Король Артур (сборник) - Теренс Уайт

И другая забота — как за всем уследить. Одно дело пышные охоты в почти что искусственных лесах вроде Виндзорских, где охотится Король, и совсем другое — охота в Диком Лесу. А что если знаменитые гончие Его Величества взыграют да кинутся гнать единорога или еще кого? Всем известно, что единорога можно словить только использовав для приманки молодую девицу (в котором случае он смирно кладет ей на лоно свою белую голову вместе с перламутровым рогом), так что королевские щенки могут гнаться за ним по лесу многие лиги и все равно его не догнать, и потеряться, и что тогда скажет сэр Эктор своему суверену? А тут еще этот Бет Глатисант, о котором все столько наслышаны. Имея змеиную голову, леопардово тулово, лядвии льва и оленьи голени, да притом издавая шум как бы от тридцати пар гончих псов, он уж наверное, прежде чем они его завалят, положит немало королевских щенков. От чего им одна только польза. И что скажет Король Пеллинор, если мастер Вильям Твайти прикончит его зверюгу? Потом еще есть дракончики, что живут под камнями и шипят, вроде как чайники, — опасные твари, очень. А положим, они напорются на настоящего большого дракона? Положим, они на грифона наткнутся?

Некоторое время сэр Эктор сумрачно обдумывал эту перспективу, а потом обнаружил вдруг, что настроение у него поднялось. И преотличная выйдет штука, если мастер Вильям Твайти со своими дурацкими псами повстречает Искомого Зверя, вот именно, да еще если тот их сожрет, всех до единого.

Развеселившись этим видением, он развернулся на краю пахоты и зашагал домой. У изгороди, где в ожидании грачей сидела старая дама, ему повезло углядеть несколько подбиравшихся к пашне голубей раньше, чем она заметила их или его, и это дало ему счастливую возможность испустить такой вопль, что он ощутил себя более чем вознагражденным за свой подскок зрелищем ее парения в воздухе.

— Доброго вам вечера, — приветливо сказал сэр Эктор, когда старая дама оправилась достаточно, чтобы присесть перед ним в реверансе.

Эта маленькая удача настолько улучшила расположение его духа, что, проходя деревенской улицей, он окликнул приходского священника и пригласил его к обеду. Затем он забрался в башню, где помещался его особый покой, и тяжело уселся за стол, чтобы за оставшиеся до обеда два-три часа написать верноподданническое письмо Королю Утеру. Именно столько времени на него и должно было уйти с учетом вострения перьев, посыпания клякс песком, выходов на лестницу с тем, чтобы, выкликая сверху дворецкого, выяснять у него, как пишется то или это слово, и зачинов нового письма, когда прежнее принимало уж слишком неряшливый вид.

Сэр Эктор сидел в башне, и поворотившее на зиму солнце бросало оранжевые лучи на его лысую голову. Перо скрипело, сэр Эктор задумывался и в затруднении покусывал кончик пера, а замковый покой вкруг него заполняла тьма. В этой комнате, имевшей те же размеры, что и расположенный под нею главный замковый зал, позволительны были большие южные окна, ибо помещалась она на втором этаже. Тут имелись два очага, и пока уходило солнце, пепельные поленья обращались из серых в красные. Вокруг очагов лежало несколько любимых гончих, пофыркивая во сне, или вычесывая блох, или угрызая бараньи мослы, которые они выклянчили на кухне. В углу застыл на своем насесте накрытый клобучком сапсан — недвижный идол, грезящий о иных небесах.

Если бы ты отправился теперь осматривать башенный покой Замка Дикого Леса, ты не нашел бы в нем мебели. Но солнечный свет как и прежде вливается в него через каменные оконницы толщиною в два фута и, проходя переплеты, перенимает от них тепловатый оттенок песчаника — янтарное свечение времени. Зайдя в ближайшую лавку древностей, ты сможешь увидеть несколько прилично скопированных образчиков мебели, предположительно украшавшей ту комнату. Вероятно, там будут дубовые сундуки и стенные шкафы с готическими филенками и странными лицами людей или ангелов — или чертей — среди трудно различимой резьбы, черной, навощенной, поеденной червями, лоснистой, — хмурые свидетели давней жизни, основательные, словно гробы. Но мебель башенного покоя была совсем не такой. И чертячьи головки и филенки в складках, как бы на ткани, на ней имелись, да только дерево было моложе столетий на шесть, семь или восемь. И потому в теплом свете заката янтарем отливали не одни лишь оконные переплеты. Немногочисленные крепкие дубовые сундуки, стоявшие в комнате (накрытые яркими коврами ради удобства сидения), были из молодого, золотистого дуба, а щечки чертей и херувимов сияли, словно умытые с мылом.

15

Была Рождественская ночь, канун Большой Охоты. Следует помнить, что дело происходило в Доброй Старой Англии, в Стране Волшебства, в ту пору, когда румяные бароны ели прямо руками, а к столу подавали павлинов с развевающимися хвостами или кабаньи головы с воткнутыми обратно клыками; когда не существовало безработных, потому что людей не хватало и некому было идти в безработные; когда по лесам стоял звон от рыцарей, молотивших друг дружку по шлемам, и единороги били в свете зимней луны серебряными копытцами, и благородное их дыхание синим дымком стояло в морозном воздухе. Это были великие и уютные чудеса. Но было в Старой Англии и еще большее чудо. Погода умела себя вести.

Весною в лугах послушно расцветали цветочки, искрилась роса, распевали птицы. В летнюю пору не менее четырех месяцев стояла прекраснейшая жара, а уж если дождило — ровно столько, сколько требовалось сельскому хозяйству, — то устраивалось как-то так, что дождь шел, пока ты лежал в кровати. Осенью листья пламенели и бряцали под западным ветром, умеряя печаль расставания прощальной красой. Зимой же, под которую и всего-то отводилось два месяца, ровно лежали снега глубиною в три фута, — никогда не раскисая, никогда.

Ночь Рождества вступила в Замок Дикого Леса, и вокруг всего замка снег лежал, как ему и полагалось лежать. Он тяжело нависал на зубчатых стенах, словно толстая глазурь на восхитительных плюшках, благопристойно обращаясь в нескольких наиболее удобных местах в чистейшие и наидлиннейшие из возможных сосульки. Он висел округлыми комьями на ветвях лесных деревьев, делая их красивее яблонь в цвету, и временами соскальзывал с сельских кровель, — когда ему предоставлялся случай свалиться на кого-нибудь позабавнее и доставить всем удовольствие. Мальчишки лепили из него снежки, но никогда не совали внутрь камней, чтобы удар был больнее, а собаки, когда их выводили оправиться, покусывали его, катались по нему и выглядели удивленными, но довольными, если им случалось нырнуть в какой-нибудь сугроб покрупнее. Ров обратился в каток, и гром стоял по нему от скользящих костей, приспособленных под коньки, а на его берегу всем и каждому без исключения выдавались горячие каштаны и мед, приправленный пряностями. Ухали совы. Повара выносили для птичек множество крошек. Крестьяне разгуливали в красных варежках. Еще ярче варежек краснелось лицо сэра Эктора. И всего ярче рдели по вечерам огни в домах на деревенской улице, пока завывал вдоль по улице ветер и староанглийские волки слонялись вокруг, глотая, как полагается, слюнки и порою поглядывая в замочные скважины красными глазками.

Стояла ночь Рождества и все шло положенным чередом. Вся деревня пришла отобедать в замковом зале. На обед подавали кабанью голову, и оленину, и свинину, и говядину, и барашка, и каплунов, — но не индейку, потому что этой птицы еще не придумали. Подавали также сливовый пудинг и изюм в горящем спирту, и кончики пальцев светились синим огнем, и меда было столько, сколько кому удавалось выпить. Пили здоровье сэра Эктора со «Всевозможным почтеньем, Хозяин» и с «Наилучшими поздравлениями с открытьем охоты, господа мои, дамы и многие прочие». Были тут и фигляры для волнующего драматического представленья истории, в которой Святой Георгий, и Сарацин, и уморительный Доктор совершали удивительные дела; рождественские певцы спели «Adeste Fidelis» и «О Деве пою» высокими, чистыми тенорами. После этого дети, — те, что не объелись за обедом, — принялись играть в жмурки и прочие полагающиеся игры, а молодые парни и девушки — отплясывать веселые танцы в середине зала, откуда убрали, чтобы расчистить место, столы. Старики расселись по стенам со стаканами меда в руках, радуясь, что им уже нет нужды выделывать эдакие коленца да прыжки со скачками, а объевшиеся дети присели с ними рядом да скоро и заснули, прислонив к их плечам головки. Сэр Эктор сидел за хозяйским столом с рыцарственными гостями, съехавшимися ради завтрашней охоты, улыбаясь, кивая и прикладываясь к бургундскому, или к меху с шерри, или к мальвазийскому вину.

Посидели немного, и сэр Груммор потребовал тишины. Он встал и спел под гром оваций свою старую школьную песню, хотя большую часть призабыл, так что пришлось ее прогудеть в усы. Затем принялись пихать под бока Короля Пеллинора, и тот поднялся и застенчиво спел: