Побочный эффект - Татьяна Туринская

Именинница дежурно чмокнула тетю Ларису в щечку в благодарность за подаренный симпатичный джемпер, и после недолгого застолья умотала с подругами на дискотеку. Родители сидели допоздна, сокрушаясь по поводу преждевременной кончины свахи. Об Ирине не было произнесено ни словечка: эта тема в их доме табу.

Ларочка радостно щебетала, подкладывала гостям салатики, суетилась. Делала это намеренно утрированно, демонстрируя, что от отсутствия предательницы семья не пострадала — и без нее найдется, кому позаботиться об осиротевших дочери и муже. С нетерпением ждала, когда же, наконец, старичье умотает домой. И тогда…

Именно сегодня все должно произойти! Недаром же она старательно подливала водочки Сергею. Она давно все спланировала. Именно сегодня все решится. Он должен будет признать, попросту обязан, что без Ларочки ему никуда.

Словно прочитав ее мысли, старики засобирались. Потоптались в коридоре, в который раз желая сыну спокойной ночи, да и отбыли, наконец, восвояси.

Ларочка картинно плюхнулась на стул:

— Фу, устала! Давай, Сережик, выпьем, а то я ни поесть как следует не успела, ни выпить. Теперь уж можно расслабиться.

Тот не возражал. Налил в две рюмки водки. Не дожидаясь красивых тостов, буднично пожелал:

— Будь, — и выпил, даже не чокнувшись.

Ларочка обиделась, но виду не подала. Ничего-ничего, покочевряжься еще немножко. Все равно тебе деваться некуда — как в старой-престарой песенке: 'Никуда не денешься, влюбишься и женишься, все равно ты будешь мой!'

— Давай, что ли, музычку включим, потанцуем? А то сидим с тобой, как пенсионеры.

В ответ на ее предложение Русаков демонстративно потянулся к пульту телевизора, включил какую-то аналитическую чепуху:

— Не хочу. Устал.

Кочевряжимся? Сколько ж можно? Ларочка тебе и так три с половиной месяца на раскачку дала. Не пора ли, дружок, делом заняться?

— Бедненький, совсем измотался на работе. Давай-ка я тебе массажик сделаю — здорово помогает, расслабляет.

Не дожидаясь согласия, встала позади него, и давай наминать холку:

— Я в массаже толк знаю. У меня рука набитая. Я ведь маму столько лет выхаживаю, каждый вечер массирую, чтобы пролежней не было.

Он не ответил, но голову опустил, предоставляя Ларискиным рукам поле для деятельности.

Вот и умница, одобрила она про себя. В благодарность за послушание то мяла, то ласково поглаживала мощную его шею. На одном месте не топталась: ей должна принадлежать не только шея, он нужен ей весь! От шеи спустилась ниже, добралась до плеч. Дальнейший путь затруднял жесткий ворот сорочки.

— Сними рубашку, — сказала она как можно безразличнее — не спугнуть бы. Мужик, а ведет себя аки девочка нецелованная. — Через ткань сложно работать, вся сила пальцев в нее уходит.

План сработал: Сергей послушно снял рубашку. Ларочка усыпила его бдительность. Или, может, не просто усыпила — а разбудила его, как мужика? Дошло до него, наконец, что перед ним женщина. Женщина, которая не просит, а вполне достойна его внимания. А главное — которой достоин он сам.

Она старательно массировала, вкладывая в руки все свои чувства. Так, чтоб до него дошло, наконец, чего от него хотят.

Видимо, переборщила: Сергей дернулся от очередного движения. Ларочка тут же ослабила давление и теперь не столько массировала, сколько гладила. Иногда, словно невзначай, руки ее скользили вниз, делали несколько ласковых поглаживаний в самом низу спины, потом, словно опомнившись, возвращались к плечам. В другой раз будто соскальзывали нечаянно от шеи к груди, и тогда она прижималась к его спине и замирала так на несколько сладких мгновений.

Она умела выжидать. Ее терпение будет оправдано уже очень скоро. И тогда — триумф! Ларочка будет радоваться, а Ирка умоется слезами. И наступит в мире справедливость.

Сергей закрыл глаза и, кажется, забылся. Усталость, сытный ужин, алкоголь. Да и руки Ларискины действовали усыпляюще. Он уже забыл, что это Ларискины руки. Казалось, что там, позади, стоит Ирина. Это она прижимается грудью к его спине, это ее руки ласкают его живот. Ее губы нежно щекочут шею.

И так ему было хорошо, так уютно под ее нежными руками, что он все глубже погружался в грезу, словно проваливался в гипнотический сон. Ира, Иришка… Почему мы так давно не делали это? Ничего, мы сейчас все исправим, мы сейчас нагоним все, что упустили.

Руки уже потянулись за спину, обхватили ноги той, что требовала от него любви. Запутались в ткани, пытаясь найти вход туда. Туда, где…

Обман! Это не те ноги! Его любимые ноги гладенькие, шелковистые. А эти жилистые, маслатые. И короткие. Чужие.

Внезапно он все вспомнил. Очнулся, вскочил резко:

— Ты! Ты… Ты что? Что ты задумала?

— Ничего, Сереженька, что с тобой? Успокойся, все нормально. Я просто делала тебе массаж.

— Массаж? Да ты меня чуть не изнасиловала!

Она улыбалась. Мерзко, даже не пытаясь прикрыть фальшь:

— Что ты, милый! И в мыслях не было. Это всего лишь массаж. А если тебе чего-то захотелось, тут уж не моя вина.

Русаков хотел обойти ее, спрятаться в спальне. Нет, она поймет это как приглашение. В ванную. Точно — там и закрыться можно.

Но Лариски снова было слишком много. Ее буквально невозможно было обойти: куда бы он ни повернулся — всюду была Лариска. Он от нее, она к нему. Оставался один путь — назад. И он вынужденно отходил шаг за шагом.

А Лариска наседала:

— Ты четыре месяца один. Кто ж такое выдержит? Ничего, Серенький. Я тебя не осуждаю. Мы взрослые люди, к тому же не чужие. В этом нет ничего постыдного, поверь мне. Я же вижу, как ты этого хочешь…

Ему уже отступать некуда — спиной уткнулся в стену. Лариска воспользовалась этим: приблизилась вплотную, зашептала прерывисто:

— Я чувствую это даже через ткань брюк… Не стесняйся, Серенький, меня не надо стесняться. Ты можешь сделать это со мной. Я никому не скажу. Я хочу тебе помочь. Я — твоя скорая помощь, я всегда буду рядом…

Настойчивые руки уже расстегивали его брюки. Отступать некуда — сзади стена, впереди Лариска. И ее руки, наглые вездесущие руки…

— Прекрати! — истерически заорал Сергей. Мужика такой крик не красит, но сейчас ему было наплевать на это. — Немедленно прекрати!

Резко оттолкнул Лариску — та едва не упала. Жаль, что не упала. В эту минуту ему действительно было жаль.

Он вернулся к стулу. Застегнул молнию, потуже затянул ремень.

— Прекрати, слышишь? Прекрати, — повторил тише, все еще не придя в себя от пережитого шока. Ничего себе — едва с Лариской не переспал!

— Да что с тобой, Сережа? — закудахтала та, останавливаясь перед ним столбом.