Переговоры как искусство. Профессиональные секреты звездного адвоката - Добровинский Александр

Мы допили кофе и подписали договор.

Следующим утром офис вибрировал от моих распоряжений.

Адвокат, коллега, моя ученица, человек, которому ничего не надо объяснять, — Марина Дубровская, даже не дослушав историю до конца, сказала:

— Александр Андреевич, возьмите меня в команду. Только я денег не возьму. В зеркало хочу прямо смотреть по утрам. Не отворачиваясь. Как вы учили. Специалисты начали проводить детальную экспертизу статьи доносчика Соложенкина. Было понятно, что статья пронизана, по словам психологов, комплексами маленького озлобленного человечка. На лицо все основания для подачи иска о защите чести и достоинства.

Спустя какое-то время мы получили подтверждение об устройстве туалетных комнат в гостинице… Это, как я уже говорил, не были кабинки воинской части. Слышимость из них нулевая.

Наше расследование продолжалось. Было понятно, что после того как вышла статья, она должна была обсуждаться между ребятами — членами сборной. Другого быть не могло. Из Монтевидео лететь до Москвы не ближний свет — сутки с пересадкой в Париже. Понятно, что в команде статью папы одного из игроков (напоминаю, что Лиза Соложенкина — дочь доносчика) и тренера сборной должны были обсуждать все. Оставалось узнать детали.

Арсений нашел меня сам. Его свидетельство оказалось простым и понятным. В самолете, во время длинного перелета, долго сидеть на одном месте никто из молодежи не мог. Кроме того, всем хотелось обсудить и прошедший чемпионат мира, и скандальную статью. Понятно, что Лиза привлекала больше всего внимания. Довольно бойкий и умный юноша Арсений подсел к Лизе одним из первых.

— Слушай, а для чего ты все это придумала? Ты же знаешь, что все не так.

— Это не я, — прозвучал ответ. — Это папа все сделал. Я не хочу на эту тему говорить.

• Следующим компонентом было исследование психолога, который на протяжении нескольких месяцев работал с Сарой. Это не было определяющим доказательством. Но как довесок к решению вопроса, когда чаша весов должна будет сдвинуться в нашу строну, — мнение известнейшего психолога должно будет сыграть существенную роль.

А вот что должно было стать ключевым фактором — это решение FIDE, Международной шахматной федерации, относительно заявления Соложенкина. Дело в том, что неподтвержденные доносы довольно строго караются. Профессиональные шахматисты понимают, какой эмоциональный стресс может пережить игрок, когда именно на него начинают обращать пристальное внимание судьи и даже обыскивать.

Тест, о котором я писал выше, у нас уже был. Он полностью обелял юную шахматистку.

Оставалось дождаться ответа шахматной федерации на донос. Наконец, мы его получили. Все обыски (туалетные кабинки, столы для игроков, сумки), а также личные досмотры абсолютно ничего не дали. Ничего.

Мы обратились в FIDE и попросили разъяснить позицию Международной шахматной федерации относительно гроссмейстера Соложенкина. Через какое-то время пришел неожиданный ответ: FIDE полностью отстраняет Соложенкина от участия в какой-либо деятельности в шахматах, включая, но не ограничиваясь, турниры, тренерскую работу, должности в любых организациях, связанных с шахматами и т. д. и т. п. сроком на полтора года!

Судебное дело было «сшито», иск готов и мы, собственно, тоже.

Оставалась одна дилемма. Соложенкин прописан в Петербурге. Ездить туда не хотелось и было довольно затратно. Мы решили обратиться против сайта, который перепечатал статью Соложенкина, он-то как раз располагался в Москве. Было, правда, одно большое «НО». Подсудность вела нас в Басманный район. А там, в местном суде, бывает всякое…

Когда начались слушания, от позиции ответчика не осталось камня на камне. Суд удовлетворял все наши ходатайства и отказывал противоположной стороне. Мало того, адвокат Соложенкина под протокол (!) частично признал иск! Выступавшая на суде Лиза, дочь ответчика, то бледнела, то краснела, объясняя суду свою позицию. Бедная девочка еще не научилась лгать.

В ночь перед судом меня почему-то лихорадило. Я не закрыл глаза ни на минуту.

Все люди, переживавшие за честь Бибисары, ждали развязки.

Мы получали сотни писем в нашу поддержку. На карте стояли честь и будущее ребенка.

Помню, что я написал в Фейсбуке в то утро: «Если мы выиграем суд, то победит Бибисара и правда. Если мы проиграем, то проиграю я, а выиграют ложь, клевета, позор и доносительство».

Через несколько часов Басманный суд по абсолютно непонятным причинам отказал нам в иске.

Это был сильнейший удар по моей репутации. Я не мог прийти в себя несколько дней. Каких дней?! Недель, месяцев!

Я смотрел в эти умные детские немигающие глаза и читал в них одну мысль:

«Как же так, Александр Андреевич? За что они меня?» И еще: «Я считала, что вы лучший, я доверилась вам. А вы… Что же случилось?»

В этой истории меня спасли характер и дорогая коллега Марина Дубровская. «Мы проиграли битву, но не войну! — повторяла она мне много раз. — Впереди апелляция в Мосгорсуде». Состав из трех вдумчивых судей будет решать судьбу Бибисары.

Адвоката ответчика и самого Соложенкина невозможно было остановить. Они давали интервью направо и налево. Адвокат позвонил Лиане, маме Бибисары, и предложил ей подписать мировое соглашение, оплатив все их расходы на поездки из Петербурга в Москву плюс издержки доносчика на него самого. Он мотивировал это тем, что апелляция не вникает в дела и ставит штамп «оставить в силе», не углубляясь в суть вопроса.

Лиана позвонила мне за советом. Я попросил ее поверить мне и отказаться от всех предложений со стороны Соложенкина и компании.

Мы с Мариной верили в справедливость.

Тактика, которую мы избрали на апелляции, была довольно необычной. Но я настоял на ней вопреки всем сомнениям советчиков и даже доверителя.

Дело состоит в том, что мы действительно часто подозреваем апелляционную инстанцию в том, что она не вникает в суть дела. Слишком быстро проходят заседания, слишком быстро выносятся решения.

Моя тактика была следующей.

Докладчик из трех судей знакомится с делами. Через этот состав проходят десятки разбирательств в день. Вникнуть и убедиться в нашей правоте действительно будет сложно. Что же делать в таком случае, чтобы минимизировать риски и добиться нужного результата?

Ответ напрашивался сам собой. Надо каким-то образом заставить судей и докладчика читать и перечитывать нашу жалобу и само дело много раз. А это значит, что под всеми мыслимыми и немыслимыми предлогами надо откладывать и еще несколько раз откладывать заседания до того момента, пока дальше это делать будет невозможно.

По-моему, мы умудрились откладывать или переносить заседания пять раз.

И вот настал этот день.

Оказалось, что я был прав. Судьи знали дело практически наизусть. Стороне ответчика задали несколько вопросов, из которых один совершенно убийственный:

— Когда ответчик ознакомился с ответом Международной федерации, в котором было сказано, что Бибисара Асаубаева — честный игрок, выступил ли он где-нибудь в СМИ с извинениями по отношению к молодой шахматистке?

Ответ шокировал всех присутствующих:

— Не-а. А зачем?

— Действительно, незачем… — обронил фразу кто-то из состава, и суд удалился в совещательную комнату.

Эти минуты показались мне вечностью.

Мы выиграли процесс полностью. Иск Бибисары был удовлетворен. Иск мамы как представителя несовершеннолетнего человека был удовлетворен. Денежная компенсация присуждена в нашу пользу.

Решение вступало в силу НЕМЕДЛЕННО!

Помню, как мы с Лианой пили шампанское в каком-то баре.

У меня не было сил шутить и даже разговаривать.

Я целовал руки маме и дочери и тихо, чуть-чуть стесняясь своих слез, плакал.

Теория и практика переговоров

Дело о манной каше

Как вести переговоры, когда, кажется, нет ни малейших шансов на победу.