Элита. На дне класса - Абриль Замора

Я хочу умереть. Я просто ненавижу свою одежду. Бр-р-р!

* * *

Омар, парень, который передавал Мелене косяки, припарковал велосипед на площади. Мелена, одетая в школьную форму, ждала его. Как обычно, они говорили мало. Он был немногословным и не очень интересовался жизнью клиентов. Он просто спрашивал: «Сколько?» – называл цену и брал деньги. Когда ты подросток, торгующий наркотиками, лучше не выстраивать особенных связей с покупателями, и это вполне устраивало девушку, потому что в этот год Мелена была как ящик Пандоры.

Ящик, полный темных секретов, но крепко запертый.

– Я думал, ты бросила, – сказал Омар, беря двадцать евро за гашиш.

– Я и бросила, – заявила Мелена без особого интереса.

– У тебя что, нет занятий?

– Есть…

– Прогуливаешь?

– А ты? – парировала она.

– У меня их нет, – ответил Омар, выдав свою последнюю фразу, после чего поднял брови, сузил черные глаза, притворяясь загадочным, и снова начал крутить педали в гору.

Что происходит с Меленой? Почему у нее кислое выражение лица? Почему она ни с кем не общается? И почему притворяется нормальной на глазах у всех, когда очевидно, что внутри нее клокочет грозовая туча, полная грома, града и ливня?

Мелена сильно опоздала на урок и придумала какую-то ерунду о спущенном по дороге колесе. Рассказывая это, девушка закатывала глаза, улыбалась и извинялась. Ей плохо давалась математика, а вот ложь была ее любимым предметом… Она привыкла врать дома, особенно перед матерью. И ей нужно совершенствоваться в своих приемах, потому что родительница больше не верила дочери. Ее мать… Надо сказать, у них были довольно сложные отношения.

Мать ненавидит меня. Она скорее предпочла бы сделать аборт в Мексике, чем родить меня. Она не хотела ребенка, а я появилась в самое неподходящее время, как раз тогда, когда ее карьера была на пике. Если ты известная модель и завоевала титул «Мисс Испания», очень неприятно бросать все из-за беременности. Но она забеременела. Молодая, очень красивая, с прекрасным портфолио и шумихой, которая сопровождала ее на самых крутых подиумах. Мать ненавидит меня, потому что из-за меня кожа на ее животе покрылась растяжками (она всегда так говорит), а мимика изменилась после родов.

Мать утверждает, что ей было ужасно больно и я сильно порвала ее, ведь я весила почти пять килограммов… вот почему выражение ее лица навсегда стало горестным, и она никогда снова не будет выглядеть той милой девушкой, какой была раньше. Она терпеть меня не может. Я слышу, как она тихо твердит эти слова, когда злится или когда я ее разочаровываю, что обычно происходит несколько раз в день. Она думает, что я ничего не замечаю, но ее губы, накачанные гиалуроновой кислотой, производят едва уловимое движение – и до меня доносится приглушенное: «Я тебя ненавижу».

Но мне плевать. Я тоже ее на дух не переношу. Ненавижу фотографии, демонстрирующие ее бесконечные ноги, ненавижу ее прошлое и настоящее, и мне очень бы хотелось потерять ее из виду в будущем.

Когда мне исполнится восемнадцать, я уйду из дома. Да, я не знаю, что делать с собственной жизнью, но, что бы ни случилось и что бы я ни делала, я не собираюсь жить рядом с этой идиоткой, моей матерью. Я действительно называю ее идиоткой и говорю все прямо ей в лицо, мне не нравится оскорблять людей за их спинами. Она ненавидит меня, а я – ее, и мы пытаемся ужиться друг с другом, но у нас плохо получается. У нас все плохо. Я всегда заваливаю математику, а она – материнство. Я умею врать, а она – напиваться за пять минут. Думаю, так происходит благодаря действию таблеток, смешанных с ромом и колой, поскольку, несмотря на то что она вся такая шикарная, у нее совершенно нет вкуса: остальные матери учеников «Лас-Энсинас» накачиваются дорогущим красным вином выдержки не знаю какой, урожая черт-те какого там года, а моя мамаша вульгарно вылакивает бутылку самого плохого рома из сети супермаркетов «Меркадона». Но в любом случае она держится молодцом, и я иногда любуюсь ею, когда она бродит по дому, как привидение, в шелковом кимоно, вверх по лестнице, вниз по лестнице…

Надеюсь, однажды ты поскользнешься и расшибешь голову. Хотя я убеждена, что ты не оставишь мне ни евроцента в завещании. Почему? Потому что ты меня ненавидишь, но мне все равно. Почему? Потому что я тоже тебя ненавижу.

И вот настал день икс, а значит, у учеников «Лас-Энсинас» появился прекрасный повод предаться веселью и пьянству. Тем более, если это помогало отвлечься от грустных мыслей. Горка злился из-за того, что Мелена продолжала откровенно обходить его стороной, и было очевидно, что она все больше и больше сближалась с Лу и Карлой. На самом деле, может, и нет, но Мелена определенно прилагала заметные усилия, чтобы девочки приобщили ее к своим делам. И они втроем хихикали в классе, в стиле милых, легкомысленных сплетниц, у которых мало проблем, требующих решения.

Жанин выбрала для вечеринки платье, которое оказалось ей слишком тесно. Паула намекнула, что наряд маловат, но Жанин не терпелось его примерить. Фиолетовый цвет был ей очень к лицу, хотя она и выглядела немного «колбаской». Урок макияжа, который она посмотрела на «Ютьюбе», сработал, и она стала милашкой. Втиснутая в платье, но симпатичная.

Как красивая сосиска с ярко-красной помадой «Ив Сен-Лоран».

Горка заехал за подругами, и, по правде говоря, был впечатлен, увидев одноклассниц такими… такими… Паула прекрасно выглядела в розовом платье из двух частей и в кожаной куртке, которая нарушала наивный девичий образ. Однако Паула всегда была очаровательна, и ей не требовалось сильно наряжаться, чтобы выделиться на фоне остальных. Кроме того, у нее были чудесные волосы, которые она запросто высушивала без помощи фена, а в результате прическа получалась идеальной, поражающей аккуратностью.

– Вау, – пробормотал Горка.

– Вау, сказала собака, – ответила Жанин, пытаясь пошутить, но смешно было только ей.

– Готовы?

Они втроем сели в машину отца Горки и поехали на вечеринку Марины.

– Вау! – пролепетала Жанин, оглядываясь по сторонам с открытым ртом.

Невозможно было не замереть от восторга и не рассмотреть все вокруг, поводя глазами как в замедленной съемке. Марина жила в роскошном особняке. Все было так изысканно, казалось, течение жизни застопорилось, чтобы придать необходимую значимость даже мелким деталям.

Боже мой! Сад самым удивительным образом озаряли крошечные лампочки, которые раньше использовались на Рождество, а теперь заполняли прохладные террасы. Имя юной хозяйки, написанное огромными светящимися буквами, венчало пространство. Это была ее «презентационная» вечеринка в