Пикассо - Роланд Пенроуз

Ольга позаботилась о том, чтобы новая гостиная, окна которой выходили на улицу, и столовая с видом на сад были обставлены мебелью, отвечающей ее вкусу, и чтобы в той и другой комнате было достаточно красивых кресел для многочисленных гостей: она собиралась принимать их подобающим образом. Студия Пикассо находилась этажом выше. В ней он хранил бесчисленное множество предметов, приобретенных специально или случайно подвернувшихся под руку. Картины Руссо, Матисса, Ренуара, Сезанна и других художников в беспорядке висели на стенах или были прислонены к ним, придавая беспорядку своеобразную привлекательность.

Конец войны

После окончания войны Париж вновь становится центром притяжения для художников, поэтов и философов со всего света. Именно благодаря возросшему престижу современных направлений в искусстве и широко распространенному влиянию кубизма молодое поколение, разочарованное и озлобленное сумасшествием четырех лет войны, снова потянулось в Париж. Представители этого поколения бросали в лицо обществу обвинение за проявленную слепоту и с порога отвергали питаемые ими когда-то иллюзии в отношении того, что жизнь и искусство снова вернутся в лоно ранее существовавших традиций и довоенных ценностей. Война, утверждали они, велась для того, чтобы покончить со всеми войнами, и потому ее конец положил начало безудержному гедонизму.

Как следствие такой реакции, в Швейцарии, Германии, Англии и США уже в во время войны возникли маленькие группировки художников, идеи которых, несмотря на трудности общения художников между собой в те годы, обнаруживали поразительное сходство. В Швейцарии, огражденной от ужасов войны нейтралитетом, возникла группа, во главе которой стояли Тристан Тцара и Жан Ганс Арп. Между их презрением к канонам искусства и идеями, дававшими о себе знать в Нью-Йорке в работах Марселя Дюшана, Пикабиа и Мана Рея, а позднее и в более политизированных полотнах Рихарда Хальстентека в Берлине, существовала тесная связь. Первым шагом нового движения в Европе явилось открытие кабаре «Вольтер» в Цюрихе в мае 1916 года. Его создатель, поэт и пацифист Хуго Болл, был фанатично предан движению, участники которого преклонялись перед Пикассо и Аполлинером. Болл охотно предоставлял кабаре для показа работ современных художников и проведения различного рода дискуссий. На первой организованной им выставке были представлены поэмы и полотна Аполлинера, Арпа, Сендра, Кандинского, Маринетти, Модильяни и Тцары. Она включала также шесть гравюр и один рисунок Пикассо. Вслед за этим в июле 1917 года вышел первый номер журнала. Ему было дано имя нового движения — «дада». Стремясь очистить искусство от лицемерия прошлого, «дада» выступает за уничтожение всего, что еще совсем недавно считалось прекрасным. Для дадаистов «очаровательный в некоторых отношениях кубизм скатывался к отвратительному эстетизму». Теперь, когда шлюзы оказались открытыми, новая, более мощная волна родившегося движения в искусстве была готова обрушиться на Париж.

Пикассо равнодушно взирал на эту воинственную кампанию дадаистов, абсолютно не обращая внимания на их нападки на менее талантливых его последователей, которые, поверхностно усвоив его открытия, пытались создать «школу». Художника не увлекала и тенденция к абстракционизму, появившаяся в работах таких живописцев, как Арп и Кандинский, или теории живших где-то далеко русских конструктивистов. Своими работами он породил многочисленные противоборствующие направления. Ему многим обязаны два совершенно противоположных друг другу стиля: с одной стороны, чистая композиция, в основе которой лежало использование линий и цвета, проповедуемая Мондрианом, и, с другой — поэтическая образность Макса Эрнста. Пикассо со свойственным ему любопытством, не закрывая глаза на новые направления, продолжал идти своим, неизведанным путем.

«КРАСОТА ДОЛЖНА ВЫЗЫВАТЬ СОДРОГАНИЕ» (1918–1930)

«Русский балет» в Лондоне

В сентябре 1918 года «Русский балет» прибыл в Лондон, где в течение почти года ему сопутствовал невиданный успех. В июле следующего года в театре «Аламбра», расположенном на площади Лейчестер, Дягилев рискнул вновь поставить «Парад», а затем новый балет «Треуголка», для которого Пикассо создал костюмы и декорации. В основу балета на музыку де Фальи была положена история из сельской жизни Испании: старый вельможа, используя свое положение, пытается соблазнить молодую жену мельника, но, к большому удовольствию жителей деревушки и зрителей, терпит фиаско. В новом балете, в отличие от «Парада», не предполагалось использовать каких-либо новаторских приемов, но сама тема предоставила Пикассо возможность воплотить в костюмах и декорациях атмосферу его родины.

Другой новой постановкой во время лондонского сезона стал балет «Причудливая лавка», к работе над которым впервые был привлечен Дерен. Созданные им неординарные костюмы и декорации очаровывали. Дерен внес в театр Дягилева столько же французского духа, сколько Пикассо испанского в «Треуголку». Оба художника прибыли в Лондон, чтобы наблюдать за оформлением декораций, мастерски выполненных по их наброскам Владимиром Полуниным и его женой — англичанкой Элизабет.

«Треуголка» с самого начала пользовалась большим успехом у зрителей. Простые линии и непретенциозные тона декораций с гигантскими розовыми и желтыми дугообразными разводами, расчерчивающими светло-голубое звездное небо, мало чем напоминали кубизм, если не считать угловатых форм домов. Подобно музыке де Фальи, краски передавали мягкость и в то же время драматичный колорит испанского неба. Танцы фламенко, с которыми Мясин познакомился во время посещения Испании, были великолепно исполнены танцорами, одетыми в прекрасно сшитые национальные испанские костюмы. При создании их эскизов Пикассо гармонично использовал зигзагообразные и полукруглые формы, характерные для лент и накидок, которыми испанские крестьяне украшали повозки и сбруи запряженных мулов. Рисунки напоминали каллиграфические арабески мавров. Резкий контраст зеленых, розовых, алых и черных тонов невольно вызвал в памяти Испанию. «Все костюмы без исключения отличают мягкость и экспрессивность линий; в то же время они отмечены печатью достоинства, что так характерно для Андалусии», — писал критик Жан Берни. Зрители с восторгом оценили созданный Пикассо занавес. На переднем плане мужчина и группа женщин в испанских национальных костюмах стоят, облокотившись на перила балкона. С арены, где только что закончилась коррида, убирают убитого быка. Рисунок, не содержавший ни одного элемента кубизма, был тепло принят публикой.

Пикассо по обыкновению целиком окунулся в последние приготовления к постановке «Треуголки», наблюдая за созданием декораций и внося изменения в дизайн костюмов прямо на репетициях. Во время премьеры он даже появился за кулисами с краской и кистями, чтобы добавить последние штрихи к костюмам танцоров, прежде чем они выйдут на сцену.

Зенит славы «Русского балета» пришелся как раз на тот период когда в моду вошел авангардизм. Труппа прославилась, с одной стороны, великолепными танцорами и скандальным, как казалось некоторым, сотрудничеством с молодыми революционными художниками, что вызывало восторг у снобов, а с другой, — вниманием к ее творчеству настоящих ценителей искусства Неутомимые усилия Роджера Фрая, кому оказывал помощь Клайв Белл, убедили элиту с Блумбсбери в необходимости познакомиться с современной живописью. Общее восхищение совершенством балета, его музыкой и танцами помогло пробудить у вчера еще безразличной английской публики интерес к таким художникам, как Пикассо, Дерен и позднее Матисс. Это был своего рода косвенный способ обратить внимание на этих художников в Лондоне, отстававшем в те дни в оценке современных направлений на десять лет от других стран. Первое знакомство с представителями авангарда принесло свои плоды — три года спустя в галерее «Лейчестер» была организована выставка более семидесяти работ Пикассо.

Сопутствующий балету успех открыл двери Пикассо и его жене в самые богатые дома Англии. Ольга была покорена вниманием, оказанным ее мужу, а Пикассо, в отличие от Дерена, который относился к известности с безразличием и предпочитал высшему обществу общение с творческой интеллигенцией, заказывал себе костюмы у лучших портных и появлялся на торжественных приемах в безукоризненном фраке.

После переезда на новую, более удобную, квартиру Пикассо теперь реже виделся со старыми друзьями. Брак, вернувшийся с фронта с ранением в голову, чувствовал себя неважно и постоянно пребывал в подавленном состоянии. О возврате к довоенным дружеским отношениям не могло быть и речи. Брак не одобрял нового образа жизни старого друга и с презрением относился к появлению облаченного в модные костюмы Пикассо в театрах.