Тень луны - Александр Трапезников

— Поехали, — просто сказал он. — Я жду тебя внизу, в машине.

Мила вдруг вспомнила что-то. И вновь на ее губах заиграла лукавая улыбка.

— Но сначала… сначала я тебя кое с кем познакомлю. Пошли!

Она повела его за собой и они очутились в огромной кухне. Все-таки это была необычная квартира — и по размерам, и по встречающимся здесь людям. Мимо них прошмыгнули два официанта с горячими блюдами на подносах, а возле плиты остался колдовать плотный коренастый мужчина с брюшком и выдающимся носом. Игорь узнал его, поскольку видел совсем недавно. На Цветном Бульваре. Только тогда у него под этим «выдающимся» кавказским носом были еще и усы. И называл он себя Гиви, а не Отар, как представила его Мила.

Этим же вечером в правительственном лимузине, мчавшемся по Рублевскому шоссе, состоялось маленькое производственное совещание. Спереди и сзади шли две машины сопровождения, сам лимузин принадлежал Марку Лозовскому, в салоне находилось еще два пассажира — Аршилов и Споров, шофера отделяло звуконепроницаемое стекло. И все равно Споров говорил несколько иносказательно, обращаясь преимущественно к Аршилову, а Лозовский часто-часто кивал головой и многократно повторял: «да-да-да-да».

— …многоступенчатая операция, — продолжал полковник ФСБ. — Накануне Марк Анатольевич выступит с сенсационным разоблачением: будто бы в недрах нашей конторы на него готовилось покушение. Мой Леонид и другие ребята подтвердят. Бросим горсть жареных орехов. Отводим этим возможные подозрения и бьем по нашим шефам, чтобы не дергались. В конце концов, обоим им пора в отставку.

— Да-да-да-да, — подтвердил Лозовский, промокая платочком лоб, хотя в салоне работал кондиционер. Аршилов холодно смотрел на него, почти не мигая.

— Далее. В день «Х» некая известная дама приезжает в Питер. Мы взяли в разработку одного криминального фигуранта, назовем его «Игрек». Пойдет как подстава, уломаем. Ежели нет — есть замена. Тут важен именно криминальный интерес — деньги. Цепочка: друг — бизнесмен, он же посредник — и авторитет со своим киллером. Все потом пропадут. Это уже моя забота. Твоя, Алексей Викторович, расставить своих людей в Питере, чтобы никто не вмешался. Не нужны нам лишние жертвы, верно?

— Да-да-да-да.

— О деталях говорить пока еще рано. Не все фигуры притерлись, не каждое колесико крутится. Но в ближайшее время.

— А кто у тебя этот «Игрек»? — спросил Аршилов, переводя взгляд с Лозовского на Спорова.

— Потом скажу, — отозвался тот. — Тебе он известен. Легче будет, в случае чего, брать. А вот ответьте-ка мне, Марк Анатольевич — я не очень силен в подобных вопросах — что, нельзя было уж никак избежать этого «де-фолта»?

— Ну что вы! Как можно! — закивал головой Лозовский. — Так надо. Так положено. Это необходимо. Это просчитано.

Глядеть на улыбающегося, кивающего, одновременно и властного и заискивающего Лозовского было до того противно, что генерал Аршилов подумал: «А вот интересно было бы достать сейчас пистолет и всадить в него всю обойму. Может быть, со временем так и придется сделать». И он улыбнулся олигарху. Лимузин мягко мчался вперед, луна почти не поспевала за ним, а в салоне не ощущалось никакого движения, только постоянно слышалось торопливо-заискивающее «да-да-да-да», напоминающее постукивание зубов.

Роман Корочкин, спавший сейчас возле батареи, за шторой, которая позже сорвалась и укрыла его шуршащим шелком, как водится, обманул Кононова — в действительности его статья о «русском разбойнике», с элементами имперского национального мышления и неким христианским противостоянием вселенскому злу, — была написана еще несколько дней назад. И написана именно в том русле, о чем с ним толковал Игорь. Журналист постарался отойти от привычных газетных штампов; на сей раз он никого не стравливал, просто объяснил причины возникновения «этой чисто русской разновидности преступности», которая исходит из законов справедливого возмездия и будущего мироустройства России. Статья, названная коротко и ясно — «Предтеча русского бунта», ему явно удалась и наверняка читатели о многом бы задумались, заглянули в себя — что там зреет? — почему? — кто подталкивает их к сиюминутным и постоянным «разборкам»? — и кого надо в том винить? — и многое другое, но в набор опус Корочкина не пошел. Более того, Бенедиктов, прочитав материал, чуть не откусил черенок собственной трубки. Постоянно спокойный, тут он разошелся не на шутку, кричал, топал ножками, тряс кулаком перед скисшим лицом Романа.

— Дурак ты что ли? Или нажрался? — напирал Бенедиктов. — Ты зубробизон, акула в журналистике, тебе ли объяснять азбучные истины? Захотелось поиграться в солдатики? Отправим на фронт. Кретин. Ну че ты пишешь? Какое сопротивление, какая общенациональная идея, какие русские? Где ты их видел? Стадо это, что ли, халявщиков? Выгляни в окно. Сербов сейчас отбомбят, Россия — на очереди. Сгинь с глаз. Неси к Проханову, в «Завтра». Там тебя примут. Кончилось тут все, в России. Нету. И не будет.

Понурый Корочкин лишь вначале вяло поспорил, но сопротивляться не стал. Сделал так, как и посоветовал Бенедиктов. И уснул позже возле батареи со спокойной совестью. А на роскошной кухне в это время Мила Гринева знакомила Игоря Кононова со своим бывшим супругом. Она веселилась:

— Вот не поверишь, до сих пор не могу выговорить его фамилию! Мголи… мбола-блиш… Швили! Хорошо, что я не поменяла паспорт.

— Мголаблишвили, — скупо бросил Отар, сунув руку Игорю и искоса поглядывая на него Он был занят делом: готовил чохахбили.

— У нас отличные отношения, — продолжала Людмила. — Чисто европейские: лучшие друзья — это разведенные супруги. Главное, нам теперь больше нечего делить, я не лезу в его жизнь, он — в мою. А когда надо помочь — всегда приходит. А кто лучше него угостит чахохбили?

— Да и дешевле, чем пригласить повара из «Арагви»! — усмехнулся Отар. — Мила, шла бы ты отсюда, нам поговорить надо.

— Да? — удивилась Гринева. — А о чем?

Тут только она сообразила, что оба мужчины как-то странно на нее смотрят. И на друг друга тоже. И до нее стало кое-что доходить. Она взяла со стола нож, так и пошла с ним к двери.

— А то еще прирежете друг друга на моих именинах! — пояснила она, мило улыбнувшись. И скрылась в коридоре.

— Чем я буду разделывать мясо? — возмутился Отар. — Чертовка. Садись, Игорь, чего стоишь? Конечно я тебя узнал. Хмурый.

— Да и я тоже, — ответил Кононов. — Только не думал, что бывший супруг — это муровский сыщик, ты.

— Сколько раз ты мне переходил дорогу? Просто любопытно. Нет, даже забавно. Надо вспомнить. Мила, конечно, не в счет. Тут другое. Да у меня и жена новая. И все равно. Кто бы мог подумать? Ты и Людмила. Что мне плакать или смеяться?

— Лучше выпить, — предложил Игорь.

— Согласен.

Отар нырнул под стол и вытащил фляжку.

— Чача. Настоящая, — произнес он. — Я знаю, ты не пьешь крепких напитков, но — за очное знакомство, думаю…

— Конечно. А рентгеновских снимков в моем деле нет?

— Все есть. Я даже знаю, что у тебя в голове, — Отар разлил чачу по стаканам. — Потому и не шибко злюсь. Нет, правда. Мы ведь с тобой практически одно дело делаем. И оба из-за ширм. Только у меня погоны, а у тебя — нет.

— Может, нацеплю какие-нибудь, — усмехнулся Игорь. — Чем черт не шутит.

Они подняли стаканы, в нос ударил сладковато-тяжелый запах самодельной водки, а когда залпом выпили — вниз по горлу к груди потекла теплота, растекаясь по каждой жилке.

— Хорошая штука! — произнес Мголаблишвили. — А сколько людей из-за всякой дряни гибнет! Из-за дури этой, будь она проклята. А ведь я того старикашку на скамейке сразу приметил. Твой, что ли, был?

— Не понимаю о чем ты, — ответил Игорь. Потом добавил: — Негров-то с товаром повязали?

— Если бы! — вздохнул Отар. — Пустые. А я знал, что мы когда-нибудь встретимся и поговорим по душам. И хорошо что не в следственном изоляторе.

— А там бы беседы и не вышло, — согласился Игорь.

Разразившийся в стране кризис не мог обойти стороной и криминальный мир, а поскольку даже по официальным данным в руках оргпреступности находилось до сорока процентов российской экономики, а косвенные связи затрагивали все девяносто, то тут-то и произошел самый мощный обвал. Кононов с конца августа и почти весь сентябрь ездил по стране, встречался с различными лидерами и авторитетами, и все в один голос говорили о беспредельной глупости государственной власти, которая поступила, как последний ушастый отморозок: она захотела отнять у населения все. Беспредел, иного слова не подберешь. Разорили источник своего же существования. Раздавались и более крепкие мнения:

— Эти «ломщики и кукольники», кинувшие народ, должны из собственного кремлевского общака ответить за базар. Все эти черномырдины, чубайсы, лозовские, немцовы, кохи и прочие.