женщины в батальоне сулит им в будущем приятные минуты.

Все остальные выжидали. Привыкнув подчиняться королю без рассуждений, они все же не могли скрыть удивления — подобное решение казалось им противоестественным. Один из офицеров вышел из зала, не сказав ни слова и не пытаясь скрыть своего недовольства. Другие повернулись к Филиппу, чтобы громко выразить свое возмущение; особенно негодовал тот, что был постарше:

— Если это шутка, д’Амбремон, то я не считаю ее удачной! Нельзя играть честью нашего батальона.

— Это не игра, Виллерман, повторяю, такова воля короля, — холодно ответил шевалье.

— Король просто потерял голову! Подсунуть нам женщину! Что же он еще от нас потребует? Может, заставит пряжу ткать?

— Придержите язык, маркиз, вы перешли все границы, оскорбляя своего суверена!

— Это он оскорбил нас, навязав женщину! Мы солдаты, черт побери, и поступили на службу, чтобы сражаться!

— Она тоже, — нехотя промолвил Филипп.

Он проклинал в душе офицера, который вынудил его стать на защиту мерзкой девицы. Но тут в разговор вмешалась Камилла.

— Позвольте мне самой решить эту проблему, шевалье, — отчетливо произнесла она. — И, повернувшись к маркизу де Виллерман у, спросила: — Что именно вас не устраивает во мне, сударь? То, что я женщина, или то, что я не умею владеть оружием?

— И то и другое!

— Что касается моего пола, то здесь я бессильна, а вот в отношении военного искусства могу немедленно доказать, что вы заблуждаетесь.

Дворянин насмешливо осклабился:

— В довершение всего нам подсунули хвастунью!

— Если вы еще раз позволите себе оскорбить меня, я вызову вас на дуэль.

— Дуэли строжайше запрещены, — сухо сообщил Филипп. — Наши шпаги служат монарху, а не уязвленному самолюбию.

— В таком случае мы можем сразиться по-дружески, как это происходит во время тренировки, — не сдавалась Камилла.

— Чтобы я скрестил с вами шпагу? Никогда! Никто не заставит меня участвовать в вашем шутовском маскараде! — прорычал Виллерман.

— Неужели вы боитесь?

— Боюсь? Уж не вас ли?

— Вы боитесь скрестить со мной шпагу, все присутствующие могут засвидетельствовать это.

— Я не фехтую с женщинами.

— Тогда я скажу, что вы трус, сударь!

Маркиз вскинул голову, как если бы ему залепили пощечину. А Камилла выхватила шпагу, готовясь к схватке. Офицер бросился на нее, совершенно не помышляя о защите, и девушка в мгновение ока разоружила его, выбив рапиру из рук.

— Разрешаю вам поднять шпагу, — сказала юная фехтовальщица, не спуская с противника глаз.

Задетый за живое Виллерман вновь устремился в атаку, торопясь покончить с неприятным делом, но стараясь более не совершать опрометчивых выпадов. Тем временем девушка отражала каждый его удар и тут же наносила ответный.

— Сударь, если бы это был не тренировочный бой, вам пришлось бы проститься с жизнью. Я могла бы проткнуть вас несколько раз, признайтесь! — бросила Камилла.

Однако маркиз не желал уступать и продолжал с ожесточением нападать. Тогда Камилла, проявив изумительную ловкость, срезала одну за другой все пуговицы с его мундира. Зрители, которые уже давно начали посмеиваться, разразились оглушительным хохотом. Офицеры в большинстве своем были тонкими ценителями фехтовального искусства, а потому не могли не оценить мастерство Камиллы и следили за этой странной дуэлью с очевидным удовольствием.