Человечество: История. Религия. Культура. Раннее Средневековье - Константин Владиславович Рыжов

Вопрос: «Каким образом следует обрубать корни сансары?»

Ответ: «Корнем сансары является любовь, а остальные желания лишь помогают проявиться природе любви. Желания возникают из любви, а жизнь существует благодаря желаниям. Живые существа любят жизнь и поэтому вновь возвращаются к корню желания. Любовь к желаниям есть причина, любовь к жизни есть следствие. Желания и любовь порождают противоречия, а из-за несовпадения желаний со своими предметами возникают ненависть, зависть и производятся различные деяния. Зная природу желания, от него можно отказаться и полюбить путь уклонения от действия. Зная, что желания ведут ко злу, можно отбросить любовь, наслаждаться отвержением мирского, но все равно вернешься к корню любви. Все это относится к пределу сансары и не является путем совершенномудрых. Если живые существа стремятся к преодолению жизни и смерти и к тому, чтобы избежать сансары, они должны сначала преодолеть жадность и иные желания. Лишь милосердие преодолевает любовь. Если живые существа времени конца Закона смогут отвергнуть желания и жадность, преодолеть гордость и любовь, то они навечно отрубят корни сансары».

«Все преграды и препятствия в конечном счете есть пробуждение. Мысль или отсутствие мысли – нет ничего, что не было бы пробуждением. Становление и разрушение вещей одинаково называются нирваной. Ум и глупость в равной степени есть мудрость-праджня. То, чего достигают Бодхисаттвы, и то, чему учат внешние пути, – все это тождественно друг другу и является пробуждением. Невеление и истинная реальность не отличаются от мира вещей. Все аффекты в высшем смысле есть освобождение. Пребывая в мире ложных представлений, не следует стремиться к различающей мудрости. Не имея различающей мудрости, не стоит стремиться к пониманию истинной реальности».

Вопрос: «Почему образ Я так утверждается в уме живых существ?»

Ответ: «Когда это Я осознаешь, то возникнет и субстанция Я. Ум, подверженный подобным представлениям, даже достигнув совершенной мудрости Татхагаты и чистой нирваны, все равно будет утверждаться в мыслях об образе Я» (Когда сохраняется представление о Я, даже учение Махаяны будет проецироваться на него; в пробуждении нет иной субстанции, кроме него самого, а сохранение представлений о субъекте и объекте как раз и есть признак приверженности к образу Я). «Существует любовь к Я и любовь к нирване, подавление любви к Я полагают признаком нирваны. Еще ненавидят Я и так же ненавидят рождение и смерть, не зная того, что любовь есть истинная причина рождения и смерти. Ненависть к рождению и смерти называется неосвобожденностью».

«Образ Я твердо укоренен в нас и скрыто пребывает в алая-виджняна, блуждает среди чувств и восприятий и никогда не прекращает существования. Те, кто совершенствуются на Пути, не могут изгнать представления о Я и по этой причине не могут обрести чистого пробуждения. Если знать, что Я нет, то не будет разрушения Я. Если я буду проповедовать Дхарму, то Я никогда не исчезнет. Что касается образов души и живого существа, то с ними дело обстоит так же. Необходимо устранить любовь к Я и Другому».

Истинные воззрения не есть плод долгого совершенствования, они приобретаются мгновенно через освобождение от сомнений. «Ум таких людей не должен быть привержен признакам и свойствам, они не должны пребывать в пределах миров, слушающих голос».

«Природа Совершенного Пробуждения не достигается посредством действий. Не достигается через попустительство. Не достигается через приостановление мыслей в своем уме. Не достигается через уничтожение аффктов. Тот, кто преодолел четыре этих болезни, познает чистоту. Такое созерцание называется истинным».

12) Хуэй-нэн и дальнейшее развитие школы чань

Окончательную форму, свое полное выражение школа чань получила в «Сутре Шестого патриарха» замечательного буддийского мыслителя Хуэй-нэна (638-713), которая и по сей день занимает ключевое место среди священных дзэнских текстов. Именно благодаря Хуэй-нэну школа чань обрела яркую оригинальность, так что его учение находится у истоков всех необычайно разветвленных потоков современного дзэн-буддизма. Жизнь Хуэй-нэна была полна превратностей и неожиданных поворотов. Сам он в своей автобиографии так говорил о себе: «Мой отец первоначально был чиновником в Фаньяне. Позднее его сместили и сослали как простолюдина в Синьчжоу, в провинции Линнань. Отец скончался, когда я был еще ребенком, и тогда моя мать вместе со мной, сиротой, перебралась в Наньхай. Мы терпели крайнюю нужду, и там я продавал хворост на рынке». Однажды юный Хуэй-нэн услышал, как один из покупателей прочитал несколько стихов из «Алмазной сутры». Тут он сразу прозрел и отправился на Восточную гору, чтобы отыскать там пятого патриарха школы чань Хун-жэня (согласно традиции, он родился в 601 г., а умер в 674). Патриарх спросил Хуэй-нэна о его происхождении и затем бесстрастно заметил, что варвару с юга не удастся стать буддой. На это Хуэй-нэн ответил: «Хотя люди на юге отличаются от людей севера, но в природе будды нет ни севера ни юга». Этот смелый и меткий ответ понравился патриарху. Он разрешил пришельцу присоединиться к его ученикам и поручил ему обмолачивать рис. «Этим делом я занимался в течение восьми месяцев», – говорил позже Хуэй-нэн.

Однажды Хун-жэнь созвал своих учеников и сказал им: «Пусть каждый из вас напишет по стихотворению и поднесет мне. Я прочту ваши стихи, и если пойму, что кто-то из вас пробудился и постиг основной смысл бытия, передам ему платье патриарха и дхарму, чтобы он стал шестым патриархом. Спешите, спешите!». Озадаченные требованием учителя, ученики стали совещаться между собой и сошлись во мнении, что написание стихотворения должно быть доверено первому из них – Шэнь-сю. Будучи начитанным в сутрах, Шэнь-сю тем не менее еще был далек от просветления, и требование наставника повергло его в смятение. Наконец он сочинил стихотворение и в полночь написал на средней стене Южного зала монастыря следующие строки:

«Тело является древом Бодхи.

Сознание же подобно чистому зеркалу.

Нам следует всегда его протирать

И не допускать, чтобы на нем оставалась пыль».

На следующее утро Хун-жэнь первым увидел эти строки. Созвав всех монахов, он воскурил перед надписью на стене благовоние. Ученики преисполнились удивления и решили, что вопрос о наставнике решен. Но они ошиблись. Патриарх отозвал Шэнь-сю в сторону и прямо спросил его об авторе стихов. Когда Шэнь-сю признался, что надпись принадлежит ему, Хун-жэнь сказал: «Написанное тобой стихотворение свидетельствует о том, что ты еще не обрел истинного понимания. Ты уже стоишь у ворот, но еще не можешь войти внутрь». И патриарх распустил учеников, повторив свое задание. Между тем Хуэй-нэн, занятый молотьбой риса, ничего не знал о воле Хун-жэня. О стихах Шэнь-сю и о постигшей его неудаче он случайно услышал от проходившего мимо монаха. Он попросил