Засекреченный полюс - Виталий Георгиевич Волович
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Рассказ М. Слепнева вызвал оживленную дискуссию специалистов-полярников: какому методу отдать предпочтение - посадке самолета или парашютному десанту? Полярные летчики и ученые давно вынашивали мысль об организации на полюсе длительно действующей научной дрейфующей станции.
За посадку самолета на льдину ратовали известные полярные асы М. Водопьянов, В. Молоков и сам М. Слепнев - первые Герои Советского Союза - спасители челюскинцев, оказавшихся на льдах Чукотского моря после гибели судна.
Идею парашютного десанта отстаивал известный летчик-парашютист Я. Мошковский. "Качество наших людей и наших парашютов, обычных и грузовых, - писал он, - позволяет утверждать, что высадка десанта на полюс будет произведена блестяще". Доказывая преимущество своего предложения, он ссылался на опыт Р. Амундсена. Знаменитый полярный путешественник, после своего полета на 88° северной широты, писал: "Вполне естественно, что мысль о месте спуска всегда занимает авиатора. Моторы могут закапризничать в любое время и, естественно, в любой этот момент нет места для спуска, ему придется плохо. Но все равно: куда ни кинь взгляд, нигде не было ни малейшего признака удобного для спуска места. Повсюду лед больше походил на огромное количество отдельных небольших участков, рассеянных по всей поверхности без конца, без края. А между всеми этими участками воздвигнуты высокие каменные заборы...
Несмотря на блестящий полет Бэрда, наш совет таков: не летайте в глубь этих ледяных полей, пока аэропланы не станут настолько совершенными, что можно будет не бояться вынужденного спуска".
А известный полярный летчик А. Д. Алексеев считал, что "рассчитывать на хороший естественный аэродром на полюсе не приходится. Там могут оказаться ровные площадки молодого тонкого льда между торосистыми полями. Но они не выдержат веса тяжелой машины. Старые же ледяные поля, толщиной по пять-шесть метров, всегда покрыты торосами от одного до шести метров".
Возражая ему, М. В. Водопьянов писал: "Практики парашютных прыжков в условиях Арктики у нас нет. Вряд ли можно сбросить на грузовом парашюте ряд хрупких, необходимых для научной работы на полюсе аппаратов и приборов".
Но не прошло и полугода, как фантастическая идея посадки самолетов на Северном полюсе блестяще была осуществлена советскими полярными авиаторами. 21 мая 1937 года четыре тяжелых самолета АНТ-6 сели на льдину у полюса, высадив четверку ученых во главе с И. Папаниным, положив начало планомерным исследованиям природы Центрального полярного бассейна. Их бесценный опыт не прошел даром.
Но, к счастью, мои хирургические знания так и оказались невостребованными. За два месяца полетов в Центральной Арктике летчики совершили сотни посадок на льдины, выбранные с воздуха. И ни одной аварии, ни одной мало-мальски серьезной поломки. Вот оно, высочайшее летное мастерство. Так и пролежали бы мои парашюты, укутанные в брезент, если бы...
Экспедиция уже подходила к концу. Наступило 9 мая.
Я лежал в спальном мешке. Было тепло и уютно. Тихо постанывал ветер в трубке вентилятора. Поземка по-мышиному осторожно скреблась в стенку палатки. Где-то тревожно потрескивал лед. Время от времени с тяжелым "у-ух" скатывалась ледяная глыба с гряды торосов.
Я прислушивался к этим звукам, таким привычным за два месяца палаточной жизни на дрейфующем льду в центре Арктики.
Лучи незаходящего полярного солнца с трудом проникали сквозь толстую пленку наледи, покрывшей круглый глаз иллюминатора, отчего в палатке царил легкий полумрак. Меблировку палатки составляли две походные раскладные койки, складной столик под иллюминатором с шеренгой баночек и коробочек с медикаментами и двумя металлическими стерилизаторами, фанерный ящик, служивший обеденным столом, о чем свидетельствовали многочисленные жирные пятна, двумя жестяными банками с пельменями, заменявшими стулья, и легкая двухконфорочная портативная газовая плитка, соединенная шлангом с газовым баллоном.
Я поднес к лицу руку с часами. Стрелки показывали восемь утра. Я с завистью посмотрел на соседнюю койку, где сладко посапывал, забившись с головой в спальный мешок, радист Борис Рожков. Крохотное отверстие, оставленное им для дыхания, обросло пушистым венчиком инея. Оттуда то и дело, словно игрушечный гейзер, выскакивала струйка холодного пара.
Я взглянул на термометр над кроватью: красный столбик спирта застыл на отметке 18. Восемнадцать градусов мороза в палатке! От одной мысли, что сейчас придется вылезать из мешка, по спине побежали мурашки. Кажется, ко всему можно привыкнуть в полярной экспедиции: постоянному чувству опасности, неудобствам палаточной жизни, к холоду. Но к вставанию по утру в промерзшей палатке - никогда!
Прежде чем окончательно покинуть пухово-меховое гнездышко, надо хоть немного обогреть палатку. Я действую отработанным приемом: не вылезая из мешка, приседаю на койке и, согнувшись пополам, дотягиваюсь до плитки. Теперь остается только зажечь спичку (коробок лежит под рукой) и, открыв краник, поднести ее к шипящей газовой струе.
Все в порядке. Я вновь принял горизонтальное положение и стал дожидаться, когда потеплеет. Подхваченные током теплого воздуха, зашевелились куртки, унты, меховые носки, подвешенные под потолком палатки для просушки.
- Доктора к начальнику экспедиции, - раздался за стенкой палатки чей-то громкий голос. Я мигом выскочил из мешка и через несколько минут предстал перед светлыми очами начальства.
- Вы готовы прыгнуть с парашютом на Северный полюс? - спросил Кузнецов, пристально глядя мне в глаза.
- Так точно. Готов! - выпалил я, с трудом сдержав волнение.
- Вот и прекрасно. Задание, сами понимаете, чрезвычайно важное и... - он сделал многозначительную паузу, - ответственное. Ведь вам доверяется совершить первый в мире парашютный прыжок на Северный полюс. Прыгать будете вместе с Медведьевым. Андрей Петрович уже вылетел к нам с базы на Северной Земле.
В 13 часов 05 минут наши парашюты раскрылись над заветной точкой. Видимо, руководство Главсевморпути осталось довольно моей персоной. Осенью я с бьющимся сердцем обнаружил свою фамилию в списке награжденных орденом Красного Знамени, а месяц спустя получил предложение участвовать в очередной высокоширотной экспедиции "Север-5".
И вот я снова на льдине. Но теперь я чувствовал себя настоящим полярником. Работа шла своим чередом. Однако на этот раз перед экспедицией была поставлена новая важная задача. Опыт предыдущих экспедиций показал, что кратковременных исследований оказалось недостаточно для разработки оперативных и долгосрочных метеорологических и ледовых прогнозов, крайне необходимых для обеспечения деятельности авиации и флота на трассе Северного морского пути. Требовалось длительное, непрерывное изучение многообразных физических процессов, протекающих в системе "Атмосфера-лед-океан". Для осуществления этой задачи предполагалось организовать две дрейфующие станции наподобие папанинской. Одну у Северного полюса, другую на льдах
