Допрос с пристрастием - Данил Корецкий

— Давайте выпьем за нашего друга и коллегу майора Арсеньева! — неожиданно предложил он. — С его помощью мы реализовали разработку банды Великана. И произведем еще много реализаций!

Когда все выпили, Лис обнял майора за плечи и отвел в сторону. Тот был заметно удивлен.

— Мне надо поставить простушку в несколько квартир, — сказал Лис.

— Поставим, Филипп Михайлович! — улыбаясь, кивнул майор. — Сегодня отдохнем и поставим.

— Только так, чтобы никто не знал, — продолжал Лис, отводя его все дальше и дальше.

Кругом танцевали разгоряченные пары. Какой-то участковый забрался на стул, поднял мокрый стакан и что-то говорил. Наверное, тост. Но ничего слышно не было. Да и Лису приходилось кричать прямо в ухо майора. От него пахло тонким одеколоном.

— Чтобы только я и ты. Больше никто!

— Да конечно! Только зачем сейчас об этом? Праздник ведь? Завтра и поговорим!

Но Лис уже подвел Арсеньева к столам отдела ОТП, и в майора сразу же вцепились несколько рук.

— Ну, где вы ходите, Александр Алексеевич! Давайте за нас, за ментов!

Лису тоже всунули в руку стакан, и он выпил, не чувствуя вкуса водки. Это был верный знак, что пора «завязывать».

Поболтав немного с коллегами, Лис пошел через зал обратно. Его останавливали знакомые, кто-то жал руку ему, кому-то жал руку он, с кем-то обнимался, с кем-то выпивал…

Когда он вернулся к своему столику, почти все бутылки были пустыми. И стулья тоже. Музыка стала громче. Просканировав взглядом толпу, он нашел Сигаева, лихо пляшущего со своей девушкой. Потом увидел Смирнову, танцующую с Веревкиным из отдела кадров. А вот и Ребенок! С кем это она?! Слегка пошатываясь, Лис медленно пошел между парами, сокращая дистанцию. Это Волин. А ты еще откуда тут взялся? И почему увел жену без спросу? Нет, брат, я у тебя заберу Ребенка! Нам уже и домой пора! В приличный семейный дом!

Рука Волина скользнула по черному платью — с талии на ягодицу Незаметно описала круг, будто разглаживая незаметную складку… Люстры пыхнули черным светом. Лиса переклинило. Расталкивая танцующих, он бросился вперед, схватил Волина за плечо, рванул на себя, разворачивая, и с маху ударил в челюсть. Тот отлетел назад, несколько пар расступились, на одну он налетел, чуть не сбив с ног, и, наконец, опрокинулся на гладкий паркет.

Музыка смолкла. Народ расступился, и Лис оказался в центре круга. Сотни глаз буравили его со всех сторон. С удивлением, недоумением, растерянностью… Но он смотрел в глаза Ребенка. Она была заметно испугана. Волин зашевелился, сел, осторожно пощупал челюсть.

— Пойдем домой! — Лис взял Ребенка за тонкую руку и повел к двери.

Майор Арсеньев задумчиво погладил себя по скуле.

— А ведь и я чувствовал, что могу получить в морду… Только за что?

Осень все плотней накрывала Тиходонск опавшей листвой и мелким бисером нескончаемой мороси. В шесть часов было уже темно. Город будто завяз в промозглой сырости. Желтые пятна фонарей заштриховали густые тонкие линии дождя. С раскисших газонов на тротуары потекла грязь. Она чавкала под ногами и пачкала не только обувь, но и души коричневым осенним унынием. В такую погоду резко возрастает число самоубийств. Неимущие граждане, втянув голову в плечи и съежившись, спешили по домам. Но и в квартирах их ждала холодная сырость, ибо отопительный сезон, как всегда, запаздывал. Оставалось надеяться на безумно жрущие электроэнергию калориферы, более экономичные одеяла или универсальный напиток, помогающий во всех случаях жизни.

Подполковник Коренев вышел из здания РУБОПа. Фонари плыли в мареве ледяного дождя. Капли стекали с зонта и падали на ботинки. Он посмотрел на лужи и вдруг вспомнил, как любил бродить по улицам в такую же погоду, но много лет назад.

Тогда он только вернулся из армии. Жизнь сверкала радужными перспективами. Казалось, что впереди открываются невероятно интересные дороги. Верилось, что возможно все. Например, он мог стать поэтом, писателем или даже артистом… Много лет назад жизнь начиналась. С неба также лил дождь. Но мир не давил серостью и безнадежностью осени.

Тогда у него текли ботинки. В них противно хлюпало. Зонта, естественно, не было. Волосы намокли, за шиворот капало. А он не обращал внимания, улыбался встречным девчонкам и обдумывал планы на жизнь. Планы, надо сказать, были наполеоновские. А вылилось все в обычную ментуру ментовку, легашку…

Лис поднял воротник длинного водоотталкивающего плаща на теплой подстежке. Очевидно, после пары стопок потянуло на философию. После работы пришлось немного выпить с ребятами. Володьке Сигаеву стукнуло целых двадцать пять. Четвертак! У него есть японский зонт-автомат двойной сложки и хорошие крепкие ботинки. А седины у него нет, постоянной усталости нет, разочарования в большей части человечества нет… Лис тряхнул головой. Что-то мысли приобрели явно ностальгическую направленность. Или надвигался кризис среднего возраста, или приближалась старость.

Покрытый каплями «БМВ» терпеливо ждал на огороженной стоянке и послушно отозвался на приказ дистанционного пульта. Дверца мягко открылась и бесшумно защелкнулась, будто притянутая магнитом. Кожаное кресло мягко обволокло его сильное тело. А вот такой тачки у Сигаева нет. И такого авторитета среди блатных нет. И такой красивой жены — тоже нет!

Он запустил двигатель, включил климат-контроль и аккуратно выехал со стоянки. Автоматчик в плащ-накидке у шлагбаума отдал честь, приложив руку к мокрому капюшону. «Пьяный за рулем — преступник!» — пришла в голову банальная мысль. Но она его не касалась. Гаишники не страшны. Конечно, скорости, сила инерции и тонны, в которые превращаются километры, — страшны. Но он считает, что и с ними сможет договориться. Менты часто расшибаются в лепешку по пьянке, потому что думают именно так. Это, конечно, глупые менты. А он понимал, что думает неправильно. Самообман. Профессиональная деформация.

Лис выехал на проспект Ленина, который утопал в темноте, хотя и носил имя автора плана ГОЭЛРО. Ксеноновые фары белым светом прорезали тьму. Сейчас каждый заботится сам о себе, и хорошо, если ему это удается…

В комфортном тепле кожаного салона неприятно прозвонил мобильник.

— Филипп Михайлович! — тревожно сказал Волошин. — Не доехали до дома? Там Валета завалили!

Черт, не могли днем, в рабочее время!

— Когда? Где?

— Часа два назад, в подворотне на Котовского, двадцать шесть. Там вначале Центральный работал, потом убойный подтянулся, а когда установили личность, сразу позвонили нам. Так какие команды?

— Да какие… Раз там и районщики, и убойщики… Хотя ладно, направь дежурного. Недаром я Фомичеву пить запретил. И я заеду, посмотрю…

Это действительно по дороге. Хотя на дорогах уже образовались огромные пробки, он, включив сирену и проблесковый маячок, через пятнадцать минут затормозил у памятника герою революции. Мощный, бритоголовый, он был похож на Гошу Тиходонца. Вокруг, перегораживая проезжую часть, беспорядочно стояли наглухо тонированные черные джипы. Их обладатели небольшими группами мрачно курили под огромными зонтами, настороженно зыркая по сторонам. Приезд Лиса вызвал волну оживленного внимания и глухой шепоток. Не обращая ни на кого внимания, он молча прошел сквозь милицейское оцепление и успел увидеть, как носилки с телом грузили в «скорую помощь».

— Минуточку!

Он подошел вплотную. Это действительно был Валет. Два ранения — в солнечное сплетение и в висок. Обездвиживающий и контрольный выстрелы. Работал профессионал.

— Куда вы его? Надо труповозку вызывать! Не видите, что ли?

Врачи были явно растеряны. Даже вскрывший сотни трупов судмедэксперт Рожков суетливо ерошил рыжую бородку и слегка заикался.

— Видим, Филипп Михайлович, видим… Но сердце бьется! И давление есть, хотя и пониженное! Я ничего не понимаю… И коллеги тоже!

— У него искусственное сердце, на изотопах, — пояснил Лис.

— Вот оно что… Тогда понятно, — не очень уверенно кивнул Рожков.

А бригадир «скорой» решительно сказал:

— Ситуация нестандартная, поэтому отвезем его в нейрохирургию!

И туманно добавил:

— Это лучше, чем ошибиться в другую сторону!

Но Кореневу все было ясно, и он прошел в старую-престарую подворотню, которая, наверное, помнила еще строгие визиты квартального надзирателя. Здесь продолжала работу следственно-оперативная группа. Ярко светили переносные прожектора, вспыхивали блицы, выхватывая корявый меловой силуэт у самой стены, два опера искали что-то на выщербленном асфальте. Молодой незнакомый следак, неловко пристроившись на трехногой табуретке, писал протокол на разложенной на коленях папке. Две наспех одетые женщины-понятые возбужденно, но тихо переговаривались между собой. Высокий чернявый молодой парень с запавшими щеками метался по двору, иногда выкрикивая: