Неопознанный ходячий объект - Татьяна Полякова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Сколько времени впустую потратили с его дурацким скелетом. И на обед опоздали… Я взглянула на часы, что верно, то верно.
— Вот что, — внезапно остановилась я, так как в голову мне пришла одна мысль. — Позвони своему приятелю, пока связь есть. И узнай, что он смог накопать. А еще сообщи номера машин, на которых сюда приехали отдыхающие, пусть проверит.
— С чего это вдруг? — насторожилась она. — То есть почему вдруг такая спешка?
— У меня было две версии, — принялась пояснять я, зная Женькин безотвязный характер. — Первая версия: некто свихнулся на чертовщине и творит свои черные дела. Основной подозреваемый — Горемыкин. Теперь я почти уверена, он просто чудак и скорее всего мухи не обидит, не говоря уже об убийстве.
Значит, остается вторая версия: все происходящее каким-то образом завязано на острове, точнее, на том, что там находится. И здесь подозреваемых пруд пруди, но самый подозрительный — писатель, которого неудержимо тянет на болото. И твоего Валеру, между прочим, тоже.
— Почему моего? Кстати, не такой уж он и блондин. Волосы у него скорее русые, а русый и есть русый, при чем здесь блондин? Ты как считаешь?
— Так же. Звони. — Я протянула Женьке телефон, она поспешно набрала номер, произнесла слова приветствия и вскоре начала гневаться. Разговор вышел эмоциональным, хоть и занял не более двух минут.
— Вот гад, — в досаде сообщила Женька, — у него, видите ли, времени не было. Ну, ладно… Теперь у него со временем будет полный порядок, об этом я позабочусь.
— Когда ему можно позвонить?
— Завтра.
— А завтра он порадует нас сведениями?
— Если нет, то лучше ему скоропостижно скончаться.
Зная' Женьку, я была согласна: в самом деле лучше.
Мы ускорили шаг и минут через десять уже входили в калитку. Сразу стало ясно: в пансионате что-то происходит. С веранды доносились возбужденные голоса, я заметила Колю и Василия, устроившихся на ступеньках, а затем и остальных обитателей. Тут выяснилось, что об обеде забыли не только мы, но и гостеприимная Мария Павловна. И тому было две причины: первая — появление у нас участкового, вторая — обнаружение второй руки, то есть кисти. Она лежала в тряпочке на подоконнике вместе с первой. Заметив нас, подошел Валера и шепнул:
— Степаныч смылся.
— Что? — растерялась я.
— Ушел к себе вздремнуть, собрал вещички и сбежал.
— Думаете, он…
— Это вон ему думать надо, — ткнул Валера пальцем в пожилого мужчину в милицейской форме, который, сидя в плетеном кресле, обливался потом, с тоской глядя на пеструю тряпку на подоконнике.
— Как нашли вторую руку? — шепотом спросила я.
— Решили прочесать все в округе, и Коля нашел ее под кустом совсем недалеко от ограды пансионата, в рюкзаке.
— Место показать сможете? — быстро спросила я.
— Конечно, — поднял брови Валера и тут же спросил:
— А зачем вам?
— Интересно. Мы же журналисты.
— Я думал, вы Кукуя ловите.
— Кукуй нас тоже интересует, — не стала я спорить. На этом разговор пришлось закончить, так как Мария Павловна, заметив нас, сказала:
— А вот и девочки. Василий Иванович, девочки пришли, журналистки из областного центра. Василий Иванович с трудом оторвался от лицезрения конечностей, завернутых в тряпку, и взглянул на нас.
— Здравствуйте, — дружно сказали мы.
— Здравствуйте, — без энтузиазма кивнул он.
Женька предъявила свое удостоверение, а я пошла в комнату за паспортами. Минут через десять, завершив процедуру знакомства, мы приступили к беседе. Василий Иванович задал нам стандартные вопросы, на которые мы вполне стандартно ответили, заранее договорившись с Женькой молчать о голове. Прежде всего до сих пор неясно, была она или нет, к тому же возникал вопрос: если мы видели голову, отчего же сразу не сообщили в милицию? И не отговоришься, что позвонить не могли, раз о наличии у нас телефона участковому известно доподлинно. О Горемыкине тоже умолчали, потому что скелет его — глупость страшная. А так как в милиции у нас особыми талантами не блещут, то сдуру вполне могут вплотную заняться Горемыкиным, что, безусловно, уведет следствие в сторону.
Разговор с участковым много времени не занял. Между тем к веранде подтянулись все жители деревни и теперь хмуро взирали на участкового. Тот упорно избегал взглядов и выглядел задумчивым. Милиция из района сюда не торопилась, вот и выходило, что отдуваться придется участковому, который гадал, что ему теперь делать с руками, а главное с жителями, которые требовали от власти ответа: что ж это такое творится?
Порыскав в толпе взглядом и в очередной раз не обнаружив Вову Татарина, я подошла к участковому и сообщила о его исчезновении. Василий Иванович оживился и попросил Зинаиду, жену Вовы, взглянуть на кисти. Зинаида долго собиралась с силами, но в конце концов взглянула и твердо заявила, что руки не мужнины, эти хоть и страшные, но чистые, а у мужа руки сроду чистыми не бывали, даже после бани под ногтями черно, к тому же на правой руке у Вовы отсутствовало два пальца, и это каждый знает, а здесь они на месте. Участковый слегка смутился, наверное, потому, что о Бовиных пальцах, точнее об их отсутствии, забыл и теперь чувствовал себя виноватым.
— Выходит, кто-то из чужих, — изрек Василий Иванович.
— Так чужих в деревне не было — загалдели бабки. — Кто был, все на месте.
Тут одна из женщин вспомнила, что Семен Кулибин, когда вчера вез ее в район, рассказывал, что накануне подвозил мужика до Фрязина и тот вышел у развилки и отправился в Липатове. Мужик городской, здоровый и с усами. Семен поинтересовался, к кому тот приехал, и получил ответ, что ни к кому, просто слышал, что места там заповедные и есть где остановиться. Семен подтвердил, что есть пансионат, который то работает, то нет и сейчас скорее всего не работает, потому что в Липатове ни моста, ни света, так что какой дурак туда поедет? Но мужик твердо вознамерился попасть в пансионат и пошел в сторону деревни, причем Семен решил, что места наши мужику знакомы, потому что дорогу он не спросил, а их, как известно, на развилке три, и если он пошел по той, что ведет к нам, значит, знал, куда идти. Василий Иванович выслушал, достал из своей папки листок бумаги и авторучку и все подробнейшим образом записал. В это время остальные гадали, куда делся мужик, если он шел в Липатове. Семен говорил, было это в девятом часу вечера, стало быть, еще светло и вряд ли мужик заблудился, но если в пансионат он не пришел, выходит, кто-то его по дороге убил и руки точно его.
Тут принялись гадать, кто убил, и не смогли найти ни одной подходящей кандидатуры. А главное, не могли ответить, зачем мужика убивать? Вряд ли денег у него много, раз решил отдыхать в такой глуши, да еще без телевизора, хотя бывает, что убьют за милу душу и вовсе без причины. Но с самого убийства Холмогорского бог миловал и было тихо. Люди пропадали, это да, спорить никто не будет, и если б этот пропал, то совсем бы не удивились, но отрубленные руки другое дело, и тут уж не просто убийство, а черт-те что, и как жить дальше, если оторваны от всего мира и никакой защиты?
Василий Иванович как мог пробовал успокоить граждан и обещал защиту, но ему мало кто поверил. Сошлись на том, что руки точно приезжего мужика и надо ждать милицию, чтоб нашли остальное, но и это сомнительно, раз вокруг болота.
Далее начались догадки, зачем кому-то понадобилось отрубать руки. Василий Иванович тяжко вздыхал, а я все это время наблюдала за писателем. Он сидел с совершенно непроницаемым лицом и к происходящему отнесся философски. Валера выглядел более заинтересованным и даже напомнил о поспешном отъезде Геннадия Степановича. Участкового это тоже заинтересовало, и он попросил у Марии Павловны его данные, при этом писатель недовольно поморщился. А я ломала голову: если ночной ГОСТЬ — Геннадий Степанович и у них какие-то неблаговидные дела с писателем, тогда его отъезд вполне понятен, но в этом случае очевидно, что к рукам он никакого отношения не имеет, раз сидел за столом рядом с нами и руки у него были целы.
Если же Геннадий Степанович сам по себе, а ночной гость, поговорив с писателем, здесь останавливаться не стал, тогда вполне возможно, что Семен в самом деле его подвозил (по времени подходит), а писатель с ним разделался и теперь сидит себе как ди в чем не бывало. Правдоподобнее казалась вторая версия, но было ясно: пока у нас с Женькой нет на руках никаких данных, мы с этим не разберемся. Я в очередной раз пожалела, что поссорилась с мужем. Роман Андреевич в два счета узнал бы все, что мне нужно. Впрочем, зная его характер, вполне логично предположить, что он спешно увез бы нас из Липатова, заявив, что не наше дело гонять чертей по болоту, а также ловить убийц. Убедить его в обратном — дело трудное.
Время между тем шло, милицейские чины не появлялись, народ притомился и начал расходиться, а Мария Павловна вспомнила, что сегодня не обедали.