Сильные духом (Это было под Ровно) - Дмитрий Медведев

Шевчук на этом не успокоился. Чтобы окончательно легализоваться в Ровно, он устроил свою «помолвку» с хозяйкой одной из своих конспиративных квартир — Ганной Радзевич.

В назначенный вечер на квартиру по улице Ивана Франко, дом 16, — с этого дня квартира становилась еще более надежной — собрались «гости». Помимо родственников, тут был кое-кто из агентов гестапо и криминальной полиции. Все они были рады случаю бесплатно выпить.

Колю Гнидюка, как тот ни стремился попасть на торжество по случаю «помолвки», Шевчук не пригласил.

— Я тайный агент гестапо, — сказал он ему, — а ты кто? Спекулянт?

— Не спекулянт, а коммерсант! — возразил Гнидюк. — Попомни, Янкевич: скоро я сам женюсь — не дождешься и ты приглашения!..

Колю Гнидюк, или, как его за красоту называли девушки, «Коля — гарни очи», слыл действительно крупной птицей среди коммерсантов. У него, должно быть, на самом деле были коммерческие способности, ибо торговал он весьма успешно, с большой прибылью сбывая купленный товар.

Недолго, однако, «коммерция» Гнидюка была прибыльным делом. Скоро она начала даже влетать нам в солидную копейку, так как всех прибылей этого «коммерсанта» не хватало на покрытие его расходов. Расходы эти — с тех пор, как деятельность Гнидюка обратила на себя внимание агентов криминальной полиции, — стали непомерно велики. Гнидюк не стеснялся давать агентам взятки. На этой почве у него установились с ними самые добрые отношения. Это явилось залогом того, что Гнидюк мог безопасно вести ценную разведывательную работу.

Подобно всем нашим ровенским разведчикам, Гнидюк обзавелся несколькими конспиративными квартирами. Хозяева их были преданные патриоты, они не только предоставляли свое жилище партизану, но и выполняли отдельные его поручения.

По соседству с одной из таких квартир жила некая Лидия Лисовская, молодая, красивая полька, за которой постоянно увивались немецкие офицеры. Это обстоятельство обратило на нее внимание Гнидюка. Ему не стоило большого труда узнать ее фамилию и имя, а также и то, что Лидия — вдова офицера польской армии, погибшего в тридцать девятом году в боях с немцами под Варшавой.

«Неужели, — думал Гнидюк, — эта женщина, которой фашисты причинили столько зла, у которой разрушили семью, счастье, неужели она может забыть это, спокойно принимать ухаживания какого-нибудь фрица?» Ему казалось, что забыть свое горе Лидия не могла.

Он решил познакомиться с нею.

В первый раз он явился в квартиру Лидии Лисовской под каким-то случайным предлогом, во второй — якобы затем, что хотел предложить ей приобрести по дешевке пару каких-то необыкновенных чулок, в третий раз зашел уже без всякого предлога… Лидия охотно разговаривала с ним. Познакомившись ближе, Гнидюк решил признаться, что он партизан. Интуиция, опыт разведчика подсказывали ему, что он не ошибется, сделав смелый шаг.

И он не ошибся.

Лидия не скрывала своей радости, узнав Гнидюка. Первое, что она сделала, — откровенно, как близкому человеку, рассказала ему свою горестную историю. Фашисты отняли у нее мужа, лишили родного крова, всего, чем она жила и без чего чувствует себя опустошенной. Она сказала, что смертельной ненавистью ненавидит убийц мужа, готова помогать Гнидюку, делать все, что он укажет. Она предложила сегодня же, если только зайдут фашистские офицеры, расправиться с ними по-партизански. Гнидюк спросил:

— Зачем вы принимаете их у себя?

Лидия со слезами, навернувшимися на глаза, сказала:

— А что мне делать? Я одна. Эти знакомства спасают меня от мобилизации на немецкую каторгу. Но теперь… — Лидия доверчиво посмотрела на Гнидюка. — Хотите, первого, кто ко мне явится, я задушу своими руками? Помогите мне!

— Не надо, — возразил Гнидюк. — Этого не следует делать. Такие знакомства нам очень нужны. Ими дорожить приходится.

С тех пор Коля Гнидюк стал частым гостем у Лидии Лисовской. Тут оказалась, пожалуй, самая спокойная из всех его квартир: часто бывавшие у Лидии гитлеровские офицеры надежно предохраняли квартиру от возможных облав. Всякий раз, когда в городе было тревожно, Гнидюк шел к Лидии и спокойно пережидал опасность.

Вскоре он приобрел еще одного ценного помощника. Это была двоюродная сестра Лидии — Майя Микатова. Правда, у той не было знакомства среди офицеров, не было и удобной квартиры, но зато было горячее желание помочь Гнидюку во всем, с чем бы тот ни обратился. Гнидюк поручил Майе обзавестись нужными знакомствами, посоветовал чаще бывать у Лидии, присматриваться к ее гостям, стараться, чтобы те, в свою очередь, познакомили ее со своими друзьями, и таким образом расширить круг нужных знакомств.

Случилось так, что в числе знакомых Лидии оказался молодой офицер Пауль Зиберт, сын прусского помещика, человек богатый, веселый, общительный, широкая натура. То ли сама Лидия приглянулась Зиберту, то ли компания, собиравшаяся у нее, пришлась ему по душе, но Зиберт зачастил к Лидии Лисовской.

Визиты эти причиняли Лидии нешуточное беспокойство. Зиберт имел привычку являться без всякого предупреждения, в любое время, и поэтому мог застать в квартире Гнидюка. Нередко так и случалось. Лидия вовремя спроваживала партизана в другую комнату, чаще всего в спальню.

Однажды получилось наоборот: первым пришел Зиберт, вторым — Гнидюк. Открыв Коле, Лидия не пустила его в комнату.

— Тебе надо немедленно уходить. У меня Зиберт.

— Да пусть их тут будет батальон, — невозмутимо заявил Гнидюк и вошел в переднюю. — К моим документам сам Гиммлер не придерется.

— Тише! — взмолилась Лидия. — Разбудишь его.

— Он спит?

— Был, говорит, ночью на операции… Пришел, повалился на диван… Уходи, ради бога, не искушай судьбу!

Но Гнидюк отнюдь не собирался уходить.

— Где он у тебя — в спальне?

— Еще что! — возмутилась Лидия. — Буду я всякую дрянь в спальню пускать! В столовой он. Развалился на диване.

— На диване? — удивился Гнидюк. — Но ведь там же оружие!

— Он на нем и спит.

— А ну, дай взгляну! — предложил Гнидюк.

Лида схватила его за рукав:

— Куда ты! И себя и меня подведешь… Вот если б можно было его убить!

— Ну, это нетрудно. Только стоит ли об него руки марать?

Тут Лида рассказала Гнидюку, что этот немец ей почему-то особенно противен, — то ли потому, что он с фашистским значком, то ли оттого, что всегда у него полно денег, — не иначе, как большой грабитель.

— А в каком он звании? — деловито осведомился Гнидюк.

— Лейтенант. Типичный пруссак по внешности. Говорит, что отец у него какой-то крупный помещик в Пруссии. Ну а сам он, по-моему, работает в гестапо.

— Ну, тогда стоит, — согласился Гнидюк. — Только как его прикончишь? Стрелять-то нельзя!

— А у меня яд есть. Можно всыпать в кофе, — предложила Лида.

— И он надежный? — усомнился Гнидюк. — Может, от него только желудок испортится?

— Что ты! Да это же тот яд, которым они пленных в лагерях травят.

— Тогда действуй! Ставь кофе и буди!

Так и решили.

Через несколько минут лейтенант уже садился за стол. Тут Гнидюку пришло в голову взглянуть на немца через замочную скважину. Он посмотрел и не поверил глазам, снова посмотрел — уже приоткрыв дверь — и обмер.

— Николай Иванович?

— Гнидюк! Ты как сюда попал?

Но Гнидюк уже несся на кухню с чашкой, выхваченной из рук Кузнецова, и только тогда, когда кофе был выплеснут, а чашка разбита, рассказал изумленному Кузнецову и совершенно сбитой с толку Лиде, в чем дело. Пришлось их знакомить друг с другом.

Это «недоразумение» было, разумеется, не случайным. Разведчики работали разобщенно. Именно поэтому «Коля — гарни очи» не пошел в свое время на вечеринку к Янкевичу. Поэтому же не знали разведчики и квартир друг друга.

Такая разобщенность диктовалась условиями конспирации. Работа разведчиков в Ровно проходила под носом у «всеукраинского гестапо», на глазах жандармерии и тайной гестаповской агентуры. Приходилось поэтому особенно серьезно оберегать людей от провала. Иногда разведчики связывались между собой, но это бывало лишь в случаях вроде того, что произошел на квартире Лисовской, или когда разведчикам нужно было согласовать свои действия и требовалась взаимная помощь. Во всех таких случаях соблюдались самые строгие меры предосторожности.

Местные патриоты из подпольных групп, сотрудничавшие с нами, тоже не знали друг друга. Каждый из них имел дело с одним или двумя товарищами. Нашим же разведчикам даже не было известно, кто из отряда находится в Ровно. Это облегчалось тем, что новички не знали в лицо «стариков», а те, в свою очередь, не имели представления о новичках.

Я уже рассказывал о случае, когда двое наших разведчиков прибыли в отряд на лошадях, якобы угнанных ими у немецкого офицера. Те же разведчики — Мажура и Бушнин, вернувшись однажды из Ровно, доложили, что им удалось нащупать агента гестапо, поляка по национальности.