Тайна заброшенной часовни - Ежи Брошкевич

— Почему это идиотскими? — сварливо сказал он.

Альберт улыбнулась с убийственной любезностью.

— Шутка просто отменная, — сказала она. — От-мен-на-я!

Пан Краличек поглядел на жену, потом на Катажину-Альберта и наконец грустно уставился на затянутое тучами небо.

— Да чего уж там! — вздохнул он. — Не получаются у меня отменные шутки, хоть ты тресни!

Этим заявлением он обезоружил ребят, а пани Краличек посмотрела на мужа с нескрываемой нежностью.

— Вечно ты влипаешь в дурацкие истории, дорогой мой толстячок, — печально сказала она. — А потом сам сгораешь от стыда.

— Ладно уж тебе. — Ендрусь сделал вид, что обиделся, но глаза у него стали как у побитой собаки. Неудивительно, что Ике сделалось его жаль.

— Так чем мы можем быть вам полезны? — повторила она и закусила губу, потому что в этот момент панна Эвита нежно улыбнулась Брошеку. Хорошо еще, что тот был увлечен разглядыванием своих кроссовок.

— Мы присли, — сказала панна Эвита, — полюбоваться пейзазиком, о котором напецатано в газете.

Пани Краличек вздохнула с тайным облегчением. Она знала, что стоит очаровательной панне Эвите открыть рот, как впечатление от неудачных острот ее супруга будет сглажено раз и навсегда.

— Да, да, — оживленно подхватила она. — Нам ужасно захотелось поглядеть на картину… но, поскольку в часовне, кажется, сидит этот… моторизованный Дон Кихот, мы решили попросить вас пойти с нами — одним как-то страшновато.

Влодек иронически поднял брови.

— А разве неотразимый пан Адольф, — он сознательно подчеркнул слово «неотразимый», — не интересуется искусством?

Панна Эвита слегка обиделась за жениха.

— Долецеком самим все интересуются, — заявила она. — А вообсце он все есце возится с машиной.

Пани Краличек со смехом объснила, что именно пан Адольф выгнал их из дома: он заканчивает починку автомобиля и нуждается в полном покое.

Весело посочувствовав бедному «Долецеку», ребята охотно согласились отправиться с незваными гостями в часовню. Пацулка, проявив несвойственную ему прыткость, пристроился к панне Эвите, несшей на руках Чаруся, а Ика с Альбертом побежали вперед, чтобы на всякий случай подготовить почву.

Когда компания проходила мимо сарая, оттуда вышел Толстый. На нем были явно узковатые ему брюки, тесная куртка и шерстяная шапочка на макушке, отчего выглядел он прост уморительно. Угрюмо посмотрев на веселые лица направлявшейся в часовню компании, он закрыл сарай на два засова, к каждому приладил по висячему замку и каждый замок запер на два оборота.

— Эй! — закричал он. — Постойте!

— Э? — спросил Пацулка.

Толстый подозрительно всех оглядел и, остановив свой взор на Влодеке, подошел прямо к нему.

— Я на один день уезжаю в город, — сказал он. — И… это… хотел спросить… можно вам оставить ключи?

— Что, что? — спросил Брошек.

А Влодек, разинув рот, уставился на Толстого.

— Чего это вы? — проворчал тот. — Оглохли?

Влодек мучительно старался сообразить, принимает ли их Толстый за идиотов или хочет втянуть в какую-то грязную историю. И вдруг почувствовал, что успевшая присоединиться к ним Ика сжала ему руку повыше локтя.

— Бери ключи, — прошептала она, многозначительно глядя на Брошека, который в свою очередь напряженно пытался что-нибудь прочесть на лице Пацулки.

— Конечно, — наконец сказал Влодек.

И, взяв у Толстого ключи, засунул их глубоко в карман.

— Ну и лады, — обрадовался Толстый, которому, вероятно, не было известно слово «спасибо». — Я ничего с собой не беру. А вы уж глядите в оба, чтобы в моих манатках никто не рылся. Там кое-что есть, — выразительно сказал он, пробормотал что-то вроде «мое почтение» и затопал вниз по тропинке.

Эвита не обратила на этот эпизод никакого внимания, зато супруги Краличек явно были удивлены.

— Странная личность, — задумчиво произнесла пани Краличек. — Кажется, я его знаю…

— Откуда ты можешь знать такого типа?! — возмутился пан Ендрусь.

Между тем на пороге часовни гостей уже ждал магистр Потомок. Вопреки ожиданиям, он был очень любезен, более того, обрадован и своей радости не скрывал. Каждый новый свидетель его открытия действовал на душу искусствоведа как бальзам, вызывая прилив бодрости и потоки красноречия.

Магистра просто терзала жажда славы, которую ему не часто доводилось утолять. И он без промедления приступил к пространной лекции. Вначале кратко и с должной скромностью рассказал историю выдающегося открытия, затем принялся перечислять достоинства картины. Трое мальчиков и пани Краличек слушали его с искренним, а пан Краличек с напускным интересом, панна Эвита же по своему обыкновению была всецело поглощена собой и своим Чарусем.

А девочки тем временем покинули часовню. Альберт подмигнула Ике, дав понять, что хочет ей кое-что сообщить. Улучив момент, когда магистр Потомок начал объяснять слушателям, что создатель картины находился под влиянием так называемой новосондецкой, они незаметно выскользнули наружу.

— В чем дело? — спросила Ика, когда они вышли из часовни.

Альберт заговорила очень серьезно, хотя вопрос, который она задала, серьезным назвать было трудно.

— Что ты можешь сказать относительно этой красотки Эвиты? — спросила она.

— Фи! — поморщилась Ика. — Более интересной темы ты не могла найти?

— Отвечай на вопрос.

Ика поняла, что Альберт хочет узнать ее мнение не из праздного любопытства и не из-за желания посплетничать.

— Ну что ж, — пробормотала она. — Лицо торжествующего ангела, фигура Мисс Вселенной, голос утенка Дональда, умственное развитие на уровне головастика, а внутренний мир не сложней, чем у амебы.

Альберт не сумела сдержать довольной улыбки, подобной той, какие в сходных обстоятельствах частенько появляются на лицах представительниц прекрасного пола.

— Совершенно с тобой согласна! — с энтузиазмом воскликнула она.

— Можно еще добавить, что тряпки она покупает исключительно в комиссионках, и это тоже определенным образом ее характеризует.

— Верно, — согласилась Альберт. — А теперь второй вопрос: что можно сказать о мужчине, который собирается жениться на такой особе?

— Гм, — задумалась Ика. — Знаешь, — сказала она, поразмыслив, — недаром говорят: любовь слепа и так далее. Достойнейшие люди… я где-то читала… иногда без памяти влюбляются в круглых идиоток.

— Думаешь? — протянула Альберт.

— Погоди, не перебивай, — фыркнула Ика. — Я еще не кончила. Так вот, по-моему, любовь неотразимого пана Адольфа к особе по имени Эвита вовсе не слепа. Она глуха. Понимаешь? Ему приятно смотреть на свою невесту… что, кстати, не так уж и удивительно. Эвита и вправду классная чувиха.

— Что верно, то верно, — прошептала Альберт.

— А к звукам «Долецек» равнодушен, — убежденно продолжала Ика. — Он просто не слышит, что она говорит. И как. Вот такая это любовь.

— Ты уверена?

— Абсолютно. Только… что будет дальше? — задумалась Ика. — Что будет, когда пролетят годы, Эвиточке стукнет пятьдесят, и от красоты останутся только альбомы с фотографиями? О Бозе! — воскликнула она, неумело подражая Эвите. — Долецек поцувствует себя глубоко несчастным!

— Тихо! — вдруг перебила ее Альберт. И не только перебила, но и довольно сильно ущипнула. — Ика даже онемела от возмущения.

И в самое время.

Потому что к ним приближался сам пан Адольф. Да, да, пан Адольф, притом совершенно преобразившийся: умытый, элегантный, улыбающийся, излучающий неотразимое очарование.

— Привет! — произнес он бархатным баритоном. — Приветствую вас, прелестные дамы! Наконец-то я победил этот поганый драндулет! Одолел злобную силу неодушевленного предмета! Справился с этим мерзким… как утверждает панна Кася… пустяком!

При виде пана Адольфа невозможно было удержаться от ответной улыбки. Поэтому девочки улыбнулись и позравили его с победой, а он, как истинный триумфатор, стремительно ворвался в часовню.

— Эвита, Зося, Ендрусь! Я починил машину! Завтра можем отправляться в путь. А сегодня, Ендрусь, приглашаю тебя выпить пивка в честь победы!

— Послушайте, — прервал его магистр Потомок с таким возмущением и угрозой в голосе, что пан Адольф сразу понял, какую совершил бестактность.

— Прошу прощения, — с достоинством произнес он.

— Как вам не стыдно? — печально сказал магистр. — Я рассказываю о поразительном открытии, демонстрирую произведение искусства необычайной ценности… а выо чем? О какой-то машине! О каком-то пиве!

— Прошу прощения, — повторил пан Адольф.

И, чтобы окончательно умилостивить магистра, подошел к картине и бегло ее осмотрел. Лицо его при этом осталось совершенно равнодушным. Он даже легонько пожал плечами.