Клеймо смерти - Питер Джеймс

Клио говорила, что верит в Бога, но сама в церковь никогда не ходила. Несколько раз, сразу после рождения Ноя, они обсуждали тему веры, решая, нужно ли его крестить. Клио хотела этого – ей нравились традиции и сама идея крестин. Грейс в своих чувствах уверен не был. С одной стороны, он предпочел бы избежать крещения и предоставить Ною решить все самому, когда он повзрослеет. Но, с другой, если уж Клио хочет крестин, пусть так и будет.

Когда-то он тоже верил. Потом какое-то время был едва ли не воинствующим атеистом, к чему его подтолкнули смерть родителей и абсолютно циничное отношение к религии со стороны Сэнди. И наконец пришел к сегодняшнему состоянию, которое определялось короткой формулой: будь открыт всему. Он не мог поверить библейскому представлению о Боге, но в равной мере его не устраивали взгляды современных атеистов вроде Ричарда Докинза. И уж если бы пришлось открыто заявить свои взгляды, он сказал бы, что люди – по крайней мере пока еще – не настолько умны, чтобы объять необъятное.

Но, входя в великолепный, поражающий воображение храм, наподобие этого, Грейс отчасти понимал то мистическое чувство, что нисходит здесь на прихожан. Он сидел на скамье, вдыхая запахи дерева и старых тканей. Клио положила на пол подушечку, опустилась на колени и, склонив голову, начала молиться.

Грейс последовал примеру жены и, прикрыв лицо ладонями, попытался вспомнить слова «Отче наш», которые когда-то, в детстве и позже, повторял каждый вечер.

– Отче наш, сущий на Небесах! Да святится имя Твое, – пробормотал он смущенно и остановился – следующая строчка вдруг вылетела из памяти.

Заиграла музыка – «Leaving On A Jet Plane» Джона Денвера. Все вокруг начали подниматься. Они с Клио тоже встали.

Под звуки музыки носильщики внесли сосновый гроб и двинулись по проходу. Повернувшись вместе со всеми, Грейс увидел четырех серьезных мужчин, в том числе Нормана Поттинга, по лицу которого катились слезы. Медленно приблизившись к алтарю, они осторожно поставили гроб на катафалк.

Собравшиеся сели. Началась служба. Вел ее преподобный отец Мартин, лишь недавно служивший на их с Клио свадьбе. Грейс вытащил из нагрудного кармана листок и еще раз перечитал речь. После вступительных слов викария все опять поднялись под звуки первого гимна, «Пребудь со мной». По окончании гимна викарий зачитал из Первого послания к коринфянам. После него к кафедре медленно подошел Норман Поттинг. Лицо его было мокрое от слез, и в церкви наступила полная тишина. Несколько секунд он стоял молча, собираясь с силами.

– Это все для Беллы. – Голос его дрогнул. – Музыка, которую она любила. Люди, которых она любила. Никто не любил ее больше, чем я. – Он сглотнул комок в горле, промокнул глаза платком и продолжил: – Все то время, что мне посчастливилось знать Беллу, был в суссекской полиции офицер, который знал ее и ценил. – Сержант посмотрел на Роя Грейса. – Вы, сэр. Рой, пожалуйста, скажите несколько слов… я… я больше не могу.

Поттинг неверным шагом сошел с кафедры, а Грейс поднялся и направился к ней. Проходя мимо Нормана, он остановился, обнял его и поцеловал в обе щеки. Потом встал на кафедру, достал листок, положил на аналой и, подождав, пока сержант вернется на свое место в первом ряду, начал:

– В последние годы полицию часто критиковали. – Он прошел взглядом по лицам присутствующих, которых собралось около тысячи человек, и остановился на Клио, которая ободряюще кивнула ему. – Здесь надо отдать должное прессе, указавшей на идиотов в наших собственных рядах. В Соединенном Королевстве более ста тридцати пяти тысяч полицейских. В любом сообществе такого масштаба всегда найдется несколько негодяев. Может быть, их около одного процента, хотя, на мой взгляд, эта цифра даже ниже. А что же остальные девяносто девять процентов? Белла Мой была одной из них. В моей команде она расследовала многие дела и была одним из самых ценных сотрудников. За все то время, что я знал ее, Белла, исполняя дочерний долг по заботе о матери, никогда не сказывалась больной, никогда не жаловалась, никогда не уходила с работы раньше времени и не взяла ни одного неположенного отгула. Свою жизнь она посвятила службе в полиции Суссекса. Жизнь, в которой она лишь недавно и лишь ненадолго нашла настоящую любовь – с Норманом.

Он остановился, поймав взгляд сержанта, и перевел дух. Потом снова оглядел море молчаливых, но внимательных лиц, большинство которых были ему знакомы.

– Я имею честь служить в полиции Суссекса двадцать один год и знаком с большинством из вас, пришедших сюда сегодня. В наших рядах, как и в рядах полицейских сил по всей стране, немного тех, кто в тот или иной момент не оказывался в ситуации, когда их жизнь висит на волоске. Кому-то приходится схватиться с размахивающим саблей пьяным в три часа ночи на Брайтон-Лейнс; кому-то – на темной улице подойти к машине, в которой сидит подозреваемый в вооруженном ограблении; кому-то – войти в бар, где идет жестокая драка; кому-то – вылезти из окна многоэтажки на узкий выступ и постараться успокоить потенциального самоубийцу. И я знаю, что все вы, сидящие здесь сотрудники полиции, не колеблясь ни секунды, не думая о собственной безопасности, сделаете в подобной ситуации то, что обязывает сделать долг служения обществу.

Он помолчал, потом продолжил:

– Именно так погибла Белла Мой. Что еще больнее и что делает ее смерть еще более героической, она сделала это, находясь не при исполнении. Горел дом, и она могла бы просто проехать мимо. Но она не проехала – остановилась. А потом узнала, что в доме ребенок. Она вошла и спасла его. Пожарные к тому времени еще не приехали, и, если бы не Белла, ребенок мог погибнуть. Этот смелый поступок стоил ей жизни. Она знала, как опасно входить в горящее здание, но у нее не было времени оценивать степень риска. Она знала, что есть шанс спасти человека, пусть даже с риском для себя.

Он снова остановился. Снова перевел дух.

– Я думаю, эти слова американского писателя Джека Лондона в полной мере можно отнести и к Белле Мой:

«Я предпочитаю быть пеплом, а не пылью.

Лучше сгореть дотла ярким метеором, чем вечно тлеть сонной планетой!

Истинный удел человека – жить, а не существовать.

Я не хочу тратить свои дни в попытке продлить их.

Я хочу использовать отпущенное мне время до конца».

Сил едва хватило дочитать до конца.

– Белла использовала свое время до конца. Мы все стали беднее без нее. Но богаче, потому что знали ее.

Он сошел с кафедры с затуманенными глазами и направился к своей скамье.

Через десять минут, когда отзвучали слова последнего гимна, «Иерусалим», все опустились на колени. Викарий произнес последнее благословение. И тут вдруг грянула совсем другая музыка – «А Good Heart» Фергала Шарки.

Носильщики и Норман Поттинг подняли гроб и, следуя за родными Беллы, вынесли его из церкви.

Рой Грейс медленно встал и протянул руку Клио. Потом подобрал зонтик и, стараясь держаться, последовал за ними по проходу.

Из толпы, стоявшей снаружи на пронизывающем ветру, вышла вдруг молодая женщина в черном, в маленькой, круглой, без полей шляпке поверх растрепанных светлых волос. Ее сопровождала угрюмого вида девочка. Женщина направилась к Норману Поттингу.

– Извините, вы – мистер… детектив Поттинг?

– Да.

– Я Мэгги Дюррант. Ваша невеста, Белла… Я только хотела сказать, что она спасла Меган, мою дочь… и нашего пса Рокки. Не знаю, что сказать… хочу, чтобы вы знали… мы так благодарны ей и тоже скорбим. – Она шмыгнула носом, и по ее щекам потекли слезы.

– Спасибо, – задыхаясь от волнения, выдавил Поттинг. – Спасибо.

Он посмотрел на девочку и улыбнулся ей сквозь подступившие к глазам слезы. И она застенчиво улыбнулась в ответ.

55

Понедельник, 15 декабря

Логан услышала скрип. Крышка открылась, и в слабом зеленоватом мерцании появилась голова. Лицо полностью скрывала черная маска с защитными очками. Секундой позже ее ослепил яркий белый луч фонарика.

– На данный момент все немножко дерьмово, – произнес голос, принадлежащий явно человеку образованному. – Но если встать на светлую сторону – а светлая сторона есть всегда, – не все так плохо. Ты еще жива. Однако имей в виду, живешь ты взаймы. Впрочем, мы ведь все так живем, да? Жизнь такая штука, из которой еще никто не выбрался живым!

Логан услышала, как он усмехнулся. Прозвучало ужасно – какое-то отвратительное кудахтанье, как у ведьмы.

– Пить, – прохрипела она. – И мне нужно больше сахара. Пожалуйста… пожалуйста… скажите, почему я здесь. Что вы хотите? Я дам все, что вам нужно. Если хотите заняться сексом, я не стану сопротивляться. Я все сделаю.

– Да, сделаешь. Сделаешь все, что я захочу! – Он снова закудахтал. Его голос вдруг смягчился. – Хочешь воды?

– Да… пожалуйста.

Внезапно, она не успела даже вдохнуть, в лицо ударила струя ледяной воды. Логан глотала ее, но вода все лилась и лилась, растекаясь по лицу и шее. Она трясла головой, глотала, но воды было слишком много, и она уже начала задыхаться.