Прометей: Неандерталец (СИ) - Рави Ивар

* * *

Если бы Эллочка-людоедка из «Двенадцати стульев» попала в каменный век к племени Ха, ее психика сломалась бы на третьи сутки и она умерла бы от черной зависти. Если Эллочка обходилась тридцатью словами своего лексикона, то Ха употребляли вдвое меньше. Само слово «Ха» имело не меньше десяти смысловых значений. Это было и самоназвание племени, это было и обращение к человеку, когда требовалось привлечь его внимание. Этим же словом обозначался общий сбор и сильное удивление. В принципе можно было говорить «Ха», выражая согласие или несогласие, все зависело от интонации. Было еще два слова, смысловые значения которых мне были относительно понятны: «Га» и «Да». Первое вольно трактовалось как «встать, ходить, бежать, бояться, опасность». Словом «Да» обозначались глаголы «принеси, дай, возьми, кушать, пить». Возможно, что были и еще какие-то смысловые нагрузки, но мне был понятны лишь эти.

Словом «ял» обозначалась пища, любая пища от корешков до мяса и рыбы. Рыбу неандертальцы добывали нехотно, используя копья с каменными наконечниками. Словом «су» обозналась вода, река, дождь. Большинство указаний давалось без слов, жестами и эмоциями. Мимические мышцы неандертальцев были развиты так сильно и пребывали в таком тонусе, что выделялись под кожей лица. За десятый день пребывания в племени, я не заметил между дикарями даже малейшей ссоры или склоки. Указания вождя выполнялись беспрекословно и моментально. Женщины у них были на третьестепенных ролях, даже дети имели больше прав судя по тому, что первыми после мужчин на еду набрасывались они.

Сами женщины были такими страшными, что на их фоне женщины моего объединенного племени казались моделями премиум класса. Сутулые с большим обвислым животом, с висячей грудью, которая практически скрывалась в густых волосах, они производили отталкивающее впечатление. В племени не существовало семейных пар, совокупление производилось по выбору мужчины и практически на виду у всего племени. Иногда одна женщина терпела несколько мужчин по очереди и, поднявшись с колено — локтевого положения, просто продолжала прерванную работу. Занимались женщины в основном поиском растительной пищи, скоблением шкур каменными скребками и изготовлением каменных рубил.

Сегодня был десятый день моего плена. Все это время мы шли, останавливаясь только на охоту, или для того, чтобы женщины раскопали коренья. В отличие от кроманьонцев, неандертальцы куда сильнее нуждались в пище. Меня поражало количество мяса, которое они съедали после удачной охоты. Их выпуклые свисающие животы становились, словно обтянутые кожей барабаны. Помимо этого, дикари не брезговали падалью и остатками добычи хищников. Наткнувшись на парочку леопардов, которые расправлялись с добытой антилопой, по знаку вождя дикари устремились вперед, потрясая дубинками и выкрикивая «Ааргх!»

Испуганные леопарды ретировались, а мужчины набросились на тушу, полосуя ее каменными рубилами. Отрезая длинные узкие куски мяса, они сырыми отправляли их в рот, жевали и с гримасой проталкивали дальше в пищевод. Обычно неандертальцы разжигали костер кусками кремня, но сейчас вдали показался львиный прайд, и дикари спешили. Частично насытившись, мужчины уступили место детям и женщинам. Те в свою очередь, толкаясь, набросились на остатки антилопы. Меньше получаса прошло, когда от животного остался практически начисто обглоданный скелет.

— Ха, — прозвучал повелительный голос вождя, напоминавшего своим обликом медведя, и племя выдвинулось в путь.

Первые дни я ежесекундно думал о побеге. Но двое воинов всегда находились рядом, цепко глядя на меня из-под косматых бровей. Относительную свободу передвижения я получил лишь вчера. Всё это время мы постоянно петляли, поэтому я мог только примерно определить направление, откуда мы шли. Идти сквозь саванну, полную хищников, без огня и оружия, было самоубийством. Оставалось надеяться, что мы снова вернемся к горной гряде, где меня захватили.

За эти десять дней по моим подсчетам мы прошли не меньше четырехсот километров. Первые несколько дней болели мышцы ног. Я не привык находиться в пути по двенадцать часов подряд практически без остановок. Потом я втянулся в ритм, и идти стало легче. Сегодня был десятый день, и вождь вел нас, ориентируясь по понятным только ему приметам. Мы шли по саванне сквозь вымахавшую в человеческий рост траву. Посреди этого травяного океана наш ведущий сворачивал то направо, то налево и безошибочно подводил нас либо к ручью, либо к роднику. От реки мы ушли на четвертый день, поэтому пить приходилось от случая к случаю. В племени не было ни сосудов, ни бурдюков для воды. Добравшись до воды, дикари пили впрок так много, что я слышал бултыханье воды в желудках у идущих рядом. Солнце стояло в зените, но палило не так сильно. Я не мог выпить столько, сколько пили дикари, и пытался придумать, из чего мне сделать сосуд для переноски воды.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Внезапно движение остановилось. Я не успел среагировать и столкнулся с женщиной, которая шла впереди. Сквозь высокую траву мне было видно, как вождь настороженно нюхает воздух.

— Да, — сказал он, показывая рукой на запад.

Я старательно втянул воздух, но кроме запаха трав и пыли, ничего не ощутил.

— Ха, — прозвучала новая команда в совершенно новой интонации

Мужчины, осторожно ступая, собрались вокруг вождя. Стараясь не наступить на сухую веточку, я тоже осторожно приблизился. Вождь поочередно всматривался в лица мужчин, словно мысленно общаясь с ними.

— Да, Ха, — шепотом произнес дикарь, вложив в эти слова нейтральное звучание. Дикари по одному стали пропадать в высокой траве, расходясь полукругом. Дождавшись пока последний исчезнет в траве, вождь посмотрел на меня и еле слышно произнес, уже ставшее мне ненавистным «Ха». Он шагнул в траву, и я последовал за ним, гадая, что учуял его широченный нос. Мы прошли около двухсот метров, когда я почувствовал запах дыма. Вначале мне показалось, что я ошибся, но с каждым шагом запах становился сильнее.

Трава стала редеть и вскоре мы оказались у зарослей кустарника. Сейчас было даже слышно, как потрескивает огонь, пожирая хворост. Внезапно лицо вождя разгладилось, и он удовлетворенно выдохнул:

— Ха.

Уже не таясь, он зашагал среди кустарников. Я заметил, как слева и справа из травы поднимались дикари нашего племени, которые ушли в заросли раньше нас. Миновав первые кусты, вождь остановился и громко с миролюбивыми интонациями произнес:

— Хааа.

— Хааа, — донеслось с такой же интонацией из чащи.

Секунд десять спустя, раздвинув ветки, появился новый персонаж, как две капли похожий на дикарей с которыми я пришел. Оба дикаря прошли друг другу навстречу и остановились, положив руки на плечо своего визави. На моих глазах вождь и чужой дикарь тщательно обнюхали друг друга и потерлись носами. Несколько человек из чужого племени высыпали из-за кустов и криками «Ха!» приветствовали нас.

Мы нырнули в проход между кустами и оказались на просторной поляне, окруженной со всех сторон низкорослыми деревьями и кустарником. Посреди поляны горел огонь. Видно было, что зажгли его недавно, потому что углей еще не было. Метрах в десяти от костра лежала туша буйвола, но не такого, какие были у меня в Плаже, а другого вида. Рога у этого буйвола были выдвинуты вперед и смотрели словно копья.

Видимо буйвола застали на этой поляне и истыкали копьями насмерть. Треть поляны была в багровых пятнах, а шкура его была с одного бока продырявлена в семи местах. Местных неандертальцев было пятеро. Они стояли на ногах, ашестой лежал в стороне, видимо оказавшись не таким ловким. С первого взгляда я понял, что дикарь не жилец — буйвол попал рогами ему в живот и распорол его. Кишки дикаря частично вывалились на траву, и он двумя руками пытался их собрать и затолкать внутрь. Получив такую страшную рану, дикарь не стонал, но движения его становились всё более вялыми, а взгляд тускнел.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Видимо охота закончилась буквально несколько минут назад, потому что кровь буйвола еще не свернулась. Не обращая внимания на раненого товарища, местные и вновь прибывшие, приступили к разделке добычи. Сняв шкуру с одного бока, они отрезали куски мяса рубилами и, насадив их на палку, клали в огонь. Вождь мотнул головой, и один из молодых дикарей исчез в чаще, направляясь за женщинами и детьми. По воздуху поплыл дразнящий аромат мяса, которое начало обугливаться на огне.