Конторщица-2 (СИ) - Фонд А.

— Ну, знаешь! — прошипел Горшков, но, взглянув на Клавдию Брониславовну, тему развивать дальше не стал.

— Кстати, здесь живет Римма Марковна, — сообщила я слушателям, — и прописана здесь именно она. Но вы можете опротестовать. Тогда будет повод разобраться, как это вы ее документы подписать убедили и в Дворищенскую богадельню упекли. Многим интересно будет.

— Заткнись! — опять зашипел Горшков, увидев, как Клавдия Брониславовна аж подалась вперед от таких новостей.

— Что за шум, а драки нету? — внезапно из своей комнаты ясным солнышком показался Петров. Был он настолько заспан, что кожа на одной щеке своей гофрированностью напоминала морду мопса, а по разящему от него концентрированному перегару сразу становилось понятно, почему начало нашего мирного светского разговора он пропустил. Но самым примечательным элементом была майка: разорванная почти в клочья, она напоминала рыбацкую сеть после нереста бешеных барракуд.

— Ничего, — буркнул Горшков. — Иди куда шел.

— О! Лидка! — узнал меня Петров и разулыбался, с трудом вращая мутными глазами в красных полопавшихся прожилках. — Ты, что ль, к Горшку вернулась?

— Окстись, Федя! — замахала руками я. — Я еле от них вырвалась, только жить, понимаешь ли, начинаю, а ты такие ужасы фантазируешь!

— Полы она тут моет, — снисходительно проинформировала соседа Клавдия Брониславовна. — Уборщица!

— Давно пора, а то развели срач, понимаешь, — присвистнул Петров, опять обдав нас перегаром. — А ведь у нас закон простой, не убрался — так долой!

— Какой примитивизм, — приложила пальцы к вискам Клавдия Брониславовна, — какое вульгарное существование…

— Цени уборщицы почетный труд! — фальшиво пропел Петров, дурашливо блея на последних нотах.

— Согласна! — воскликнула я и взмахнула тряпкой так неуклюже, что та с плеском упала в ведро с водой, и брызги оттуда щедрым веером окатили Клавдию Брониславовну и Горшкова.

Клавдия Брониславовна взвизгнула, Горшков выматерился сквозь зубы, Петров радостно загоготал, а я пожала плечами, похлопала глазами и сказала «ой!».

Получилась вот такая мокрая точка в разговоре.

В общем, в этот раз расстались мы на позиционной ничьей: Клавдия Брониславовна поджала губы и затаила зло, а Горшков под шумок тихонько ретировался, одарив меня на прощанье многообещающим взглядом.

После уборки, я отправилась к Алевтине Никитичне. Невзирая на насыщенный и крайне бестолковый день, в ситуации разбираться было нужно.

Алевтина Никитична обитала в частном секторе. Ее небольшой деревянный домик прилепился почти на самом краю улицы, у оврага. Я толкнула крашенную синей масляной краской калитку и вошла. Во дворе, густо затянутом спорышом и одуванчиками, одиноко рос куст жасмина, под ним сосредоточенно копошились подросшие цыплята.

Рыжий котенок спрыгнул с забора и с любопытством подошел ко мне. Требовательно мяукнув, потерся об ногу. Меня он не боялся.

— Лида! Вернулась! — из домика радостно выглянула Алевтина Никитична, в белой косынке и ситцевом халате. Она торопливо вытирала запачканные мукой руки о фартук.

— Проходи в дом. Я как чувствовала, что ты придешь — пироги вон затеяла печь.

Сперва Алевтина Никитична практически силком усадила меня за стол и налила полную миску густого наваристого борща.

— Это я по оврагу дикий щавель собираю и борщ варю, — сказала она. — Дикий — самый кислый. Еще моя бабка собирала, на могилках. Здесь, за оврагами могилки были, очень уж хороший щавель там рос. А потом там завод построили, так я по оврагу собираю. Маловато, но на борщ хватает.

Она щедро добавила домашней сметаны:

— Ешь давай, — сказала она, — а то совсем худая стала.

Я зачерпнула, вкусно. Замечательно, давно я уже вкус еды не ощущаю. Может быть потому, что кисловатый? Вполне может быть, что у меня банально нарушен кислотно-щелочной баланс и вот поэтому мне все не хочется. В общем, надо будет потом еще что-нибудь кисленькое попробовать.

— Так что там произошло? — спросила я, доев борщ.

— Внезапно нагрянула комиссия, — вздохнула Алевтина Никитична и пододвинула ко мне миску с пирогами. — С капустой. Пироги, в смысле с капустой.

— Из Москвы?

— Да кто ж их знает, — пожала плечами она, — нас не информировали. — Ваня и так в последнее время сам не свой ходил, а тут еще эти…

Она задумалась и замолчала. Повисла тишина, лишь ходики громко отстукивали время.

— И что? — поторопила я.

— В общем, пришли к нему, закрылись в кабинете. Ругались-ругались, крик стоял такой, что сквозь дверь было слышно, — она достала из буфета банку вишневого варенья и поставила передо мной, — Ешь.

— А вы?

— Мне нельзя много сладкого. Врачи запретили.

— А что те люди говорили? — вернула я разговор в нужное русло.

— Да непонятно. Документы какие-то ищут, — вздохнула Алевтина Никитична, пододвинула к себе банку с вареньем и машинально быстро съела пару ложек подряд. — Перерыли в Ванином кабинете все вверх ногами. А потом Ваню увели.

Она нахмурилась и опять вздохнула.

— Он ничего не говорил? — спросила я.

— Я сама не видела. На складе была. Мне потом Аллочка рассказала.

— А Алла где?

— В деревню уехала, — сказала Алевтина Никитична, более осмысленно посмотрела на стол, обнаружила банку с вареньем в руках и торопливо отодвинула ее подальше. — Взяла три дня отгулов и уехала. На работе сказала, что родители болеют, помочь надо. В общем, спрятать мы ее с Альбертом пока решили, а то девка молодая, еще ляпнет не то, что надо.

Она долила мне еще чаю и уставилась на стену невидящим взглядом.

— А что за документы? — мне не давал покоя этот вопрос.

— Да кто ж скажет… — пожала плечами Алевтина Никитична.

— Кстати, а вы не знаете ничего про те синие папки? — спросила я.

— Как это не знаю? Знаю. Они у меня.

— Откуда?!

— Ваня дал на хранение. Недавно.

— А что в них?

— Не знаю, — твердо сказала Алевтина Никитична. — Я не смотрела.

— Покажите! — потребовала я.

— Но Ваня сказал никому не показывать.

— Так это из-за них его под следствие взяли! — воскликнула я. — И пока их не найдут — его не выпустят.

— Но, если в них что-то такое… — неуверенно протянула Алевтина Никитична и опять потянулась к банке с вареньем.

— Конечно в них именно что-то серьезное, раз такая заваруха началась, — согласилась я и отодвинула от нее банку опять подальше. — Но пока они не найдут эти папки — не отцепятся…

— Так что же делать? — всплеснула руками Алевтина Никитична и обеспокоенно с надеждой посмотрела на меня.

— Покажите их мне, — велела я непререкаемым голосом. — Я хочу понять, что там. А потом мы заменим текст на другой и вернем папки на место. Комиссия их найдет и Ивана Аркадьевича больше не будет смысла держать.

— Но Ваня не велел… — промямлила Алевтина Никитична.

— И где теперь Ваня? — сузила глаза я. — У нас сейчас два варианта: выполнять приказ Ивана Аркадьевича и не трогать эти папки, но тогда ничем хорошим для него это не закончится. Эти люди не успокоятся, пока не найдут. И к вам потом могут прийти.

Алевтина Никитична вздрогнула.

Где-то в соседнем дворе прокукарекал петух и опять стало тихо.

— И второй вариант — мы поменяем текст на безобидный, какой-нибудь нейтральный, они найдут, прочитают, успокоятся и выпустят Ивана Аркадьевича.

— Но…

— Алевтина Никитична, мне кажется, вы давно уже убедились, что я — наиболее преданный соратник Ивана Аркадьевича, — твердо ответила я. — после вас, конечно.

— Ну, хорошо, — неуверенно кивнула Алевтина Никитична. — Посиди здесь. Я сейчас.

Она, кряхтя, поднялась и скрылась в другой комнате. Я тихонько выглянула: Алевтина Никитична стояла на табуретке и рылась в антресоли.

Мда, капец какой тайник прямо. Почему-то вспомнилось, как Нина Матвеевна прятала деньги в карнизе в гостинице. Да уж, хитер наш народ на выдумку.