К чему снится Император? (СИ) - Шведов Вадим

— Успокойтесь господа, давайте вернёмся к обсуждению. Это ведь женщины эмоциональные, а не мужчины. Или вы хотите доказать нам обратное, — громко вскричал государь.

От этих слов все прямо опешили и притихли.

— Значит так, данное новшество придумано не нами. В Европе это уже введено и эксперимент признан удачным, — продолжил император.

— Но Россия — это не Европа, Ваше Величество, — вновь возразил Игнатюк.

— Да неужели⁈ — с, казалось бы, неприкрытым удивлением воскликнул Александр. — А мне казалось ещё недавно, что вы вдруг отстаиваете европейские ценности для России. Что тогда ответите мне на это?

В зале наступила гробовая тишина, — на данное утверждение не было никакой возможности ответить непротиворечиво.

— Итог следующий, господа. Всю эту тему с требованиями изменить образование по европейским стандартам затеяли вы сами. Правительство пошло вам навстречу. Попытка переиграть назад, будет видеться любому здравомыслящему человеку лицемерной, а значит, допускать подобного мы с вами не имеем права. И в следующий раз требуя идти по европейскому пути, имейте в виду, что государство будет проводить всё последовательно и до конца.

Государь выходил из зала в полной тишине, а студенты и профессора сидели пришибленными. А уже буквально на следующий день газеты вышли со статьями, что это именно студенты потребовали провести образовательную реформу европейского характера, а теперь вдруг возмущаются её содержанием. В прессе пошли насмешки над глупыми студентами, которые сами не знают чего хотят. Даже прогрессивное общество внезапно переменило свой тон. Молодёжь же в этой ситуации оказалась в полной прострации от подобных издевательств и на время совершенно затихла, переживая свой позор.

Более сложной вышла встреча Александра и главы русской церкви.

— Как это понимать, Ваше Величество? — начал Филарет.

— Вы о чём, Ваше Святейшество?

— Государь, думаю понятно, что я имею в виду. Почему из образования убран курс Слова Божиего.

— Возможно, данная ситуация сложилась из-за позиции церкви, отказывающейся поддержать государство в его реформах. Правительство сейчас в уязвимой ситуации, и нуждается в одобрении своих действий со стороны патриарха как никогда.

— Очень похоже на шантаж, Ваше Величество.

— Побойтесь Бога, и в мыслях не было. Просто я не понимаю, почему государство должно тратить деньги на введение курса православия во всех учебных заведениях, если церковь не готова уступить ему даже в этой мелочи.

После этих слов патриарх вдруг замолчал. Было видно, что он переваривает каждое слово Александра.

— Всё равно нет, — заявил патриарх.

— Почему же? — удивился я.

— То, что вы делаете противно православию. Отмена отеческой заботы помещиков над крестьянами, дарование равных прав всем религиям, а нынче ещё и эта ужасная реформа образования. Мужики теперь будут грамотными, — да они после этого бунт поднимут, да в атеизм ударятся! А дать женщинам возможность учиться, — как вообще можно было ввести такое в нашей православной стране. Немыслимо! Нет, нет!!! Поддержать вас, — это значит пойти против совести!

Услышав яростную возмущённую речь Филарета, — я оказался под впечатлением и на пару секунд вдруг даже подумал, что может на самом деле ошибся. Настолько праведной и сильной эта речь мне показалась… Если бы у меня не было опыта будущей жизни, я бы, возможно, и повернул назад. Но так нет, — меня этим напором не возьмёшь.

— Хорошо, Ваше Святейшество, я уважаю данное решение. Но тогда и вы не ждите никакой поддержки от государства в учебной сфере. Мы прекратим всякое признание духовного образования, — обойдётесь без него.

Патриарх скривил лицо, видно, как ему в этот момент было тяжело.

— Вот как оно пошло, государь. Вы хотите пойти против церкви и стать антихристом?

— Ничего подобного. Все знают, что церковь, благодаря мне, наоборот, стала свободной. При батюшке моём никакого патриаршества не было. Действовала духовная коллегия, — я бы просто приказал вам, как обычному чиновнику, и вы бы не смогли противиться. Согласитесь, — сложно назвать человека антихристом, давшего православной церкви возможность принимать собственные решения.

— Только это и дали, Ваше Величество. Спору нет, но когда вы даёте одной рукой, то другой сразу же отбираете.

— Слушайте, мы идём по кругу. Давайте обозначим наши итоговые позиции. Вы намерены договариваться?

— Церковь нуждается в православном образовании, — без него нам будет нанесён страшный удар. Неграмотный священник может нанести больше вреда, чем какой-то атеист или схизматик, — раздражённо сказал Филарет.

— Хорошо. Ваш запрос нам понятен. Что государство получит взамен?

— Церковь не готова поддержать вас, но мы согласны не критиковать ваши начинания, — теперь уже зло высказался патриарх.

— Этого мало. Правительство в ответ на это готово согласиться лишь на специальное православное образование вне государственных учреждений и официально признать его, но без финансирования. Можете создавать свои начальные, средние, высшие учебные заведения, но на собственные средства.

— Да будет так, Ваше Величество. Скажу как на духу, этот разговор для меня был неприятен. Вы буквально выкручивали мне руки.

— Зато теперь лучше понимаете мою жизнь. Со мной такое происходит постоянно. Я, надеюсь, вами будет донесена до каждого священника необходимость невмешательства церкви в государственные дела. Занимайтесь духовной жизнью, а государство будет ведать мирской, раз вы уж сами выбрали такое решение. Односторонний пересмотр данной позиции видится мне весьма болезненным для обеих сторон.

Беседа с патриархом буквально вытрясла из меня последние силы. Чёртов фанатик! Как же тяжело с ними иметь дело! Филарет уверен, видите ли, что он прав, и даже пытаться переубедить его, оказалось делом совершенно бесперспективным. Самое поганое, что российское общество словно разделилось на «прогрессивное» и консервативное. С обеих сторон мною недовольны, и приходится постоянно лавировать между ними. Как ни странно, но именно эта сложная ситуация пока меня выручает от прямого заговора. По словам Шувалова, контролирующего государственную безопасность, сейчас консерваторы безумно боятся либералов и социалистов, а те, в свою очередь, опасаются консерваторов. В таких обстоятельствах главной угрозой становится не возможность гвардейского заговора (так как до сих пор отсутствует единая политическая позиция у высшего сословия), а попытка организовать покушение на меня и отдельных членов семьи обеими политическими сторонами. Устранение же государя, а затем Константина и других неудобных представителей императорской фамилии, позволило бы продавить нужный взгляд на политическое развитие страны. Шеф III Отделения в своих донесениях указывал также на возможность организации специальных провокаций с целью расшатать общественный порядок и под предлогом государственной беспомощности, нанести необходимый удар либо оказать такое воздействие на власть, которое последнее бы не смогло игнорировать.

Тем временем в самом российском обществе продолжала развиваться борьба по всем вопросам социальной жизни. Мечты умеренных либералов о сплочении всех «передовых сил» общества для продолжения реформ европейского образца рухнули после контратаки Александра в образовании. Никитенко в валуевской «Северной пчеле» примерно в это же время подверг сильной критике «наших крайних прогрессистов». Писал он, правда, в смягчённых выражениях, так как боялся слишком гневной реакции. Уже тогда его приятель Иван Александрович Гончаров прямо советовал ему быть «аккуратным», так как многие осуждали писателя за открытую поддержку действий правительства.

Разумеется, общественное затишье было недолгим, и первыми решили нанести удар дворяне. На очередном дворянском собрании Тверской губернии неожиданно были сформулированы требования к правительству: 1. преобразование системы управления финансами, чтобы она не зависела от произвола правительства, 2. учреждение независимого и гласного суда, 3. введение гласности во всех отраслях управления, без которого не может быть доверия к власти, 4. уничтожение антагонизма между сословиями. Самым же главным являлось то, что средством разрешения данных вопросов данное собрание видело не в правительстве якобы «несостоятельном в этом деле», а в специально созванном Земском соборе, которое бы взяло на себя решение текущих проблем.