Деньги - Карел Чапек

Иржи не слушал. Жалобы, выкрики, плач Ружены доносились до него, словно издалека. Он чувствовал себя безгранично униженным. Деньги, деньги и деньги! Да разве все дело в деньгах? Что же такое случилось, господи боже? Почему так отупела, ожесточилась замученная заботами хлопотливая мать Тильда? Почему скандалит другая сестра, почему очерствело его собственное сердце? Да разве в деньгах дело? Иржи с удивлением почувствовал, что способен и даже хочет оскорбить Ружену, сказать ей что-то злое, обидное, презрительное.

Он встал, полный решимости.

- Погоди, - сказал он холодно. - Это ведь мои деньги. А я... - он сделал эффектный отрицательный жест, - я раздумал!

Ружена вскочила, в глазах у нее был испуг.

- Ты... ты... - запиналась она. - Ну, конечно... само собой разумеется, ты вправе... Прошу тебя, Иржи, ты, наверное, не понял меня... Я совсем не хотела...

- Ладно, - отрезал он. - Я сказал, что раздумал.

Молния ненависти сверкнула в глазах Ружены, но она закусила губу, опустила голову и вышла.

Назавтра к Иржи явился новый посетитель - муж Тильды, неуклюжий, краснолицый, застенчивый человек, с выражением какой-то собачьей покорности в лице и фигуре. Иржи был вне себя от стыда и злости и даже не сел, чтобы не предлагать сесть гостю.

- Что вам угодно? - спросил он безразличным, чиновничьим голосом.

Неуклюжий человек вздрогнул и с трудом проговорил:

- Я... я... то есть Тильда... посылает вам документы, которые вы хотели... - Он стал лихорадочно шарить по карманам.

- Ничего я не хотел! - Иржи отмахнулся.

Настала мучительная пауза.

- Тильда писала вам, шурин... - начал несчастный фабрикант, покраснев еще больше, - что наше предприятие... в общем... если вы захотите войти в долю...

Иржи упорно молчал, не желая выручать зятя.

- Собственно говоря... положение не такое уж плохое... Если бы вы захотели участвовать... короче говоря... у нашего дела есть будущее... и вы... как совладелец...

Дверь тихо отворилась - на пороге стояла Ружена. Она остолбенела, увидев мужа Тильды.

- В чем дело? - резко спросил Иржи.

- Иржи... - прошептала Ружена.

- У меня гость, - отрезал Иржи и повернулся к зятю. Пожалуйста, продолжайте.

Ружена не шевелилась. Муж Тильды обливался потом от стыда и страха.

- Вот... пожалуйста... эти бумаги... письма от ее мужа и другие... перехваченные...

Ружена ухватилась за косяк.

- Покажите, - сказал Иржи и взял письма, словно собираясь просмотреть их, но скомкал в руке и протянул Ружене.

- На, возьми, - сказал он со злой усмешкой. - А теперь извини. И в банк за процентами больше не ходи. Не получишь.

Ружена молча отступила, лицо у нее стало пепельным. Иржи закрыл за ней дверь и сказал хрипло:

- Итак, вы говорили о вашем заводе.

- Да, у него самые лучшие перспективы... и если бы нашелся капитал... пока что, разумеется, без процентов...

- Слушайте, - бесцеремонно прервал его Иржи, - мне известно, что вы сами довели завод до краха. У меня есть сведения, что вы неосторожный и даже... даже не деловой человек.

- Я бы... я бы так старался... - бормотал зять, собачьими глазами глядя на Иржи, избегавшего его взгляда.

- Как же я могу вам доверять? - Иржи пожал плечами.

- Уверяю вас, что я высоко ценил бы ваше доверие... и всячески стремился бы... У нас дети, шурин!

Сердце Иржи сжалось от страшной, мучительной жалости.

- Приходите... через год! - закончил он последним усилием воли.

- Через год... о боже! - вздохнул Тильдин муж и в его потухших глазах показались слезы.

- Прощайте, - заключил Иржи, протягивая ему руку. Зять, не замечая ее, пошел к выходу и, натыкаясь на стулья, нащупал ручку двери.

- Прощайте... - надломленным голосом сказал он с порога, - и... спасибо вам.

Иржи остался один. Неимоверная слабость охватила его, пот выступил на лбу. Он собрал бумаги, все еще разложенные на столе, и позвал квартирохозяйку. Когда она вошла, он расхаживал по комнате, держась руками за грудь, и уже не помнил, что хотел сказать.

- Погодите, - воскликнул он, когда она уходила. - Если сегодня или завтра... или вообще когда-нибудь придет... моя сестра Ружена, скажите ей, что я нездоров и просил к себе никого не пускать.

Он лег на свою ветхую кушетку и уставился на новую паутину, которая появилась в углу, у него над головой.