Полуночные тайны - Мэрилайл Роджерс

Черные брови нахмурились.

– Обручены?

Он слышал об этом впервые. В следующую секунду морщины на его лбу разгладились и губы скривились в насмешливой полуулыбке. То, что никто его не предупредил, ясно доказывало одно: никакого формального объявления о помолвке не было. У Марка появились причины сомневаться в правдивости отчаянного заявления девушки.

– Да, – заговорил Джервейс, с неудовольствием отметив, что в зале, еще секунду назад наполненном обычным гулом, все стихло и, казалось, даже у стен выросли уши. – Полтора года назад между Элизией и мной, Джервейсом из Келби-Кип, была совершена помолвка.

Марк впервые внимательно посмотрел на долговязую фигуру рядом с наследницей. Серебряные пряди, пробивавшиеся в рыжей шевелюре, напомнили Марку, что этот человек, с которым он познакомился в свои первые годы в Нормандии, был на десять лет старше его. Генрих предупреждал Марка, что ему следует опасаться хозяина Келби-Кип, чьи симпатии почти наверняка принадлежали старшему сыну Завоевателя, наследнику французского герцогства. Он мог бы и не говорить об этом, так как тот отлично помнил о связи Джервейса с одним из самых преданных сторонников герцога Роберта, графом Шрусбери, Робертом Беллемом. И хотя Марк предполагал, что встретит в лице Джервейса своего противника, он никак не думал, что старый знакомый окажется поклонником его предполагаемой невесты.

– А у вас есть документ с королевской печатью, доказывающий, что ее опекун, король Вильгельм Рыжий, согласен на этот брак? – резко спросил Марк. – Без одобрения короля ваше заявление бессмысленно, и я не должен принимать его во внимание.

– Так вы готовы принять решение за вашего короля? – быстро парировал Джервейс.

Марк покачал головой.

– У меня нет причины опасаться решения короля Генриха, я готов хоть сейчас представить это дело на его суд. – Он хотел было добавить еще что-то, но его опередила девушка, рассерженная тем, что двое мужчин обсуждают ее будущее, словно она какой-то неодушевленный предмет.

– В таком случае вам следует сейчас же уйти, – Элизия хотела, чтобы этот опасный человек убрался из ее дома как можно скорее. – У вас нет никакого права оставаться здесь.

– Вот как? – Марк не спеша сунул руку под плащ и достал кожаный футляр, из которого вынул хрустящий пергамент. На желтоватом фоне четко выделялась королевская печать. – Наш король предоставил опеку над наследницей Рокстона мне.

– Вас назначили опекуном Элизии? – Карие глаза Джервейса сузились, а лицо так побледнело, что рыжина в волосах стала еще ярче.

Марк буквально услышал, как заскрипели колесики в мозгу его противника.

– Король Генрих не поручил бы мне неприятного дела. Тем не менее он повелел, чтобы Рокстон оставался под моей опекой независимо от моего выбора невесты. Решение, быть мне мужем леди Элизии или всего лишь опекуном, целиком зависит только от меня. Таким образом, каким бы ни был мой выбор, я со своими воинами останусь здесь.

От мысли, что этот человек властен распоряжаться ее будущим, в глубине темных глаз Элизии вспыхнули золотые искры, которые не смогли погасить даже гневные слезы. Упершись сжатыми кулачками в бока, она повторила пылкое заявление, которое он уже слышал из ее уст во время беседы с Джервейсом.

– Я ни за что не пойду за вас!

Марк улыбнулся, и его серые глаза вспыхнули от удовольствия. Не многие женщины отвергали его ухаживания, но многие искали чести, от которой с презрением отказывалась эта вспыльчивая особа. Поведение Элизии показалось ему любопытным и обещало поддерживать его интерес и впредь, что мало кому из женщин удавалось за последние годы. Хотя его не привлекала военная стезя, да и к браку с Элизией он стремился не больше, чем его невеста, Марк решил, что неожиданно бурный темперамент красотки может послужить хорошей приправой к безвкусной кашице: уж очень это скучное дело – искать и искоренять предателей.

Элизия запылала от гнева при виде того, как позабавил Черного Волка ее решительный отказ.

– Вам не удастся подчинить себе Рокстонский замок!

– Мне уже удалось, – промурлыкал Марк, еще шире улыбаясь. – После разгрома и пленения отряда, посланного задержать меня на дороге, переход поместья в мои руки – свершившийся факт.

Элизия уничтожала взглядом забавлявшегося чужака, а Джервейс прищурился и медленно сжал кулаки. Если этот человек победил воинов, которые должны были захватить его, значит, в Рокстоне не осталось почти никого, кто встанет под знамена Джервейса. Почти никого… Джервейс сказал себе, что у него хватит хитрости, и даже если он лишится всех помощников, кроме одного, то все равно победит в этой битве, проиграть которую не имеет права.

Глава 2

Марк беспокойно метался по кровати с распахнутым пологом. Утомленный событиями трудного дня, он упал на широкую постель полураздевшись, и сон, до этого так сладко манивший его, тут же улетучился.

Серые глаза прищурившись разглядывали окно – такое редко можно было встретить в крепких норманнских замках. Хозяин этой спальни на последнем этаже замка мог похвастаться настоящим окном, а не обычной бойницей. Впервые войдя сюда, Марк удивился такой необычной беспечности и все как следует обследовал. Прихоть, как он выяснил, была безопасной, так как за широко раскрытыми ставнями начиналась отвесная стена башни, построенной на высокой скале, о которую разбивались морские волны.

Уставившись на неторопливые облака, проплывавшие по освещенному луной небу, Марк обдумывал, какие шаги ему предстоит предпринять на следующий день, чтобы окончательно овладеть Рокстоном и раскрыть всех затаившихся в нем предателей. Он уже приказал Хью осмотреть с небольшим отрядом все поместье, чтобы выяснить, каковы нужды и настроения его жителей. Сам он намеревался проделать то же самое в замке и близлежащей небольшой деревушке, собрав днем на разговор всех старейшин.

Серебряный луч луны упал на кровать Марка, в его свете зловеще блеснуло острое лезвие кинжала, занесенного в грозном жесте, сулящем смерть.

В своей маленькой спальне на этом же этаже, разделенном узким коридором, Элизия тоже не находила покоя. Мысль о незнакомце, предъявившем права на Рокстон, да и на нее саму, немилосердно терзала ее и выводила из себя, хотя и отец, и Ида всю жизнь учили девушку обуздывать свою вспыльчивость. Спальня отца, пустовавшая почти два года после его смерти, стала почти святым местом в память о тихом умном человеке, когда-то обитавшем в ней. И если не считать отсутствовавших напольных циновок, порядок в ней поддерживался такой, словно он мог вернуться в любую минуту.