Собиратель миров - Илия Троянов

Желанная цель была уже недалека, и здесь стояли дома в несколько этажей, но вместо куртизанок через перила свешивались живые цветы. Давай, идем же. Нет, сахиб, идите вы, я подожду снаружи. Какая чушь, иди со мной, не забывайся, у тебя испытательный срок! Впустивший их человек был мал и столь подобострастен, что казалось, он все время кланялся, хотя стоял навытяжку. Он многословно заверил в том, как им здесь рады, бросив подозрительный взгляд на поношенную курту Наукарама. Мне бы хотелось, чтобы вы вели себя прилично по отношению к моему спутнику, приказал Бёртон, почувствовав, что Наукарам борется с собой, не смея переступить порог. Маленький человек пригласил их в роскошное и прохладное помещение, где на полу лежали глубокие ковры, а у стены отдыхали музыканты. В воздухе плыл сладковатый запах. Они сели в застланном подушками углу, и, едва встречавший их мужчина удалился, возникла женщина, с холодными напитками и сладостями. Что ему бросилось в глаза: красивый пупок и черная коса до талии. Эти женщины сочиняют стихи, шепнул ему Наукарам. Они носят прекрасные одежды, каких нет у других. Еще одна грациозная женщина проплыла мимо, и Бёртон почти уже потерялся во власти ее волшебного облика, как вдруг она бросила Наукараму несколько вопросов, столь стремительно и безыскусно, словно дротики в дартс, осматривая при этом Бёртона как рыбу на базаре. Присела рядом и рассмеялась, с зелеными глазами и неопределенным обещанием. Жемчужная раковина, которая медленно открывается. Он тут же простил бестактные расспросы и бесстыжее разглядывание.

— Этот тип уверяет, что вы понимаете наш язык?

— Если будете говорить неторопливо и улыбаться после каждого слова.

— Хотите, чтобы я для вас спела?

— Если вы объясните мне песню.

Кивнув музыкантам, она встала, отступила на несколько шагов, и, не отрывая глаз от Бёртона, раскачиваясь, сплелась с мелодией, медленно, как качели, которые постепенно набирают силу, и, наконец, ударила в ладоши и запела.

Кто всю жизнь приносил добро,Тот родится заново каплей,Росой на моих губах.Кто провел беспорочную жизнь,Отдохнет в раковине рта,В мягкой неге моего рта.Но самое великое блаженствоТому, кто жемчужиной белой,Жемчугом ляжет между моих грудей.

Во время всей песни она была рядом, ее губы подрагивали, зеленые глаза были полуприкрыты, будто в них таилась опасность, от которой Бёртона нужно уберечь. Пируэт окончился вплотную перед ним, он мог бы поцеловать ее пупок, она отклонилась назад, откинула голову и застыла. Но каждая складка одежды трепетала, дрожала и грудь под шитой золотом тканью. У женщины в руках появились две маленькие чаши, и, продолжив танец, она ударяла ими друг о друга. Когда песня замерла, Бёртону казалось, что он устал сильнее танцовщицы. Она застыла, ее лицо переполняло ожидание.

— Вы должны дать ей денег.

— Я не хочу ее оскорбить.

— О нет, сахиб, оскорбление — ничего не дать.

Бёртон вытянул руку. Зажатая в пальцах купюра, без сомнения, развеселила женщину. Она вытянула бумажку, словно боясь потревожить его пальцы. Затем мгновенно развернулась и пропала за пологом.

— По-моему, она надо мной смеялась.

— Нет, сахиб. Вы просто неправильно дали деньги.

— Мало?

— Нет, достаточно, но надо было поиграть с деньгами, смотрите, вот так…

— Но это же глупо выглядит. Я не клоун.

Сладковатый запах, веявший над ними, шел из кальянов, где, как объяснила ему одна из женщин, персидский табак, смешанный с травами, неочищенным сахаром и различными приправами, фильтровался, проходя через чистую воду. Попробуйте, вам понравится. Она достала из невидимого кармана деревянный мундштук и затянулась.

Он не мог сказать, сколько времени женщины танцевали и пели для него; песни поднимались, разворачивались, сами себя перерастая, и ритмы, сами себя перебивая, стучащие, пульсирующие, напряженные ритмы, и тексты, ничего не утаивавшие, и воздействие молока, которое было совсем не молоком, а сомой, это он узнал от Наукарама, напиток духа, волшебное питье, помогает в молитвах и родах; и сверкали, сияли, слепили украшения, и цепочки на ногах и руках, и открытая талия, легкая выпуклость живота, райская впадина пупка, и всепобеждающая улыбка, возникающая из ниоткуда, и распущенные волосы, сквозь которые то и дело проплывала рука, встряхивая их. Потом он не мог сказать, по собственной ли воле выбрал одну из женщин. Она взяла его за руку — комната на втором этаже, высокая кровать, раздела, с тщательностью обмыла его тело теплой водой. Поднесла к лицу цветок. Запомни запах. Это будет для тебя запах счастливых воспоминаний. Вообще цветы. Все благоухало цветами, рамы и двери, портреты предков, потолочные балки, подушки и волосы этой женщины, снимавшей с себя одеяния, облако за облаком, и он затвердел как ствол ружья, а она слегка прикусила его мочку уха и прошептала что-то, что он разобрал, лишь когда она, прокравшись языком по его шее, добралась до другой мочки. Рат-ки-рани, сказала она, это было понятно, королева ночи, но что это значило? Возможно, ее имя, ее титул куртизанки? Она обследовала его тело, было приятно и не особенно удивительно, пока она не сделала так, что по нему пробежала дрожь, его твердость была ей по вкусу, она ее отмеряла, и этому не было конца, ни когда ее грудь скользнула по его лицу, ни когда она упала, утянув его с собой в глубину, и он позволил себе несколько подавленных стонов. Она приподняла бедра и показала все тот же цветок, едва рука с цветком скользнула вниз, он не мог дольше удерживать, он растворился в ней с последними громкими толчками, и цветок был, наверное, раздавлен, потому что, когда он, истощенный, вытянулся рядом с ней, их опутал мягкий аромат. Аромат королевы ночи.

Он охотно провел бы еще много часов в высокой кровати, но почувствовал увядание аромата, нетерпение обнаженного тела рядом. Мое время истекло, подумал он. Нет, поправил он себя, мое время только началось, и как прекрасно это начало, думал он, когда они с Наукарамом, покинув дом первого волшебства, возвращались туда, где оставили своего возницу.

— Куда теперь поедем?

— В ваш отель, сахиб.

— Вначале отвезем тебя домой.

— Нет, сахиб, не надо. Не стоит.

— И что, ты сейчас пойдешь через полгорода.

— Это недалеко, сахиб, отсюда мне всего полчаса.

— Ну, если ты настаиваешь. Тогда спокойной ночи.

Наукарам вышел из повозки. И уже скользнул в темноту, когда услышал свое имя.

— Ты выдержал проверку, Наукарам. Я беру тебя на службу. Но будь готов уехать со мной на север, миль четыреста отсюда, в город под названием Барода. Вчера я узнал, что меня переводят. Там мне понадобится слуга.

Ответ пришел из темноты.

— Все верно, сахиб, все идет по своему плану. Я знаю, где находится Барода, я отлично это знаю, я там родился. Все так должно быть, сахиб, я возвращаюсь с вами домой.

II Aum Ekaaksharaaya namaha I Sarvavighnopashantaye namaha I Aum Ganeshaya namaha II

— Я готов.

— С моим господином, капитаном Ричардом Френсисом Бёртоном, я познакомился в Бомбее. Меня ему рекомендовали. Он только приехал из Англестана и искал верного и добросовестного слугу. Меня он принял на службу сразу же.

— Нет! Ну, не так. Ты что, Саяджирао Второй, чтобы болтать так, будто тебя каждый знает. Нужно вначале представиться. Твое происхождение, твоя семья, чтобы адресат знал, от кого письмо.

— А что мне о себе рассказать?

— Что ты меня спрашиваешь? Я не знаю твою жизнь. Я ничего о тебе не знаю. Говори непринужденно, все лишнее я потом выпущу.

— Рассказать о себе?

— Ну давай же.

— Хорошо. Я родился в Бароде, во дворце. В неправильной половине дворца. Я был болезненным ребенком, который приносил много хлопот. Наверное, нужно упомянуть, что я не рос вместе с отцом, матерью и братьями. Я узнал их всех позднее, точнее сказать, моих родителей я никогда не знал. Они однажды приходили навестить меня, когда я был ребенком, один-единственный раз, но это, думаю, не важно. Многие поколения моей семьи служили династии Гаэквадов, еще в те времена, когда один из них был правой рукой Шиваджи. Один из моих предков сражался с ним вместе в великой битве, но нет, это не имеет отношения к делу, скорее всего, это была лишь сказка в нашей семье, красивая история, которой мы гордились. По-моему, я был младшим сыном. Перед тем как забеременеть мною, мать подарила отцу шестерых сыновей. Все были сильными и здоровыми. Отец был несказанно рад рождению первого сына, был горд вторым сыном, доволен третьим, а потом воспринимал сыновей как должное. Но благословение не может быть должным и заурядным, по крайней мере я так считаю. Когда у матери начались схватки, мой отец нашел во дворце джйотиша. Он был, видимо, нетерпелив, и ему хотелось быстрей узнать, благосклонны ли звезды в этот день. Это была ошибка, он жестоко разочаровался. Расположение звезд, число семь, число девять, дата, возраст моего отца, возраст матери и…