Портреты святых. тома 1-6 - Антонио Сикари

class="p1">Я чувствовала, что готова сделать это, и только просила у Господа, чтобы Он указал мне, как я должна поступить. По окончании бдения я была глубоко убеждена, что моя молитва исполнена, хотя еще не знала, в чем будет состоять тот крест, который ляжет на мои плечи".

Согласно свидетельству самой Эдит, она поступила в монастырь в уверенности, что в Кармеле Бог готовит ей нечто такое, что она может найти только там. Когда она решила туда поступить, некоторые из ее родных обвинили ее в том, что она ищет себе убежища как раз в тот момент, когда народ ее подвергается преследованиям.

Одна из подруг Эдит повторила ей это, как бы для того, чтобы ободрить ее, через несколько дней после принесения обетов.

Уже тогда Эдит ответила: "О, нет! я не верю в это! Конечно же, они и здесь меня найдут, и, во всяком случае, я совершенно не рассчитываю на то, что они оставят меня в покое". Когда эсэсовцы увезли ее, сестры, разбирая ее бумаги, нашли маленькую икону, на которой она написала, что приносит в дар свою жизнь ради обращения евреев.

И уже в Великое воскресенье 1939 года она попросила у своей настоятельницы позволения принести себя в жертву искупления Сердцу Иисуса ради подлинного мира: "Я желаю этого, потому что уже час двенадцатый… я знаю, что я — ничто, но этого хочет Иисус, и настанет день, когда Он призовет и многих других".

Еще раньше, в 1938 году, водном из писем она писала: "Я уверена…, что Господь принял мою жизнь ради всех. Я думаю о царице Эсфири, избранной из своего народа, чтобы заступиться за него перед царем. Я — маленькая Эсфирь, бедная и немощная, но избравший меня Царь бесконечно велик и милосерден. И это большое утешение".

И, наконец, последние совпадения.

Святым Церкви, который более, чем кто-либо другой, говорил о необходимости Креста, был великий мистик и преобразователь Кармеля. О нем Эдит написала свой последний труд — "Scientia Crucis", ее труд был прерван на том месте, где она рассказывает о смерти святого, потому что она должна уже не писать, но на своем опыте познать ту "науку креста", о которой писала.

Родившись в 1891 году, в трехсотлетнюю годовщину смерти св. Иоанна Креста (1591), она умерла в 1942 году, в год четырехсотлетней годовщины рождения святого (1542).

И, наконец, последнее таинственное совпадение. В те страшные годы большая часть христиан утратила свою веру и стала исповедовать новую, страшную веру — веру в арийскую кровь. Один из официальных идеологов фашизма писал: "Сегодня рождается новая вера: миф о крови, вера, что вместе с кровью сохраняется божественная сущность человека, вера, основанная на незыблемой истине: нордическая кровь представляет собой тайну, которая сменила древние таинства и лишила их силы".

В единственном официальном идеологическом партийном журнале Розенберг писал: "Среди сильных идеологических противников, которые упорно противостоят всем белым народам, связанным общностью нордической крови… — Римская Церковь…".

В личности Эдит выражена та подлинная богословская трагедия, которую мы еще не осмыслили до конца: она, еврейка, была убита потому, что в ее жилах не текла "нордическая кровь", была убита бывшими христианами, которые выдумали новую языческую религию, и была убита потому, что была христианкой, в отместку тем епископам, которые осудили это язычество.

И Эдит парадоксальным образом полностью принадлежала одновременно и христианскому народу и народу еврейскому. Более того, она — свидетель того, сколь глубоко христианский народ привился к еврейскому, и сколь языческим становится христианский народ, когда он ополчается против своего священного прошлого.

В конце 1939 года Эдит писала: "Я получила то имя, которое попросила. Под крестом я поняла, какая судьба намечалась для народа Божьего в те времена…

Конечно, сегодня я лучше знаю, что значит быть с Господом под знамением креста. Понять это до конца невозможно; это тайна". В тайне Эдит Штейн есть и другой личностный аспект, связанный с ее профессиональным призванием в сфере культуры. И здесь нет недостатка в знаменательных совпадениях.

В течение долгого времени, пока она была неверующей, как она говорила, ее единственной молитвой была жажда истины. Эта жажда привела ее в университетский город Геттинген, который считался "раем для студентов, где днем и ночью, за столом или на прогулке, все занимаются только философией, говоря при этом, разумеется, только о феноменологии".

Воплощением ее идеала стал Эдмунд Гуссерль — "непревзойденнейший философ и учитель" того времени, учивший познавать объективную природу вещей. Увлеченность Эдит феноменологией была столь велика, что еще до ее отъезда в университет ее товарищи в шутку называли ее "познающей объективное" и посвятили ей песню, где говорилось, что все девушки мечтают только о поцелуях (по-немецки Kusseri), и только Эдит "мечтает лично встретиться с Гуссерлем".

"Мне был 21 год, и я была полна надежд. Психология разочаровала меня; я пришла к выводу, что эта наука находится во младенчестве и лишена объективных оснований. Но все, что я знала о феноменологии, заворожило меня, в особенности меня привлек ее объективный метод исследования".

Затем она объясняет: "Все молодые ученые, занимавшиеся феноменологией, прежде всего были осознанными реалистами… Нам казалось, что Логические исследования — это новая схоластика… и познание предстало нам обновленным". Здесь мы не можем заниматься философией. Но все мы можем по крайней мере понять, чтó было поставлено на карту. После долгого периода господства субъективизма (согласно которому истина зависит от сознания и точки зрения субъекта) возобладало объективное представление об истине: "Истина — это абсолют…, она не зависит от мыслящего субъекта… Нужно исходить из опыта и описать его, прежде чем его объяснять…", — говорил Гуссерль.

Он настаивал: "Нужно обратиться к вещам и спросить у них, о чем говорят они сами, обретя, таким образом, уверенность в том, что не вытекает из теорий, построенных а-приори, из непроверенных мнений, полученных из вторых рук". Мы знаем, что Эдит следовала этому наставлению и в своей религиозной жизни и что потом, после обращения, она пыталась сравнить и найти точки соприкосновения непреходящей церковной философии, воплощенной в учении св. Фомы Аквинского, с учением Гуссерля. Он сам признал, что в ее лице католическая Церковь обрела "первоклассную защитницу неосхоластических взглядов". Но больше всего нас интересует общность судеб между учителем и его ученицей, ставшей ученицей Христовой.

Она говорила Гуссерлю о своем обращении, и тот выслушал ее очень сочувственно, но она поняла, что отныне между ней и философом пролегла пропасть. Гуссерль, еврей по национальности, был воспитан в традициях протестантизма, но не был верующим.

Эдит писала об этой встрече; "Между