Живой товар: Москва — Лос-Анжелес - Владимир Савенков

В Москве у Саши остались сын (пристает к свекрови, наверное, — давай позвоним маме в Америку, когда она уже приедет?) и муж, тоже в некотором роде цирковых дел мастер — вечно нахохленный и черный, как смоль, администратор с Воробьевых гор. Семейная жизнь складывалась иным на зависть, супруги много ездили (в основном — порознь) и трагедии из разлук не делали. Муж Саше потихоньку изменял, но, благо, с женщинами весьма далекими от Сашиного круга то есть с тонкими звонкими неженками, чьи имена никогда не появлялись на афишах. Этот смоляной муж на дух не переваривал «мускулистых цирковых кобыл», как называл он женщин с манежа, подруг и соперниц Саши, и это было уже кое-что: когда летишь с трапеции и видишь перед собой ослепительную девку, только что переспавшую с твоим благоверным, возможны, как говорится, варианты.

Картинно экипированные, по залу слонялись три негра из службы безопасности казино. В глубине этажа, в холле, возле витрин с парфюмерией и сувенирами собрались на инструктаж своего руководителя желтолицые туристы, новая группа. Андрей расхваливал прелести ночного Лас-Вегаса и отказывался верить в то, что русским артистам работа здесь «не светит».

— С твоей-то специальностью! Трапеция! — льстил Андрей.

У Саши закружилась голова. Ей стало грустно и легко, как после приземления на сетку батута. Она отставила бокал и прикрыла глаза ладонью — на пальцах таяла изморозь. Играла мягкая, четко перекликающаяся с тихим послеполуденным гулом в висках, музыка. Официантка, обслуживающая столик с японцами, принимала на мельхиоровый поднос бутылочки с пивом «Лайф». Щелкала чья-то зажигалка, глухо падал в толстое стекло колотый лед. Ах, мечталось ведь даже не о чем-то конкретном — вот напишут в газетах… вот посмотрю на людей и себя покажу… поживу… накуплю… — мечталось о празднике, просто о празднике. Не стреляться же теперь, думала Саша. На то он и настоящий праздник, чтоб нести в себе нечто непредсказуемое, нечто волшебное! А волшебное действо, как такси или банку пива, не закажешь — с тем и смиримся. Но чтоб из такого громадного супермаркета, как Америка, совковая баба не вывезла шмутки (приодеться, а ненужное продать) и приличную электронику (лучшую — сыну, остальное продать)… кем надо быть? Ненормальной? Саша оторвала потеплевшую ладонь ото лба и вздохнула про себя: ты и есть ненормальная, только и умеешь в облаках парить, а туда же — семью ей хотелось поддержать, свой кусок урвать, просто цирк!

Андрей с азартом, с прихлопом потирал руки. Словно аплодировал чему-то:

— А теперь в ресторанчик, родная. Обе лошадки — твои, запрягай!

— До Лос-Анжелеса дотянете? — спросила Саша. Навстречу шел Барт.

— Переведи ему, что я поздравляю его с победой, — сказала Саша. — С прекрасной победой.

— С чего ты взяла, что он выиграл? — рассмеялся Андрей. — По физиономии определяешь? Так она у него от природы светится.

— Женская интуиция, — пояснила Саша и приподняла бокал, приветствуя приближающегося американца.

В ресторане Саша пожелала жареного осетра, но у американцев все — салмон, и осетр — салмон, и севрюга. Возможно, Саше принесли именно севрюгу. Еда и болтовня заняли около часа. После обеда Барт продолжил игру в «Блэк Джек» а Растопчин потянул Сашу в «Ривьеру», в номер «перевести дух и обсудить дальнейшие планы». В сущности, в тот момент ему было решительно все равно, что обещать Саше и он пообещал ей, что до Лос-Анжелеса она доберется на «Понтиаке» Барта.

— Хотя нам с ним за это следовало бы головы оторвать, — добавил он. — На сколько у тебя виза?

— На два месяца, — сказала Саша.

— Визу, конечно, можно продлить, если попадешь в хорошие руки, — Андрей сел на кровать и стал расстегивать рубашку. — Но разве ты сможешь получить работу с твоей визой?

— А девочки наши как? — возразила Саша.

Андрей посмотрел на нее с сожалением. Похлопал по краешку постели садись, мол, рядом. Босая Саша стояла на ковре и покусывала губы. Помада была бледного нежного цвета. А когда Сашуля взлетает в цирке, как пить дать, несет на себе под купол полтонны косметики, подумал Андрей. А вдруг я зря ее отговариваю, засомневался Андрей, что если она и впрямь такая гениальная спокойненько найдет себе приличное местечко, хозяева формальности уладят? А то и замуж выскочит, девка видная, спортивная, смышленая. Подошла бы кому в постели, а язык — дело наживное. Самому, что ли, жениться?

— Над чем ты смеешься? — спросила Саша.

— Помаленьку влюбляюсь, радуюсь, — ответил Андрей.

— Ты, правда, архитектор? — Саша отступила к стене и пристально посмотрела на Растопчина.

— Правда, — засмеялся он. — А ты думала, кто?

— Шут гороховый. Влюбляется он!

— Хочешь, я тебе предскажу кое-что? — сменил тон Растопчин. — Однажды, а это однажды наступит очень скоро, ты проснешься, оглядишься по сторонам и взвоешь: дура я, дура — а что если мой милый Андрюша в тот жаркий августовский денек вовсе не шутил, а серьезнейшим образом признавался мне в любви в то время, как я держалась за животик и делала ему «ха-ха»?

— Мне только животика от тебя не хватало.

— Другой вопрос, — поморщился Андрей, — и, вообще, твои проблемы.

— Пусть так, — Саша поднялась на цыпочки, набрала полную грудь воздуха и вскинула руки, словно собралась куда-то нырять или закрутить сальто. Через мгновение обмякла, руки опустились, волосы упали на лицо.

Андрей нагнулся, расшнуровал кроссовки, забросил их под журнальный столик.

— Слушай! Нам тут без бумажки не выжить. Девочки зовут! — изобразил он восторг. — Тут в поганом борделе и то сначала лезут в документ, а уж потом в-вы-пускают, — запнулся Андрей, — на публику, попой вилять. При наличии таковой, естественно.

— О борделе ты в самый раз вспомнил, — похвалила Саша Растопчина. — Сняв кроссовочки-то. Штанишки помочь расстегнуть?

— Помоги.

— Обойдешься, — Саша топнула босой ножкой по ковру.

— Ты любишь виноград?

— Да.

— Калифорнийские сорта по вкусу средненькие, но зато без косточек. Прижмет — иди в сезонные рабочие на виноградник, — посоветовал Андрей. — Вот уж где не требуют никаких бумаг. Платят, сволочи, четвертую часть от заработка своего бродяги, однако, подзагоришь и вволю вкусишь солнечных ягод. Пуэрториканцам, заметь, ни на черта не нужны ни солнечные ягоды, ни загар, а от них отбоя нет — так им нравится на плантациях. Отвоюем место под солнцем, — выкрикнул Андрей и сдернул с кровати покривало. — Не век же нам, снежным людям, мороженную клюкву по болотам обдирать!

— Ты что, всерьез обо мне волнуешься? — удивилась Саша. — Дожила девка! Нет, ты посмотри на меня, неужели такие пропадают?

— Руки в боки, валяй вприсядку, — Андрей открыл холодильник, но ни пива, ни джюса в нем не обнаружил.

— Брось хорохориться. И такие, как ты, пропадают, и другие, которым ты в подметки не годишься. Наши все здесь, в какой-то степени, пропадают. Один наш преуспевающий спортсмен, играющий в Швеции, как-то обмолвился: моя жизнь на Западе — путешествие в роскошное одиночество! — Растопчин щелкнул пальцами.

— Преуспевающий, обрати внимание.

— Скажи лучше, что натрепался и не знаешь, как выкрутиться, — Саша поддела ногой покрывало, валявшееся на полу. — Просто тебе не хочется просить Барта об одолжении.

— Ладно, — сказал Андрей. — Я тебе помогу. Иди сюда, — он вытянулся на кровати. — Говорят, в ногах правды нет. Или есть?

— Это не помощь, — она опустилась на кровать и поджала губы. — Это называется «дай-за-дай». Когда мы поедем?

— Через пустыню разумнее ехать ночью.

— Мне надо еще забрать вещи из своей гостиницы.

— Попробуем договориться и насчет вещей. Тебе нравятся пешие прогулки? — откровенно хамил Растопчин.

— Тебя часто били в детстве? — спросила она, раздеваясь.

— В моем детстве пели песенку про девочку с веснушками.

— Не дыши же на меня своим вонючим перегаром! — взорвалась Саша. — Тошнит от него.

— А ты перевернись, — посоветовал Андрей. — И представь, что уже проходишь конкурсный отбор в варьете. Ты ведь туда собралась?

— Ублюдок, — процедила Саша. Перевернулась на живот. Решила думать о чем-нибудь далеком.

Думалось о близком — о сумочке без денег, о стоимости такси до старого города, о нестиранных вещах и переполненном номере дешевой гостиницы, куда Сашу и ее подруг определили тетки из местного благотворительного общества защиты бездомных животных. Вот кто был действительно далеко, так это Лейла. Она звонила в Лас-Вегас из Лос-Анжелеса, и создавалось впечатление о том, что денег у нее куры не клюют — болтала по телефону, будто из древнего московского двухкопеечного автомата. Конечно, придется кое с кем переспать для начала, тараторила Лейла, но ведь и в Москве бы пришлось, сама понимаешь. И в Тамбове. Специфика жанра.