Нашей юности полет - Александр Зиновьев

Человек умирал. Он хотел обдумать последние, самые важные мысли, хотел сосредоточиться на приближающемся мгновении смерти. Но ему мешал сосед по палате. Соседу осталось жить тоже немного. Человек это знал точно. Но Сосед был молод, не верил в свою смерть, не хотел умирать, боялся смерти. И потому он храбрился, болтал без умолку, острил, сыпал мрачными анекдотами. Человеку хотелось, чтобы Сосед умолк. Но он понимал его состояние, ему было жаль его, и он делал вид, что слушает его.

— Вот еще мощная хохма, — не унимался Сосед. — Врач спрашивает у родственников, не потел ли покойный перед смертью. «Потел», — ответили родственники. «Это хорошо», — сказал врач. Сосед хохочет (если это хохот), Человек усмехается: он как раз основательно потеет.

После ужина Сосед успокоился (врач раз пять повторил ему, что он еще сто лет проживет) и уснул. Человек не спал, он не хотел последние минуты жизни тратить на сон. И явился к нему Некто — тот, кого он отверг как атеист, но кого звал на помощь в трудные минуты жизни. Человек не захотел даже произнести про себя имя пришельца: он не из тех, кто отказывается от своих убеждений. Он отнесся к появлению Некто спокойно, как к приходу дежурного врача или медсестры.

— Что тебе нужно от меня? — спросил он Некто.

— Тебе осталось жить два часа, — сказал Некто. — Я хочу предложить тебе выбор: либо пережить твою жизнь снова точно в таком виде, как она прошла, либо исчезнуть навечно. Не спеши с ответом, подумай! У тебя целых два часа впереди. Если будут вопросы или сомнения, я здесь всегда рядом с тобой. Но помни, ровно через два часа ты должен сделать выбор. Думай!.

«Два часа, всего два часа, — думал Человек. — Завтра утром неугомонный, но все равно обреченный Сосед расскажет очередную хохму тому, кто займет его, Человека, место на койке. Что-нибудь такое: «От чего умер покойный?» — «От простуды». — «А, это не опасно».

Врет этот Некто, что может позволить прожить жизнь сначала. Ну а если не врет? Допустим, что не врет. Давай обдумаем спокойно, стоит ли жизнь того, чтобы ее повторять. Два часа — срок немалый. Тогда на фронте мы рассчитывали лишь на час.

Идея

— Ну как? — спросил мой новый собутыльник, которого я называю Писателем, ибо он на самом деле писатель.

— Здорово, — сказал я вполне искренне. — У меня есть предложение: вы описывайте куски жизни Человека, а я…

— А вы будете исполнять функции Бога, — сказал он.

— Нет, — сказал я, — мне больше подходят функции Дьявола. Богом будьте вы сами. И агитируйте Человека повторить жизнь. А я буду агитировать против. За жизнь мне агитировать трудно. Неубедительно получится.

— Мне тоже, — вздохнул Писатель.

Начало

Бог. Ну-с, молодой человек, с чего начнем?

Человек. Какой молодой! Я, как у нас говорят, ровесник Октября. Для страны немного. А для отдельного человека слишком много. Даже наши вожди считают такой возраст средним, а не молодым.

Бог. Я же пошутил!

Дьявол. Хорошенькие шутки! Человек на краю могилы, а он со своими дурацкими шутками! Хотите анекдот?

Человек. Не надо. Мне Сосед надоел со своими анекдотами. А какой анекдот? Раз уж заикнулся, давай!

Дьявол. «А что, — спрашивает врач, — покойный перед смертью потел?» — «Потел». — «Потел — это хорошо». Ха-ха-ха!

Человек. Старо! А такой вот слышали? «От чего умер покойный?» — «От гриппа». — «А, это не опасно». Ха-ха-ха!

Дьявол. Старо! А вот еще…

Бог. Послушайте, зачем мы собрались — слушать анекдоты с бородой или обсуждать проблему жизни?! Начнем!

Дьявол. Определим сначала понятие начала, как требует современная наука и формальная логика.

Бог. Начало жизни есть рождение.

Дьявол. Не могу согласиться, коллега. Начало — момент, когда человек осознает себя, когда рождается «я». Более того, момент, с которого он помнит себя как «я».

Бог. Но ему жить, а рождение не подвластно ему, и весь кусок жизни до того, что Вы считаете началом, из жизни не вычеркнешь.

Дьявол. Но ему принимать решение, а не нам. Неизвестно, будет он жить или нет. А решение он должен принять на основе того, что вспомнит.

Бог. Но человек может помнить многое из своей жизни еще до того, как осознал свое «я». Может многое помнить из рассказов других. Ваше начало неопределенно, а вы еще настаиваете на логике! Ему решать, будет он жить или нет. Но мне решать, с чего он начнет жить.

Дьявол. Слышишь? Прежде, чем ты осознаешь себя в качестве индивидуальности, тебе предстоит прожить большой кусок бессознательной жизни. Вот тебе первая неприятность! Кстати, когда ты начал осознавать свое «я»?

Человек. А что это такое?

Бог. Ха-ха-ха! Хорошенькое начало, если он сам вообще не знает, что это такое.

Дьявол. Ну, когда ты начал себя осознавать в качестве человека?

Человек. Никогда.

Дьявол. Не может быть!

Человек. А вы проживите мою жизнь, тогда сами увидите, что все может быть.

Бог. Ха-ха-ха! Ох, уморили! Начать с того, чего не было вообще!

Дьявол. По Гегелю ничто есть начало всего.

Бог. Может, и Маркса припомните? Начинаем с начала: с рождения! Материнская ласка…

Дьявол. Мокрые пеленки…

Человек. Мать говорила, что из-за голода у нее пропало молоко. Как я выжил, одному Богу известно…

Дьявол. Как он выжил?

Бог. Выжил — значит, надо было!

Человек. Вместо молока — пережеванный черный хлеб с солью. Да и хлеб-то пополам с мякиной. Мать говорила, я весь год кричал день и ночь: животик болел. Она спала не раздеваясь. Спала!.. Дремала около люльки… Нет, не хочу повторять это!

Дьявол. Что я говорю?! Все-таки моя диалектика тут вернее, чем ваша…

Бог. Если мне не изменяет память, это вы сами начали с логики.

Дьявол. Пусть так. Мы должны предоставить самому Человеку решать, что есть его жизнь.

Бог. Наша обязанность напомнить ему все то хорошее, что было в его жизни.

Дьявол. И плохое. А где критерии? Кто судьи? Назови мне любое хорошее явление, и я в нем найду плохую сторону. Вы уже убедились в этом на примере младенчества. А результат?

Бог. Мы должны стремиться к объективности.

Дьявол. Нонсенс! Жизнь есть по сути своей субъективность. Описать жизнь объективно — значит повторить ее. А мы как раз решаем, стоит ли ее повторять. Парадокс логически неразрешим.

Бог. Есть непреходящие, абсолютные ценности.

Дьявол. Но Человек оценивает их со своей преходящей, относительной позиции.

Бог. Ладно, пусть будет как в демократическом суде. Я буду представлять добро, вы — зло, а Человек будет судьей и вынесет приговор.

Дьявол. А почему, собственно говоря, вы выбрали именно этого индивида?

Бог. Он — ровесник Октября. Судя свою жизнь, он судит революцию и все то, что было после нее.

Дьявол. Скажите, когда вы узнали об Октябрьской революции?

Человек. Почувствовал еще в пеленках. Я же сказал уже, что весь год непрерывно плакал. В избе висел портрет Ленина. Но он висел рядом с иконами. Иконы мне нравились больше — красочные, сверкающие, лампады с огоньком. А узнал я об Октябре толком в школе. Мое обучение началось с лозунгов, с марксистских истин, с призывов и обещаний вождей.

Дьявол. Ничего не скажешь, удачный выбор. А что вы помните о прошлой, дореволюционной жизни?

Человек. Все.

Детство

Человек. Все мое детство прошло в условиях, когда доживалось все лучшее из прошлого и наживалось все худшее из будущего.

Дьявол. Вот и попробуй обойтись без диалектики! Детство вроде бы для всех есть детство. А тут!..

Бог. Обратимся к детству. Что бы там ни было, это — чудная пора. Человек уже ощущает себя цельной личностью, сохраняя беззаботность, чистую совесть…

Человек. Ха-ха-ха! Да вы были когда-нибудь сами ребенком?! О какой беззаботности вы толкуете? О какой чистой совести?.. Мы чуть становились на ноги, как должны были нянчиться с младшими и помогать в работе старшим. Между прочим, это — еще от старого строя осталось.

Бог. Не морочьте мне голову! Признайтесь честно! За грибами ходили? Ходили. Ягоды собирали? Собирали. В лапту играли? Играли. Морковку ели? Ели. В сене кувыркались? Кувыркались. В речке полоскались? Полоскались. Зайца видели? Видели. Так что же вам еще нужно?! Это разве не счастье?!

Человек. Счастье, конечно. Но много ли его было?! Мы пололи и поливали овощи, таскали воду, пилили и носили дрова, пасли овец и коров, убирали сено… Ягоды, между прочим, мы почти не ели — их сушили на зиму. И все время хотелось есть. А грязь! Посмотрели бы вы на наши руки и ноги! И бесконечный понос: мы ели всякую травку, что казалась съедобной. А гигиена! Бог мой, я чистые простыни и отдельный матрас познал только в армии.