Времена не выбирают… - Александр Кушнер

В лучшем случае – авангардист.

Разве мама любила такого?

Прошлогодний, коричневый лист.

Все же мне его жаль, с его шагом

Твердокаменным, светом и мраком.

Разве я в нем не жил, не любил?

Разве он не явился под знаком

Огнедышащих версий и сил?

С Шостаковичем и Пастернаком

И припухлостью братских могил…

«Посчастливилось плыть по Оке, Оке…»

Посчастливилось плыть по Оке, Оке

На речном пароходе сквозь ночь, сквозь ночь,

И, представь себе, пели по всей реке

Соловьи, как в любимых стихах точь-в-точь.

Я не знал, что такое возможно, – мне

Представлялся фантазией до тех пор,

Поэтическим вымыслом, не вполне

Адекватным реальности, птичий хор.

До тех пор, но, наверное, с той поры,

Испытав потрясенье, поверил я,

Что иные, нездешние, есть миры,

Что иные, загробные, есть края.

И, сказать ли, еще из густых кустов

Ивняка, окаймлявших речной песок,

Долетали до слуха обрывки слов,

Женский смех, приглушенный мужской басок.

То есть голос мужской был, как мрак, басист,

И таинственней был женский смех, чем днем,

И, по здешнему счастью специалист,

Лучше ангелов я разбирался в нем.

А какой это был, я не помню, год,

И кого я в разлуке хотел забыть?

Назывался ли как-нибудь пароход,

«Композитором Скрябиным», может быть?

И на палубе, верно, была скамья,

И попутчики были, – не помню их,

Только путь этот странный от соловья

К соловью, и сверканье зарниц ночных!

«Подсела в вагоне. «Вы Кушнер?» – «Он самый…»

Подсела в вагоне. «Вы Кушнер?» – «Он самый».

«Мы с вами учились в одном институте».

Что общее я с пожилой этой дамой

Имею? (Как страшно меняются люди

Согласно с какой-то печальной программой,

Рассчитанной на проявленье их сути.)

Природная живость с ошибкой в расчете

На завоеванье сердец и удачи,

И господи, сколько же школьной работе

Сил отдано женских и грядкам на даче!

«Я Аня Чуднова, теперь узнаете?»

«Конечно, Чуднова, а как же иначе!»

«Я сразу узнала вас. Вы-то, мужчины,

Меняетесь меньше, чем женщины». – «Разве?»

(Мне грустно. Я как-то не вижу причины

Для радости – в старости, скуке и язве.)

«А помните мостик? Ну, мостик! Ну, львиный!»

(Не помню, как будто я точно в маразме.)

«Не помните… Я бы вам все разрешила,

Да вы не решились. Такая минута…»

И что-то прелестное в ней проступило,

И даже повеяло чем-то оттуда…

В Антропшине вышла… О, что это было?

Какое тоскливое, жалкое чудо!

Галстук

Есть галстук: служит мне лет тридцать, темно-синий.

Смелее был бы я, так черный бы завел.

Печальный компромисс. Горгон боюсь, эриний

Ввиду грядущих драм и безнадежных зол

И в ящик каждый раз убрать его подальше,

Поглубже норовлю, чтоб он мне на глаза

Не попадался. Есть, есть что-то здесь от фальши

И слабости души: все видят небеса.

Да, раза два в году, а то и три, четыре —

Чем дольше я живу, тем чаще нужен мне

Он, жалкий, – страшно жить и скользко в этом мире.

Не надо объяснять, не правда ли, вполне

Понятно и без слов, что прочен старый узел,

Что, в петлю головой ныряя, как в хомут,

Иду туда, где рок все к яме свел и сузил,

Туда, куда и все, потупившись, идут.

«В декабре я приехал проведать дачу…»

В декабре я приехал проведать дачу.

Никого. Тишина. Потоптался в доме.

Наши тени застал я с тоской в придачу

На диване, в какой-то глухой истоме.

Я сейчас заплачу.

Словно вечность в нездешнем нашел альбоме.

Эти двое избегли сентябрьской склоки

И октябрьской обиды, ноябрьской драмы;

Отменяются подлости и наскоки,

Господа веселеют, добреют дамы,

И дождя потоки

Не с таким озлоблением лижут рамы.

Дверь тихонько прикрыл, а входную запер

И спустился во двор, пламеневший ало:

Это зимний закат в дождевом накрапе

Обреченно стоял во дворе, устало.

Сел за столик дощатый в суконной шляпе,

Шляпу снял – и ворона меня узнала.

«Сегодня странно мы утешены…»

Сегодня странно мы утешены:

Среди февральской тишины

Стволы древесные заснежены

С одной волшебной стороны.

С одной – все, все, без исключения.

Как будто в этой стороне

Чему-то придают значение,

Что нам понятно не вполне.

Но мы, влиянию подвержены,

Глядим, чуть-чуть удивлены,

Так хорошо они заснежены

С одной волшебной стороны.

Гадаем: с южной или западной?

Без солнца не определить.

День не морозный и не слякотный,

Во сне такой и должен быть.

Но мы не спим, – в полузабвении

По снежной улице идем

С тобой в волшебном направлении,

Как будто, правда, спим вдвоем.

«Обратясь к романтической ветке…»

Обратясь к романтической ветке,

Поэтической ветке родной,

Столько раз ради трезвости меткой

Из упрямства отвергнутой мной,

Я сказал бы им, братьям горячим,

Как мне пусто и холодно тут!

Я не лью свои слезы, я прячу.

Дайте плащ поносить! Не дадут.

– Надо вовремя было из комнат

На корабль трехмачтовый взбегать,

Незаметною ролью и скромной

Не пленяться, обид не глотать,

Надо было не чашку и блюдце

И не скатерть любить на столе,

Надо было уйти, отвернуться

От всего, что любил на земле.

– Дорогие мои, не судите

Так же быстро, как я вас судил,

Восхищаясь безумством отплытий,

Бегств и яркостью ваших чернил,

Мне казалось, что мальчик в Сургуте

Или Вятке, где мглист небосвод,

Пусть он мной восхищаться не будет,