Аккадская формула - Таисий Черный
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Позволите сесть?
– О, конечно, извольте, прошу вас.– Альфред указал на стул. – Так чем же я обязан? Вы что-то вспомнили о том процессе?
– Перестаньте! – ответил учитель резко. – Никакой вы не писатель! Что я не вижу? Вы и перо-то в руках держите от силы раз в неделю… Скажите лучше, зачем вы за мной следите?
– Я? – Альфред искренне удивился. «Неужели Сандра все-таки своевольничает?» – подумал он.
– Ну не вы лично, но, видимо, ваши люди. Когда вы сегодня пришли с этими дурацкими расспросами, мне все стало ясно!
– Сударь! Извольте выбирать выражения! Вы не в трактире! – одернул его Альфред.
– Да, простите меня… вы правы… Просто нервы что-то сдают в последнее время.
– Вот как? Но вы сказали, что вам что-то ясно? Что ясно? – Альфред был действительно немного ошарашен этим визитом, и потому довольно легко забыл о невольной грубости Йорковича, которую тот себе позволил минуту назад.
– За мной уже с месяц следят. А когда вы начали нести эту чушь про книгу… о, простите… я опять… – он в сердцах махнул рукой, – но ваш визит меня окончательно вывел из себя, я сразу догадался, кто всем этим управляет! Итак, извольте объясниться, и не лгите, я ложь всегда насквозь вижу!
– Господин Йоркович! Или вы мне расскажете, в чем дело, или извольте удалиться! Я не потерплю обвинений в свой адрес, равно как и употребления выражений, к коим вы видимо, привыкли, посещая питейные заведения! Я не следил за вами. Да и с какой стати мне это делать? – Альфред был действительно строг, и Густав, похоже, немного смягчился или же просто растерялся.
– Не знаю… То, что это ваши люди, у меня, конечно, доказательств нет, но и сегодняшний ваш визит, знаете ли, тоже далек от правды, не так ли? Так что давайте вы уж мне расскажите, кто вы и зачем приходили, а я, быть может, тогда расскажу свою историю… Идет?
– А почему вы решили, что я не писатель, собственно? Насчет пера – вы правы. Я сам редко пишу, чаще диктую тексты секретарю,– ответил Альфред невозмутимо.
– Чушь! Хм…да…извините опять…– Йоркович потупился. – Я, знаете ли, видел писателей. Они совсем другие. Вы, скорее, откуда-то из тайной полиции, что ли… Я прав? За вами чувствуется власть и напор. Это трудно скрыть. И потом, разве вам не интересно как я вас нашел?
– Да, кстати, как вам это удалось? – Альфред даже немного встревожился.
– Представьте – проще некуда! Еще когда вы пришли в гимназию, я заподозрил неладное. А поэтому захватил с собой тряпку и пузырек хлороформа. Ну, на всякий случай. А когда выходил из кофейни, увидел экипаж напротив. Ясное дело – вас поджидает. Во всяком случае, вероятность была очень высока. Ну, я и привязал незаметно тряпку к заднему колесу, и облил ее хлороформом из пузырька.
– И что дальше? – Альфред был уже не на шутку встревожен. Он всегда полагал, что выследить его крайне трудно, поскольку он принимал все меры предосторожности.
– А дальше взял у соседа собаку, я часто с ней выхожу прогуляться – замечательный пес, а я люблю животных. Ну мы и пошли по следу вашего экипажа… Дошли до площади, где вы, очевидно, вышли. Во всяком случае, дальше след уводил в противоположную сторону. И я решил, что вы сошли тут. Ну, в смысле – на площади. Дальше было уже чуть сложнее, но я проанализировал, в каком из домов мог бы снимать апартаменты такой человек, как вы. Таковых оказалось два. Ну, а после этого уже все было довольно банально: кого-то спросил, кому-то сунул на чай… В общем – я здесь. Итак, не изволите ли выложить карты на стол, господин писатель?
– Ну что ж…Раз уж такой расклад… Буду краток. Да, я не совсем писатель. Но я за вами не следил. Хотя и не скрою, личность мне ваша не безразлична. Оттого я и приходил сегодня.
– Вот как? Но что вас все-таки интересует? Мне скрывать в сущности нечего. Спрашивайте прямо. Думаю, что смогу ответить на ваши вопросы.
– Вот как? Отчего же не ответили сегодня утром?
– Утром я разговаривал с подозрительным лже-писателем. А с ним мне говорить было не о чем.
– Ну, допустим.
– Так что вас все-таки интересует, – настаивал Густав.
– Пока не знаю точно. Но думаю, что в деле повитухи, имя которой вы странным образом забыли, что-то нечисто, и вы мне солгали, что не виделись с ней с момента суда. Не так ли?
– Почему это? Да и зачем мне с ней встречаться?
– Ну, мало ли? Например – повторюсь – она вам все-таки обязана жизнью… – Альфред сделал многозначительную паузу.
– Как вы смеете? Я – серьезный человек! Я учитель!
– Ну, успокойтесь, господин Йоркович! Я не имел в виду ничего дурного. Просто, иногда люди – бывает – хотят отблагодарить своего спасителя…
– Знаете, рожать мне вроде как не предвидится! – огрызнулся Густав.
– Ладно, вернемся к делу. Так кто за вами следил?
– За последнее время – разные люди. Иногда мужчины, иногда женщины. Но я вижу слежку каждый день.
– А может быть, вам показалось? Переутомление, и все такое… – спросил Альфред.
– Да какой там. Они это делают настолько неумело, что слепой бы заметил…
– Вот как? – удивился Альфред.
– Да, господин… Как мне вас называть? – спросил вдруг Густав.
– Альфред фон Ланге.
– Понятно, герр Ланге… Так вот, впервые я это заметил, когда за мной шел какой-то мужчина, явно из мастеровых. Шел, шагах в десяти, а когда я оглядывался, он вдруг начинал завязывать шнурки или рассматривать балконы домов… Ну, и далее – все в таком же стиле…
– Да, это странно… Если бы я хотел за вами следить, скорее всего вы бы ничего не заметили, уверяю вас, – улыбнулся Альфред.
– Я, собственно, именно поэтому вам и поверил почти сразу. Я уже говорил, в вас чувствуется некая сила, что ли…
– А почему за вами следят? Есть идеи?
– Нет. Никаких! – Густав снова пожал плечами.
– Господин Йоркович, у меня нет времени на пустую болтовню. Если вы хотите найти в моем лице союзника, извольте говорить правду. Или же – ступайте, и разбирайтесь со своими проблемами сами. Надеюсь, это вам понятно?
– Понятно и справедливо. Но, я, правда, не знаю, в чем причина.
– Чем вы еще занимаетесь, кроме математики? И повторяю – говорите только правду! – Альфред навис над Густавом.
– Да ничем особенно… Немного алхимией интересуюсь, но не очень серьезно.
– Вот как? И каковы ваши успехи на этом поприще? – спросил Альфред сухо.
– Да нет никаких особых