Воющие псы одиночества - Александра Маринина

- Андрюша, ты меня не любишь, - мягко заговорила Вера, - не надо закрывать на это глаза. Ты женился на мне исключительно из порядочности, потому что я была беременна Славиком. И когда ты только начал со мной спать, ты меня не любил, просто ты был молодым и здоровым, а я все время у тебя под боком крутилась, мы жили в одной квартире, ну кто бы устоял? Дети уже достаточно большие, чтобы мы с тобой перестали играть этот спектакль, а мы с тобой еще достаточно молоды, чтобы попробовать устроить свою жизнь. Ну скажи, разве я не права?

Конечно, она была права, Андрей это отчетливо понимал, но дети…

Расставаться с детьми он не хотел ни за что. Разговор вышел тяжелым и долгим, и в конце концов Вере удалось подвести его к финальной точке.

Она готова оставить детей мужу, но при условии, что он даст ей достаточно средств, чтобы купить квартиру в том городе, где она хочет жить, и чтобы вложить деньги в какое-нибудь дело, приносящее стабильный и удовлетворительный доход. Андрей Лозинцев, как ни странно, только, в этот момент впервые подумал о том, что женился на женщине, очень похожей на его мать. На женщине, с готовностью меняющей детей на деньги.

Кажется, кто-то из великих психологов, чуть ли не Фрейд, утверждал, что мужчины ищут в своих женах своих матерей, таким способом реализуя эдипов комплекс. Неужели правда?

Разумеется, он с готовностью принес и эту жертву. Продал загородный дом, купил на окраине Москвы самое дешевое жилье, какое смог найти, снял львиную долю со своих счетов и отдал Вере вместе с разницей между ценой дома и ценой квартиры. Они развелись и расстались. Вера купила квартиру в Баден-Бадене, она давно мечтала жить именно там, еще с тех пор, когда они ездили туда отдыхать, получила вид на жительство и исчезла с горизонта, периодически по телефону справляясь о детях. К себе она их не приглашала и в Москву больше не приезжала.

Вот, собственно, и вся история… Элеонора Николаевна, стоя в толпе прихожан, мельком взглянула на часы: без десяти двенадцать, еще несколько минут, и будут выносить хоругви. Надо же, час прошел, а она и не заметила, уйдя в воспоминания. Да, как ни крути, а Андрей - прирожденная жертва, он ведь даже со своей пассией расстался, как только развелся с Верой, пожертвовал чувствами, чтобы уделять больше времени детям. А жаль. Элеоноре эта женщина нравилась, Андрей как-то при случае их познакомил. Она была бы ему хорошей женой. Однажды Аля попыталась поговорить об этом с братом, но Андрей ответил:

- Да, Элечка, она вполне могла бы заменить Славику мать, но как быть с Диной? Она ведь знает, что я ей не отец, так каково ей будет жить не только с неродным отцом, но и с неродной матерью? Она и без того уверена, что ее никто не любит.

- Но ты же вырос с неродными родителями, и ничего, - возразила Аля. - И ты всегда знал, что они неродные, от тебя с самого начала этого не скрывали.

- Когда тебе всего три годика, можно смириться с чем угодно, а когда тебя родная мать продает неродному отцу в шестнадцать лет, это трудно принять. Для Динки это и без того огромная травма, так что не надо ее усугублять.

Он хотел жертвовать, жертвовать и жертвовать, поэтому на все доводы сестры находил весомые и разумные контраргументы. Несколько раз Элеонора Николаевна пыталась собраться с духом, чтобы поговорить с братом откровенно, попытаться объяснить ему его же собственные ошибки, его заблуждения и детские комплексы, из-за которых его жизнь складывается так чудовищно и странно, но мужества в себе не находила. Андрей всегда был для нее младшеньким, маленьким птенчиком, крошечкой, и поэтому между ними не было той глубокой дружбы, при которой позволительно лезть другому человеку в самое нутро. Какая может быть дружба, когда тебе пятнадцать, а ему - три? Или когда тебе двадцать пять и ты уже замужем, а ему только тринадцать и он гоняет с мальчишками в футбол, а на девочек даже еще и не смотрит? Сейчас Эле уже пятьдесят шесть, а Андрею осенью исполнится сорок четыре, но отношения остались такими, какими сложились когда-то, в далекие шестидесятые. Брат и сестра обожали друг друга, но друзьями не были.

«Так надо ли оберегать его от волнений и переживаний? - спрашивала себя Элеонора Николаевна, идя рядом с Инной Шустовой вокруг храма и держа одной рукой зажженную свечу, а другой придерживая обрезанную пластиковую бутылку, защищающую пламя от холодного апрельского ветра. - Я все стремлюсь его защитить, укрыть под своим крылом, а может, напрасно? Андрюша хочет жертвовать и страдать, жертвовать и страдать, а я ему мешаю. Но я так не хочу, чтобы он страдал! Я так его люблю, моего маленького, мое солнышко… Иногда я даже не понимаю, кого люблю сильнее, Андрюшку или собственного сына. Если он будет страдать, он будет счастлив. А если будет спокоен и счастлив, начнет страдать. Порочный круг какой-то».

Ладно, она подождет до завтра. Пусть завтра придут эти, «с Петровки», Аля поговорит с ними и потом решит, надо ли подключать брата.

Она не знала, чего ждет от этого разговора и на основании чего будет «потом решать», просто ухватилась за повод не принимать решение прямо сейчас.

В это же самое время, в Пасхальную ночь, в начале первого, Юра Коротков сидел у себя дома и вместе с Серегой Зарубиным раскладывал пасьянс из информации, собранной по двум убийствам московских студенток. Вернее, убийств было не два, а пять, но тут сыщики как-то сомневались, ибо два были выполнены совершенно точно одной рукой и похожи до мельчайших деталей, а три других все-таки отличались, и важно было понять, являются ли эти отличия, существенными или ими можно пренебречь и с полным основанием считать, что в серии уже целых пять преступлений. Сидели они давно, часов с семи, Ирина, Юрина жена, приготовила пасхальный стол и ушла на Крестный ход. Она не была религиозной, но на Крестный ход почему-то ходила уже много лет, как она говорила, «на всякий случай». И Великий пост соблюдала, но это уже больше из соображений здоровья, все-таки семь недель без мяса - это очень неплохо для самочувствия.

Пять жертв, пять убитых девушек и молодых женщин, три студентки, одна - менеджер из дорогого бутика и одна - неработающая папина дочка и по совместительству чья-то любовница. Все задушены, причем трое - руками, а двое - удавкой. Все убийства произошли поздним вечером или ночью. Во всех пяти случаях потерпевшие не проводили вечер убийства с компаниями, поэтому никто из близких не мог точно сказать, где и с кем они были.

- Ты плохо старался, - ныл Зарубин, уныло глядя на разбросанные по всей комнате бумаги, - надо было что-нибудь придумать.

- Ну что, что придумать? - сердился Коротков.

- Что-нибудь душераздирающее, чтобы она нас пожалела. Черт, ведь надо же такому невезению случиться, серии бывают не каждый день, все-таки это дело редкое, так именно под эту серию она в отпуск ушла. А ты как начальник куда смотрел? О чем думал-то своей головой плешивой? Зачем отпустил Палну? Что мы теперь с этой горой информации делать будем?

- Да пойми ты, - кипятился Юра, - когда Аська рапорт подписывала, никакой серии не было, было одно убийство с удавкой и одно с этой дурацкой розочкой на лбу у потерпевшей. Кто ж мог знать, что вторая удавка появится? Тем более что первая студентка с удавкой была в середине марта, про нее уже на территории забыть успели. А на розочку вообще внимания не обратили, потому что накануне взорвали машину депутата Госдумы Корякина, и всех из-за этого взрыва на уши поставили. А менеджера и папину дочку мы с тобой уже для подстраховки сюда пристегнули, просмотрели все нераскрытые убийства за три месяца и отобрали то, что может лечь в серию. А может и не лечь.

- Юр, а пожрать когда можно будет? - жалобно спросил Зарубин, который первые признаки голода ощутил еще часа в три пополудни, но перекусить случая не представилось.

- Вот Ирина придет, и поедим, - строго ответил Коротков. - Разговеемся. Не отвлекайся.

- Да не могу я! У меня от голода в мозгах спазмы, я не соображаю ничего.

- А ты напрягись, уже недолго ждать. Давай все сначала. Вот смотри, менеджер из бутика у нас жгучая брюнетка, тип внешности точно такой же, как у первой удавки, и цвет волос совпадает, и рост, и комплекция. Но, с другой стороны, способ убийства не тот. А вторая удавка у нас по способу абсолютно идентична первой, но девушка - рыжеватая блондинка, и фигурка у нее другая, хотя обе студентки и обе любят посещать развлекательные заведения одного и того же профиля. Папина дочка тоже блондинка и тоже любит такие заведения, но она не студентка.

- Ага, а розочка не блондинка и в заведения не ходит, но зато студентка. Юр, мы, по-моему, топчемся на одном месте и переливаем из пустого в порожнее. Тут нужна схема, система, алгоритм какой-то, чтобы работать с информацией. Чего там Пална в таких случаях делала?