Магиня для эмиссара - Надежда Кузьмина

— Видишь то, что вижу я? — улыбнулся над плечом муж.

Подняла на него взгляд. Лицо Рейна было необычным, каким-то напряжённым. А серые глаза казались сейчас чёрными.

— Я… я — красивая, — уверенности в моём голосе не звучало.

— Очень, — выдохнул в ухо муж. Его пальцы ловко расстегивали пуговицы на платье, а потом верхняя ладонь скользнула в вырез. Нижняя начала описывать круги на животе. — Веришь?

— Что ты делаешь?

— Реализация супружеских прав путём применения к жене интимных ласк преступлением не является, — шепотом сообщил Рейн, рот которого оказался где-то рядом с моим ухом. Чёрные волосы упали мне на плечо. — Особенно когда жена так красива. Любой суд меня оправдает. Тсс-с, не брыкайся. И разве я не заслужил награду? — руки сжались крепче.

Найти ответ я не успела — в дверь постучали.

В школу танцев мы с Рейном ехали в отдельном экипаже, следовавшим за каретой, в которой сидела семья Лена и сопровождавший девушек Винарт. На мне было платье из золотистой тафты. Пышная юбка, приподнимавший грудь узкий лиф, глубокий вырез, обрамленный похожими на морозные узоры сиранскими, ручной работы кружевами… Это было что-то невероятное. А Рейн, в камзоле цвета грозового неба, только чуть заметно улыбался в привычной манере. Правда, перед выходом из дома он снова подтащил меня к зеркалу, сам встал за спиной и заставил смотреть. Рассматривать, разглядывать каждую деталь. Чтобы увидеть и запомнить незнакомую себя. Принять новый облик и поверить в свою красоту.

— Ну что, убедилась?

Я кивнула. Потом чуть грустно улыбнулась. Приятно, конечно, но это ничего не меняет в том, что как женщина я немногого стою. Ну не дурнушка… но всё прочее никуда не делось. Зато маг я хороший.

Рядом сидящий Рейн чуть покачал головой, будто понял, о чем я думаю. Его рука скользнула мне на талию. Я заёрзала.

— Эй, не забыла, я — твой муж. Как танцевать будем, если ты от любого прикосновения дёргаешься?

Как-как? Ногами, наверное. А про «мужа», чувствую, он забыть мне не даст.

Не понимаю.

Танцевальные вечера маэстро Сириньи пользовались успехом. К широкой лестнице особняка один за другим подкатывали экипажи, из которых выпархивали похожие на прекрасных бабочек с сияющими крылышками ньеры в сопровождении спутников. В огромном вестибюле полагалось оставить верхнюю одежду, буде такая наличествовала, и слуг, если те сопровождали хозяев. Там же следовало купить входные билетики — разрисованные изящными виньетками надушенные прямоугольники золотистой бумаги с парой строк из галантных стихов. Нечто высокопарное про грацию и изящество прелестных ньер. Тир объяснила мне шёпотом, что рисунки, стихи, духи и цвет бумаги каждый раз разные. И многие ньеры в городе собирают коллекции. Рейн чуть прищурился и фыркнул. Вот могу поспорить, что думает он о том, что деловая хватка у маэстро Сириньи достойна физантского крокодила. Молодец, маэстро!

Зал блистал. Я в первый раз в жизни попала в такое роскошное место — зеркальные стены, позолота, белые витые колонны, отделяющие часть помещения, предназначенную для отдыха, у стен столы с хрусталём и графинами с цветными морсами, фруктовыми напитками и вином, вазы с цветами, оркестр на подиуме в торце зала, сияние пяти хрустальных люстр… И, наконец, толпа празднично одетого народа.

Я краем глаза следила за Элиной и Санией. Младшая стояла спокойно, беседуя с Тир и Анардой. Винарт, как и ожидалось, ненавязчиво держался рядом. А вот одетая в серебристо-голубое платье Сания озиралась, выглядывая кого-то в толпе. Чуть ли на цыпочки не привставала. Не очень хорошо. Похоже, девочка увлечена, и сильно. Хотя, может, этот маэстро не так и плох? Деловитость — не порок.

Внезапно тихая музыка, создававшая праздничный фон, смолкла. На подиуме появился улыбающийся светловолосый молодой человек в белоснежной рубашке с пеной кружев и серебряном камзоле и хлопнул в ладоши:

— Рад снова видеть вас всех в гостях в этом зале. Итак, сегодня у нас новые повороты в мазурке, фигурный вальс и прелести старинного контрданса.

В голосе звучал легкий гортанный акцент. Он был хорош, очень хорош… но меня как ножом царапнуло: небрежный жест, которым маэстро оправил кружево манжеты, изящное движение руки, откинувшей за плечо завитой локон, походя брошенный довольный взгляд на себя любимого в зеркало на стене — я уже видела такое!

— Похож, да? — прошептал в ухо Рейн. — Кажется, Лен беспокоится не зря.

— Большое приданое у Сании?

— Не то слово… Лен жутко, просто неприлично богат и безгранично любит дочерей.

— Может, это чисто внешнее?

— Самолюбование на грани искусства? Как говорят, любовь к себе — это роман, который может длиться всю жизнь, — усмехнулся Холт.

Я оглянулась на Санию — та напряглась, как натянутая струна, готовая зазвенеть даже от касания ветерка. Ох!

— Рейн, а почему не дочка начальника порта?

— Потому что у того ещё два сына. И Лен богаче.

— Что делать будем?

— Сейчас — танцевать. И думать. Надеюсь, оно пока не горит.

— Итак, упор на правую ногу. Левую приподняли, согнули, на счет два — мах, прыжок, приземление — и разворот. Показываю ещё раз. Все поняли? Тогда: раз — два — три — четыре, раз — два — три — четыре! И — поклон! Блестяще, ньеры! А теперь под музыку…

Маэстро порхал по залу, подсказывая и хваля, поправляя осанку и объясняя, что «кисть надо держать, чуть согнув, пальцы, словно крыло взлетающей птички, поняли, ньера? Да, вот так»… Если честно, я сама увлеклась настолько, что забыла, зачем сюда пришла. Я так давно не танцевала! И не выходила на люди! И столько времени не радовалась! А сейчас я растворялась в бликах света, волнах музыки — и мне просто было хорошо. Кажется, мой бессменный партнер, Рейн, тоже был доволен. Было жаль, что пришлось уйти за час до конца вечера, — но дома, как я чувствовала, уже начала просыпаться проголодавшаяся Соль.

На обратном пути мы обсуждали то, что видели.

— Сириньи четырежды за урок подходил к Сании. И каждый раз, кроме того, что поправлял ей постав руки или осанку, шептал что-то на ухо.

— И её уши горели, — вздохнула я.

— Вопрос в том, встречаются ли они где-то по другим дням? Как думаешь?

— Не думаю, а по собственному опыту уверена, что он на этом настаивает. Но согласилась ли она — не знаю. Дочки Лена глупенькими пустышками не кажутся.

— Ты тоже не пустышка, — улыбнулся Рейн.

— Где ты научился так танцевать? — сменила я скользкую тему.

— Поверишь, если я скажу, что в военном училище? Нас каждую неделю выводили строем на совместные уроки танцев с институтом благородных ньер королевского Двора. Не отвлекай. Что ещё ты заметила?