Святой великомученик и целитель Пантелеимон - Андрей Плюснин

Царь тотчас повелел поискать такого больного. Нашли и принесли человека совершенно расслабленного, много лет уже прикованного к одру, ни одним членом не могшего действовать и лежавшего, как какое древо бесчувственное. Пришли и суетных богов суетнейшие жрецы и говорят святому Пантолеону: «Призови сначала ты Христа твоего, а потом призовем и мы своих богов». Он же сказал им в ответ: «Нет, вы призывайте прежде – вас больше. Если боги ваши услышат вас и исцелят больного, тогда мне не к чему уже будет призывать Бога моего». Те согласились и начали призывать, кто Асклепия, кто Дия, кто Диану, кто других богов, – несмысленные несмысленно за немыслимое и естество превосходящее дело взявшиеся. Ибо чаять им от этого исцеления больного также было неуместно, как немыслимо, чтоб идолы их стали чувствовать и говорить. Какое врачевание другим могли подать эти, сами безгласные и глухие? И не подали, несмотря на столь долгое и разнообразное к ним взывание, доказав чрез то самым сим чтителям своим, что они суть именно то, чем были, то есть камни. Видя суетность таких трудов, святой Пантолеон усмехнулся. Заметил то царь и сказал ему: «Приступи теперь ты и призыванием Бога твоего сделай человека этого здоровым, если можешь». Он приступил и, возведши очи свои на небо и ум свой спростерши вслед их туда же, начал молиться, говоря: «Господи, услыши молитву мою и вопль мой к Тебе да приидет. Не отврати лица Твоего от мене, в оньже аще день скорблю, приклони ко мне ухо Твое, в оньже аще день призову Тя, скоро услыши мя (Пс. 101: 2–3), и яви неведущим Тебя и чтущим несущих богов, что Тебе, яко царю всемогущему, все возможно, невозможного же для Тебя ничего нет». Так помолившись, взял он за руку расслабленного и воззвал во имя Господа Иисуса Христа: «Восстани и буди здоров». И слово тотчас стало делом. Расслабленный встал крепкий всем телом своим, как бы никогда не болел. Видя такое чудо, многие, идолопоклонническою язвою сокрушенные, вос стали духом и исправились, и, отверг шись прежнего своего заблу ждения, уверовали в Гос пода и к неложному обратились Богу. Сквер ных же жрецов, неисцелимо болевших идолобесием, не коснулся свет истины, и они, скрежеща зубами, приступили к Максимиану и распалили его яростью против святого, говоря: «Если оставишь его в живых, забыты будут боги, прекратятся жертвы, в басни превратится верование наше; христиане возьмут над нами верх и будут осмеивать нас; дела их процветут, наше же все попрано будет. Погуби же его как можно скорее». Царь охотно их выслушал и, склонясь на внушение их, снова призывает к себе Пантолеона и, как приманку, употребляя лесть, принимает вид благосклонного и доброжелательного советчика и говорит: «Послушайся меня, Пантолеон, добро тебе советующему, и пожри богам; да не погубишь цвета юности твоей. Не видишь разве, что те, которые не согласились это сделать, в воздаяние за то получили тягчайшие муки и самую смерть. Свидетель этому – недавно жалкой умерший смертью Анфим-старец. Я же жалею тебя и не хочу, чтоб ты так зло погиб. Но верно знай, что тебя, конечно, ожидают многие и страшные мучения, если ты окажешь такое же непослушание».

Святой Пантолеон, и советы такие, как пагубную лесть, оставляя без внимания, и угрозы, как вещи паче сновидений слабейшие презирая, сказал: «Не думай, государь, ни ласканием меня склонить, ни угрозами устрашить. Ибо что из благ мира сего может пленить, или какой страх земной устрашить того, кто не только просто не боится смерти, но блаженным и вожделенным почитает умереть за Христа? Я так далек от того, чтоб бояться мук за Господа, что считать буду большим лишением, если не будут наложены на меня множайшие и страшнейшие муки, и снисхождение ко мне в сем отношении буду принимать как крайнее жестокосердие. И добрейшего Анфима я почитаю не жалким, как ты, но наиблаженнейшим, и смерть им приятую предпочитаю всякой жизни, потому что таким концом он преукрасил почтенную старость свою и белизну седин еще паче убелил кровью мученичества своего. Если же он в таких преклонных летах явился столь крепким и стойким, не следует ли мне в таком цветущем возрасте, при всей полноте сил, подъять гораздо тягчайшие страдания, чтоб удостоиться равных с ним венцов? Не надейся же, царь, убедить или устрашить меня и тем отклонить от вожделеннейшего мне исповедания, в истине которого к тому же я был убежден столькими Божественными знамениями. Я посрамил бы чрез это отца моего и боголюбие матери моей, которою в детстве преднапечатлены были во мне правила христианского благочестия и с которою вместе в вечных стремлюсь упокоиться обителях». Так говоря, святой Пантолеон показал, на кого напал этот величавшийся своим скипетром и троном тиран, который понял, наконец, что надеяться убедить такого все равно, что чаять сетью уловить воздух или руками схватить носимого на облаках; почему, отчаясь убедить его словом, приступил теперь к попытке достигнуть этого мучениями, что было делом власти, а не мудрости и разума.

Итак, повелевает царь повесить мученика на древе и терзать тело его когтями железными, а бока опалять свечами горящими. Он же, не на раны и опаления обращая внимание, а к Могущему помочь ему возносясь умом и очи возводя на небо, молился: «Господи Иисусе Христе, предстани мне в час сей и подаждь мне терпение, да возмогу до конца понесть всякие муки». И тотчас предстал Избавитель, Христос Господь, явясь во образе старца Ермолая, чтоб утешить его и восстановить силы его: «Не бойся, Я с тобою, как в начале обетовал и апостолам, – во всем, что претерпеваешь ты, страдая за Меня». И тотчас, в доказательство Его присутствия, руки мучителей ослабели, когти железные выпали у них из рук и пали на землю, свечи погасли; и царь велел прекратить мучения и снять мученика с древа – не потому, что умилосердился над ним, а потому, что недоумевал, что с ним делать, или, лучше, потому, что подвигнут был на это силою свыше. Потом, обратясь к мученику, спросил: «Что это у тебя, Пантолеон, за волшебная хитрость, что свечи сами собою погасли и слуги изнемогли?» Он же ответил ему: «Мое волхвование Христос есть, Который предстоит мне и Своею всемогущею силою совершает сие». Царь сказал: «Но если я большим подвергну тебя мучениям, что тогда?» Тогда ответил мученик: «В больших муках большую силу Свою явит во мне Христос, подавая мне терпение на посрамление тебя; я же, большие претерпев муки, большее получу от Него за то воздаяние».

Слыша сие, злой мучитель сказал: «Попробую», – и повелел принести коноб большой, и, расплавив в нем олово, ввергнуть в него мученика. Повеление это скоро было исполнено, и мученика повели на это мучение. Он же, ведомый, опять восприемлет устами своими молитву, как некое угасилище и прохладилище, могущее обвеять его прохладою, и такую пред страшным сим конобом воспел Давидову песнь: Услыши, Боже, глас мой, внегда молити ми ся к Тебе: от страха вражия изми душу мою. Покрый мя от сонма лукавнующих, от множества делающих неправду (Пс. 63: 2–3). Так молился он, и тотчас, опять в образе священного старца Ермолая, явился ему Христос Господь, и вместе с ним сошел в коноб: вслед за тем огнь угас и олову возвратилась естественная ему холодность; а мученик опять воспел молитву и ко Господу песнь: Аз к Богу воззвах, и Господь услыша мя… Вечер и заутра и полудне повем и возвещу, и услышит глас мой (Пс. 54: 17–18).

Всех других, предстоявших при сем и видевших совершившееся, поразило это изумлением. Один царь в своем оставался неверии и об одном помышлял, какою бы мукою помучить еще мученика, чтоб он или от веры своей отстал, или зле лишился жизни. Некоторые из злых советников его сказали ему: «Повели бросить его в море, и погибнет в глубине его». (Они завидовали могущей быть славе св. мо щей его у христиан). Мучитель согласился на это, повелел слугам навязать большой камень на выю его и так бросить его в море. Слуги, взяв мученика, свели его на берег, посадили в лодку, навязали камень и, отплыв далеко от берега, сбросили его в море, а сами возвратились на берег. Но между тем как слуги исполняли повеленное, свыше готовилась страждущему помощь, которая тотчас и явилась в благопотребный час. Лишь только ввергнут был в море святой, как предстал ему Христос Господь в том же образе святого Ермолая, и камню повелел плыть по воде, подобно легкому листу древесному, а мученика, взяв за руку, как некогда Петра святого, повел по водам – так, что и ноги его сухи оставались. Ибо сей избавитель был Тот, Которого в мори путие, и стези на водах многих, и следы Его не познаются (Пс. 76: 20). Так шествовал дивный Пантолеон по водам, хвалебную сплетая песнь Спасающему его, достойную и его боголюбивой души, и чудного дела Спасителя своего, пока не вышел на берег и не предстал царю. Увидев его паче чаяния спасенным, царь вскричал: «Какой сильный ты волхв, Пантолеон, что и море обволхвовал». Отвечал святой: «И море повинуется Владыке своему и творит волю Его». Царь спросил: «Ужели и морем ты владеешь?» Святой мученик ответил: «Не я, но Христос, Господь мой, всей видимой и невидимой твари Создатель и Владыка. Он как небом и землею, так и морем обладает; и все сущее покорствует Ему более, нежели тебе, царь, слуги твои».