День восьмой. Том первый - Александр Сиваков

Сейчас же Ирина терзалась в догадках. Хлопнула входная дверь – значит зашли с улицы. Даже не стучались, хотя вроде бы дверь должна быть закрыта. Или она на ночь не закрывается? Шаги были совсем незнакомы – а вот это было уже совсем интересно. Невозможно даже представить себе, что кому-то из посторонних людей взбредёт в голову бродить по детскому дому в половине двенадцатого ночи.

Сразу стало понятно, что по лестнице поднимаются двое. Шаги первого были похожи на шаги директора, но Андрей Васильевич обычно двигался более грузно и более уверенно. Шаги же второго человека были едва слышны, и, сколько Ирина не прислушивалась, ей не удалось хотя бы примерно предположить ни пол этого человека, ни комплекцию, ни возраст. Было даже мгновение, когда девочка усомнилась, что там вообще кто-то есть.

«А может это вообще эхо?.. Нет, там точно кто-то второй!»

Шаги звучали всё отчётливей. Незнакомцы преодолели площадку второго этажа и продолжили подниматься дальше.

«Они же сюда идут! – Обрадовалась Ирина. – Вот сейчас всё и узнаем!»

Она была твёрдо уверена, что входные двери в их группу, так же, как и двери из вестибюля на улицу, на ночь закрываются на ключ, поэтому она сначала удивилась, когда кто-то зашёл в здание детского дома с улицы, а теперь – когда неожиданные посетители, даже не постучавшись, очутились в группе.

Раздалось деликатное покашливание.

Людмила Ивановна, которая, (Ирина точно это знала) спала в кресле и во сне даже немножко похрапывала, судя по наступившей тишине, проснулась. Вспыхнул свет. От неплотно закрытой двери по полу протянулась яркая жёлтая полоска.

Кровать Ирины была самой первой от двери. Это считалось наименее привилегированным местом – лучшие места находились в дальнем конце, спать там было гораздо уютнее. Девочка многое отдала за то, чтобы спать подальше от входа, но переселение даже на несколько кроватей в ближайшем будущем Ирине не грозило.

Девочка вся обратилась в слух.

Мужской голос говорил раздельно и чётко, красиво заканчивая, словно округляя, каждую фразу. Его было слышно более-менее хорошо. А вот что отвечала Людмила Ивановна – это было непонятно, уж слишком тихо и сбивчиво она говорила.

– Я, конечно, понимаю, что вы не имеете такой компетенции, но и меня, прошу Вас, поймите. Я тоже человек маленький, мне сказали сдать девочку вам – и я сдаю. В конце-то концов, не везти же мне её к себе домой…

Воспитательница что-то ответила.

– Все документы, я полагаю, могут выдать в милиции, – подумав, предположил мужчина. – Потому что этому больше некому заниматься. Завтра утром позвОните в участок и всё узнаете… – (Людмила Ивановна вставила свои слова в наступившую паузу) – Да, я понимаю, что именно вы детей не берёте, но должна же у Вас быть хоть капля сочувствия к этой малышке! Она уже едва шевелится от усталости, может быть даже болеет, а Вы хотите, чтобы я снова посадил её в машину и повёз неизвестно куда.

На сей раз Людмила Ивановна говорила довольно долго, впрочем, в её голосе зазвучали новые нотки, и Ирина поняла, что она на что-то решилась.

– Я вам дам номер своего мобильника, – сказал мужчина. – Если будут какие-нибудь проблемы, то позвоните, тогда уж я сам постараюсь что-нибудь сделать.

Дверь в спальню приоткрылась. Ирина зажмурилась от неожиданного света, потом открыла один глаз и принялась наблюдать за происходящим. В образовавшемся проёме возникли сухонькая фигура воспитательницы, а рядом – контуры мужчины

– Очень Вам благодарен…

– Потише, пожалуйста, здесь дети спят, – с некоторым раздражением в голосе громко прошептала воспитательница.

Они прошли в глубину спальни. Незнакомец тоже перешёл на громкий шёпот:

– Очень Вам благодарен. Не представляю, что бы я делал, если бы не вы.

– Ладно Вам, – Людмила Ивановна перешла на ворчливый тон, так она делала всякий раз, когда не хотела, чтобы её благодарили. – Лучше помогите мне матрасы перетащить.

– Да, конечно, – с готовностью отозвался её собеседник. – Какие?

Даже не видя происходящее, Ирина могла сказать, что имеет в виду воспитательница. Одна из кроватей, самая последняя в ряду, пустовала, на ней были сложены лишние подушки, матрасы и одеяла. Именно на эту кровать, была уверена девочка, Людмила Ивановна и собиралась положить новенькую.

Ирина не сразу осознала глобальность происходящего.

Жизнь в интернате текла размеренно и спокойно, один день был похож на другой как две капли воды, поэтому появление новичка было целым событием.

За семь лет пребывания в детском доме Ирина видела только четырёх новичков.

Первым появился Валерка Кудинов. Маленький и испуганный, он сидел в раздевалке, часто шмыгая носом и размазывая по тёмным от грязи щекам обильные слёзы. Таким его запомнила Ирина. Потом, когда Валерка обжился, освоился и начал её обижать, она не раз с мстительным удовлетворением вспоминала этот малопривлекательный образ из далёкого прошлого.

Потом пришли сразу двое: Серёжа Кравцов и Маша Андреева. Их перевели из другого детского дома. Хоть там они учились в параллельных классах и почти не знали друг друга, здесь они быстро сошлись, потому что здесь, как и все новенькие в сложившемся коллективе, они очутились вдвоём против всех.

Впоследствии эта спонтанно сложившаяся симпатия не пропала, а напротив, окрепла ещё больше. Они всегда держались вместе: гуляли; учились; сидели за одним столом; если это было необходимо, заступались друг за друга – и им было абсолютно наплевать на насмешки других детей.

Последней, около трёх лет назад, появилась Вика – единственная и самая-самая лучшая подруга Ирины.

Из разговоров воспитательниц Ирине удалось узнать, что девочку нашли на железнодорожном вокзале. От голода она даже не могла плакать, только беззвучно всхлипывала, сотрясаясь всем телом, и куталась в какое-то тряпьё. Она слабо отбивалась от обступивших её людей в милицейской форме, потом потеряла сознание.

На медицинском осмотре обнаружилось, что всё тело ребёнка покрыто синяками и ссадинами. Ни на один вопрос она не отвечала, а когда настаивали на ответе, начинала плакать. Сгоряча даже решили, что она то ли немая, то ли глухая.

Инна Игоревна – детдомовский врач – долго, скорбно сжав губы, осматривала её, мерила рост, взвешивала, что-то тщательно высчитывала, и, наконец, определила новенькую в группу семилеток – там как раз было свободное место, хотя по всем параметрам новенькую нужно было поселить в самую младшую группу, к тем, кому было пять лет.

Ирина впервые увидела Вику, когда та, лысенькая (волосы сбрили из-за педикулёза), чем походила на какого-то трогательного мультяшного персонажа, стояла около двери, одной рукой вцепившись в юбку воспитательницы, а другой пытаясь удержать огромное яблоко и пёструю куклу, и большими испуганными глазами озиралась по сторонам. Ирина с первого же взгляда со всевозможной ясностью поняла, какая Вика хорошая – и они подружились сразу, в эту же минуту.

Только через несколько дней выяснилось, что Вика, несмотря на внешность, абсолютно нормальный ребёнок – она всё слышит и даже умеет кое-как говорить. Правда вспомнить она смогла только своё имя. О том, сколько ей лет, какая у неё фамилия, где живёт, она не имела ни малейшего представления, а любое упоминание о родителях вызывало непонимающие взгляды; создавалось впечатление, что она ни разу в жизни не слышала слов «папа» и «мама». Если кому-то из взрослых удавалось её разговорить, то Вика рассказывала только о каких-то дядях и тётях.

Среди детей прозвище у Вики было очень некрасивым – Крысёныш. Она была самой маленькой в группе. Все в глаза и за глаза называли Вику дурочкой, дебилкой, идиоткой – и это были самые мягкие определения, Ирина же предпочитала называть её для себя мягко и совсем необидно – «глупенькой», потому что любой глупенький человек, когда вырастет, обязательно поумнеет.

У девочек были между собой особенно близкие отношения. Вика была единственным человеком, который ни разу не обидел Ирину, последняя же жалела её за неприспособленность к жизни и по мере своих сил старалась о ней заботиться. В глубине души Ирина считала Вику своей младшей сестрёнкой.

Такова была история появления в Иринином классе четырёх новичков. И вот теперь появилась ещё одна девочка. И появилась она очень странно, неожиданно для всех и даже не понятно, откуда.

Глава 3

Пока Людмила Ивановна и незнакомец носили одеяла и матрасы, негромко, шёпотом, переговариваясь, Ирина изнывала от нетерпения. Ей казалось, что стоит её только увидеть новенькую, и сразу станет понятно, хорошая она или нет, можно будет с ней подружиться или она окажется такой же, как остальные девчонки.

Воспитательница принесла комплект постельного белья и, невзирая на темноту, привычно быстро принялась застилать кровать. Мужчина, стоя в стороне, неловко переминался с ноги на ногу. Он хотел завязать разговор, от молчания ему становилось ещё более неудобно, поэтому, хотя собеседница не настаивала, он принялся объяснять.