Жизнь прахом, земля пухом - Владимир Колычев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Мариновали, – вставил слово Кулик. – Но ведь выпустили.
– Выпустили. Вот он теперь и мстит. Лебединая песня вора…
– Почему лебединая?
– Да потому, что навредили мы ему сильно. Если братва узнает, что он с трансом целовался… А она узнает!.. В общем, Боярчик знает, что деваться ему некуда. А загнанный волк – опасный волк.
В дверь постучали, в комнату вошел майор из дежурной части.
– Товарищ подполковник, «Ниву» нашли! – несмотря на сонный вид, бодро отрапортовал он.
– Где?
– Область, деревня Склоково… Прямо в деревне бросили, на улице, где новые дома…
– Склоково?! – встрепенулся Комов. – Там же Боярчик живет!
– Группу на выезд! – срываясь со своего места, распорядился Степан.
Не очень верилось в то, что Боярчик мог подстроить покушение, но раз уж на него показывала брошенная машина, надо было ехать за ним. И немедленно…
* * *Мытя гостил у Боярчика уже третий день. Сам он не был законником, но последнюю отсидку провел в ранге смотрящего за зоной. Братва его крепко уважала, а Боярчик был обязан ему еще и жизнью. Давно это было, еще в девяностых, он тогда делил власть в лагере с одним беспредельщиком. Торпеду против него выслали, и если бы не Мытя, слег бы тогда Боярчик в могилу с дыркой от заточки.
Мытя откинулся на днях, а Боярчик помогал ему привыкнуть к вольной жизни. Баляс путан плечевых с трассы снимал, а Мытя их по ночам в своей комнате приходовал. А сам Боярчик этим делом не баловался. Охоты что-то не было. И пил он мало, а наркотой в его доме и не пахло.
Он уже собирался идти спать, когда в зал вкрадчиво втерся Мытя. Дверь в его комнату была открыта, слышалось женское хихиканье. И сам он был навеселе.
– Брат, что-то я перенапрягся, – лисьим тоном сказал он, кивнув головой в сторону своих подружек.
– Извини, виагру не держим, – усмехнулся Боярчик.
– Да не, виагра не канает. Мне бы сеанс, в натуре. Порево-варево у тебя есть? – спросил Мытя, кивнув на стойку с дисками DVD.
Этот вопрос вызвал у вора оскомину. Знал бы кто, как страшно ему было в карцере КПЗ. Не вертухаев он боялся, не побоев. Пугало его то, что менты могли сдержать свое слово и отправить Старичку компру с трансами… Но нет, обошлось все. И теперь Боярчик вел себя тише воды ниже травы. Не найти у него в доме сушеной травки, не говоря о чем-то более тяжелом. Да что там, если он даже порнофильмы сбросил в помойную яму.
Не будет он больше вставать в пику с ментозавром Кручей, хватит с него попадалова. Тем более что с Сафроном дела улажены, а Старичок в общем-то доволен поступлениями в общак. И с воровской общиной в Битове ни шатко ни валко…
– У тебя что, руки отсохли? – ухмыльнулся вор.
– Нет.
– Вот и греби руками… А мне массу топить пора.
Боярчик уже засыпал, когда внизу залаяла собака и в тот же миг что-то громыхнуло, сотрясая дом у самого основания. Мысль об апокалипсисе подтвердил сильный удар в дверь спальной комнаты.
Боярчик автоматически схватился за нож, но вынырнувшая из темноты тень перехватила вооруженную руку. Заламывающий прием, бросок через бедро, падение… Включился свет, и вор увидел нависшее над ним лицо подполковника Кручи. Долбаный Мытя, накликал Волчару своей порнухой…
Вор помнил, как здесь же работал против него спецназ. Тогда было светло, и все равно заминка вышла. Он даже смог ударить кулаком одного омоновца, прежде чем оказался на полу с заломленными за спину руками. А сейчас было темно, но ворвавшиеся менты не оставили ему ни единого шанса. А спецназовцами в комнате не пахнет. Только Круча и волки из его ментовской стаи. Ох и грозный же у них вид… Боярчик с силой зажмурил глаза. Как бы он хотел, чтобы это видение было всего лишь кошмарным сном.
Глава 19
Боярчик был подавлен и унижен. Страх в глазах и сожаление. Чувствует собака, чье мясо сожрала…
– Ты на кого руку поднял, сука! – грохотал Комов. – Ты кого завалить хотел, падла?
Степан легонько хлопнул его по плечу, призывая отойти в сторонку. Сам навис над Боярчиком.
– Ты вор или наплевано? – спросил он, всматриваясь в потухшие глаза. – Ладно, на меня наехал. Но машину зачем рядом со своим домом бросать?
– Какую машину, начальник? Ты мне скажи, какие ко мне предъявы, а потом спрашивай.
– Ты стрелял в меня или твои люди?
– Я в тебя стрелял?.. Да ты что, начальник! Зачем мне в тебя стрелять?
– Сам знаешь зачем.
– Да незачем!.. Не будет тебя, а твои волки останутся. Я ж не враг себе… Да и компра у вас останется… Нет, начальник, напрасно ты бузу поднял. Не я это! И люди мои здесь ни при чем!
– Да, но машина, из которой стреляли, возле твоего дома стоит…
– Тебя это удивляет. Потому что ты умный человек. И меня это удивляет. Потому что и я не дурак… Стал бы я паленую машу возле своего дома ставить?.. Подставляют меня, начальник. Гадом буду, подставляют! – зарыдал Боярчик.
– Кто?
– А не знаю… Не могу говорить, пока точно не знаю. А узнаю, скажу… Ты, начальник, закрыть меня можешь, я слова не скажу. Можешь братве на меня слить… Но так ты не найдешь, кто в тебя стрелял. А я бы помог тебе разобраться… Я этого гада найду, своими руками!.. Нет, начальник, тебе отдам, ты сам с ним разбирайся…
– С кем разбираться?
– Да говорю же, не знаю, что это за сука! Но я обязательно узнаю!..
Степан вопросительно посмотрел на притихшего Федота.
– Он, конечно, не Архимед, но и не идиот, – спокойно сказал тот. – Не стал бы он паленую машину под окнами бросать… Разве что дружки его напортачили… Разбираться надо.
– Разберемся, – кивнул Круча. – Экспертизу проведем и разберемся…
Боярчика и его подручных доставили в отделение, поместили в клетку. А брошенной «Нивой» занялись эксперты. Но что-то подсказывало Степану, что преступники тщательно подчистили за собой следы.
* * *Лейтенант Костоедов сиял как медный таз на июльском солнышке.
– Чему радуешься? – насмешливо посмотрел на него Комов. – Щуку поймал.
– Безрыбье там, товарищ майор! – бодро выговорил парень.
– Где там?
– На кладбище…
– Если безрыбье, чего тогда лыбишься?
– На безрыбье, как говорится, и рак рыба. А рака я там поймал. Рака, который падалью питается…
Он сам вставил в dvd-rom компьютера диск, вывел на монитор картинку. Качество изображения ужасное: слабая камера, ночь. Но все же можно было увидеть, как некто вытаскивает из разрытой могилы гроб…
– Там, если присмотреться, видно, что это сторож. Все как вы и говорили, товарищ майор! – подвел черту Костоедов.
Оказывается, Федот вовремя вспомнил историю про меркантильных гробокопателей. И правильно сделал, что самолично распорядился установить ночную видеокамеру с ракурсом на могилу Самогорова. И попался-таки падальщик в сети.
– Что и требовалось доказать! – бравурно подмигнул удачливому оперу Комов. – Куда он гроб потащил?
– Не знаю… Тело в яму сбросил, могилу закопал, а куда гроб упер, этого камера не зафиксировала…
– Когда это случилось?
– Да этой ночью, под утро. Шесть часов всего прошло…
Комов посмотрел на часы. Десять часов утра, рабочий день уже в разгаре. А его в дрему клонит. Потому что ночка выдалась бессонной.
– А куда утащить мог, как думаешь?
– Не знаю, – пожал плечами Костоедов.
– Не знаешь. И я не знаю. А надо узнать…
Он мог отправить на кладбище Кулика или кого-нибудь из его оперов, но уголовный розыск загружен под завязку. И у Федота дел много, но Степан Круча жестко поставил задачу – найти убийц гражданки Сечкиной.
– Поехали, Валера, посмотрим, как там наши раки зимуют…
Взяв с собой Костоедова, он самолично отправился на погост.
– Оставь надежду, всяк сюда входящий, – сказал он, прежде чем шагнуть за главную ограду кладбища.
Осень, листва на дорожках, но никому до нее дела нет – никто не сметает ее. Но порядок в общем-то соблюдается – нагромождений из веток и завалов из мусора вроде бы нет.
Сторожка располагалась близ «аллеи бандитской славы». Было на старом кладбище такое место, где с начала девяностых складировали на покой местную братию. И авторитеты здесь, и просто быки. Много гранитных памятников, за которыми нужен глаз да глаз, чтобы лихие люди не утащили. Сторожа охраняли это место особенно тщательно, потому что понимали, какая беда их ждет, если вдруг обнаружится пропажа. Потому и «штаб-квартиру» свою здесь разместили.
– А чего ты такой бледный? – удивленно посмотрел на лейтенанта Федот.
Вроде бы не робкого десятка парень. И с трупами работал, не отлынивал. А тут с лица вдруг сошел.
– Да место гиблое…
– Это ты зря. Места гиблые там, где убивают. А здесь лишь хоронят…
– Да я понимаю. И совсем не страшно. Просто муторно…
– Тогда стой здесь, если муторно…
Он шагнул в кладбищенскую сторожку с таким чувством, как будто входил в древний фамильный склеп. Но вместо каменного ложа, где могло лежать изъеденное червями тело, он увидел длинный дощатый стол, застланный газетой и заставленный всякой дрянью: пустые запыленные бутылки, банка с засохшей краской, кухонный нож с заржавленным лезвием, жестянка с бычками. В темном углу стоял топчан, на котором лежал мужик с испитым лицом.