Путешествие в никуда - Владимир Гурвич

Я работал до позднего вечера за компьютером. Примерно через каждые полчаса нажимал на кнопку «повтор» на телефоне. Увы, в трубке ничего не менялось, там продолжали звучать те же самые низкие тона протяжных и унылых гудков.

Я закончил свой труд поздно, последний раз заставил телефон набрать наверное надоевшую ему до чертиков за день комбинацию цифр. После чего закрыл на ключ дверь в давно обезлюдевшей редакции.

Я вышел на улицу в теплый, немного душноватый вечер. Иди никуда не хотелось. Я сел на первую попавшую скамейку. Я понимал, что мне не помешало бы со всех сторон обмозговать предложение Михаила. А вместе с ним и всю дальнейшую жизнь. Но ничего выполнять из этой программы почему-то не хотелось. Будущее мне казалось столь неопределенным, что думать о нем было одновременно и страшновато и скучновато.

Мною овладела апатия. Я вдруг ясно ощутил, что ничего не хочу, как из словно из меня, как из лимона сок, выдавили все желания. Я достаточно получил разных благ от этого мира и не знаю, что можно желать от него еще? И такое безразличие ко всему вызывало во мне страх.

Подобные ощущения возникали и раньше, но никогда не были столь сильны. Но если нет желаний, нет и жизни; для человека эти понятия идентичны. Жизнь для того и дана, дабы удовлетворять возникающие желания. Именно из их нитей и плетется разноцветный ковер жизни. И чем больше таких волокон, чем разнообразней его гамма, тем ярче изделие. Так это веретено без конца и крутится.

Но сейчас прежнее понимание действительности перестало меня удовлетворять. В своей жизни я всегда опирался на желания, они помогали заслоняться от падения в пустоту. Как начитанный человек, само собой знал всю их иллюзорную суть. Но разве иллюзия – это не одна из разновидностей реальности? Так прочитал я в какой-то книги и с тех пор неукоснительно следовал этой аксиоме. Она вносила в душу успокоение; иллюзия – вовсе не обман, а способ существования абсолютного большинства человеческих существ.

Но с некоторых пор я все чаще ощущал, как что-то меняется у меня внутри. Эти перемены отнюдь не радовали, внося сумятицу в мое существование. Как жалко, что я так и не дозвонился до Северина, вдруг словно со стороны приплыла ко мне мысль. Совершенно неожиданно я почувствовал некую незримую связь между этим человеком и моим состоянием. Странная зависимость, если учесть, что мы никогда не виделись.

Я понял, мне как можно скорей нужно поменять диспозицию. Слишком становится опасным и дальше сидеть на этой скамейке. Иначе так могу увязнуть в этой топкой неразберихе, что для того, чтобы выбраться из нее, придется затратить гигантские усилия.

Мне срочно нужна Катя… Вернее, необходима может быть даже не она, а чье-то присутствие рядом со мной. Необходимо чтобы кто-то бы заполнил собой мое растревоженное внутреннее пространство.

Она уже спала. Я знал, что у нее много работы, и она сильно устает. И все же разбудил ее поцелуем в губы. И внезапно почувствовал страстный ответный поцелуй. И он лучше любого лекарства успокоил меня; по крайней мере с этими желаниями у меня оказалось все в порядке.

– Ты не против, если мы немного поговорим, – сказал я примерно через час.

Катя приподнялась на локте и удивленно взглянула на меня.

– Ты представляешь, сколько сейчас времени?

– Примерно. Но говорить я хочу именно сейчас.

– Ну хорошо, сейчас, так сейчас. – Она встала, позволив мне несколько мгновений любоваться своим обнаженным торсом. Затем закуталась в халат, лишив меня сказочного зрелища. – Тогда может быть пойдем на кухню, попьем чаю.

– Лучшей идеи от тебя я еще не слышал.

Катя бросила в меня подушкой.

– Ты все же большой нахал.

– Нахал, – охотно подтвердил я.

После недавнего упадка сил теперь я ощущал их мощный прилив. И это вызывало во мне бурную радость, давало надежду на будущее. Как я раньше не понял, что подчас найти опору в жизни гораздо легче, чем это представляется. Не надо только все усложнять.

Мы прошли в кухню, Катя включила электрический чайник. Пока он грелся, я к собственному удивлению стал внимательно, словно никогда ранее не видел, осматривать кухню.

– Что ты вертишь головой? – спросила Катя.

– Разглядываю кухню. Я только сейчас заметил, как красиво ты все сделала.

Катины глаза мгновенно зажглись.

– В конце концов, это моя профессия. Вот я и решила… Все равно по вечерам делать было нечего.

– Знаешь, я вдруг понял, что мне нравится наша квартира. В ней есть все, чтобы чувствовать себя счастливо.

Она пристально посмотрела на меня.

– А мне казалось, ты как раз бежишь отсюда при первой возможности.

Внезапно ко мне пришло ясное осознание того, что сейчас совсем не тот момент, чтобы лукавить.

– Да, бегу. Но я бегу вовсе не от тебя, просто такая моя природа. Ты права в том, что я похож на реку, я должен куда-то непременно течь. Хотя сам не понимаю, куда, зачем? Но то было раньше. Даже самая длинная река рано или поздно впадает в море или океан. Наверное, мне надоело быть бесконечным потоком. Пора остановиться. Но нужно за что-то зацепиться. И сейчас как раз появилась такая возможность. Михаил мне сделал соблазнительное предложение.

– Я знаю, он мне говорил о своем намерении.

– Вот как? – Я был удивлен такой откровенностью моего шефа и друга. Конечно, они с Катей хорошие знакомые, но все же не настолько хорошие, чтобы раскрывать ей свои самые сокровенные планы.

Кажется, она поняла истоки моего удивления.

– За то время, чтобы я делала его кабинет, мы подружились. Это слово полностью определяют наши с ним отношения.

– Тем лучше. Сегодня я имел с ним разговор. И вдруг понял, что мне хочется совсем другой жизни. Если стану главным редактором, то смогу многое изменить в журнале. Он требует обновления. Я стал замечать, что мы стали повторяться в темах, в интонациях, обрели солидность, поэтому стали немного монотонными. Поверь, мыслей на этот счет у меня хватает.

– Я верю, – улыбнулась Катя.

– И у меня появилась идея: почему бы тебе заново не сделать дизайн журнала. Я только сейчас по-настоящему понял, как далеко ты шагнула вперед. Это моя вина, я, как истинно творческий человек, всегда мало обращаю внимание на чужое творчество.

– Я знала, что ты не замечал того, что я делала.

– Наверное, тебя это сильно задевало.

– Только в начале. Потом решила для себя, что каждый из нас в творчестве должен быть самостоятельным. И все же мне очень хотелось однажды услышать из твоих уст похвалу.

– Вот ты ее и услышала. Я понял: все, что ты делаешь, важно для меня. Вот раньше, важным не было.

– Что же такое случилось грандиозного, что ты так резко переменился и что такой великий человек заинтересовался каким-то посредственным художником-дизайнером?

В голосе Кати звучала насмешка, но я знал, что на самом деле ею владеют совсем другие чувства.

– Я понял, что люблю тебя.

Катя встретила мое признание молчанием. Она встала, подошла к шкафчику и извлекла оттуда пачку сигарет. Она курила редко, обычно, когда была чем-то сильно взволнована. Так что вполне вероятно, что сейчас был как раз такой исключительный случай. По крайней мере приметы сходились.

Она снова села напротив меня и закурила.

– И как же ты это понял? Столько лет не понимал, а тут вдруг прозрел?

Вопрос был непростой, и я не знал, как на него отвечать. Какие-то процессы, которые долго протекали во мне, наконец окончательно выкристаллизовались и властно заявили о себе. Я вдруг почувствовал, что в моей жизни начинается новый этап. А он требует других решений.

– Но что в том удивительного. Есть люди, которые созревают быстро, а есть такие, которые созревают медленно. Мне всегда казалось, что я иду не по той дороге, что все время сбиваюсь с пути.

– А сейчас не кажется?

Я вдохнул про себя. Как иногда трудно объяснить некоторые простые вещи. Особенно если они тебе самому понятны не до конца.

– Раньше я думал, что если никуда не идти – это значит падать в пропасть. И меня это ужасно пугало. А теперь вдруг осознал всю прелесть твердого стояния на одном месте. Мне в руки само идет настоящее дело. И я просто обязан его принять и понести дальше.

– Ну хорошо, а причем тут я?

– При всем, – решительно произнес я. – Я хочу покончить с неопределенностью во всем. Если говорить откровенно: до сих пор мы не были мужем и женой. Но мы не были и любовниками. Что-то не совсем понятное, какой-то промежуточный вариант. Я больше так не хочу. Человек должен брать на себя обязательства. В этом и заключается суть брака. Раньше я боялся опутать себя ими больше огня, мне казалось, что они навсегда похоронят мою свободу, независимость, возможность идти своим путем.

– Неужели теперь страх прошел? – засмеялась она.

– Прошел, после того, как понял, что именно страх потерять свободу и являлся главным моим поработителем. Он заглушал, как заглушает сорная трава полезные растения, мои другие чувства. На самом деле все становится элементарно просто, но лишь после того, как разберешься в подлинных мотивах своего поведения, после того, как преодолеешь прежние заблуждения, а с ними избавишься от прежних опасений.