Россия в плену эпохи - Анатолий Викторов

Человек искал защиту от самого себя и себе подобных. Такой поиск мог привести к гармонии существования. Право – дитя нравственности, учитывающей возможности человека – выросло на верности основам его созидания, представляющим собой добро. Можно ли уровнять эти основы со всем, что произошло в дальнейшем? Это невозможно для человека, остающегося на прежних ступенях развития.

Жизнь принесла компромисс.

Она постоянно напоминала человеку, что окружающая его природа – зеркало справедливости. Единство людей может быть всесильным, если они станут верными ей. Для этого надо впитать окружающий мир, и тогда придут новые открытия. Соприкосновение с природой принесёт людям ещё неизвестные духовные богатства во всем их неиспользованном могуществе.

Американский философ Генри Торо в XIX веке, после разочарования в поисках правды среди людей, также пришел к выводу, что только в жизни природы можно увидеть справедливость. Естество может иметь большее значение для развития сознания человека, чем последующие нравоучения. Торо, разочаровавшийся в воспитании современного ему человека, писал: «Старость не столько получила, сколько утратила… Её опыт слишком ограничен. Передо мною жизнь – опыт, почти не испробованный мной, но мне мало толку от того, что они его проделали».

Это был шаг к чистой основе, на которой можно развить разум, и одновременно – к пониманию ненужности, находящихся вне разума условностей, которые могут нелепо выглядеть на ступенях очередного развития. Учитывать продолженную от природы эволюцию человека, значит суметь лучше понять причины конфликтов между современными людьми и мирно противостоять им. Таков вывод, сделанный Г. Торо.

Тогда мыслящий человек, а не только «наместник» Бога, может творить чудеса. То, что называют «чудом» в евангельском изложении – это метафора для показа возможностей развития, если человек безмерно поверит в собственный разум. Ветхий и Новый Заветы учат достижению духовных открытий, развитых верой в добро и вдохновлённой ею волей.

Вера в высшую силу как в духовную основу стала не просто накопленным знанием, а душевным чувством, которое нуждается в абсолютном доверии к нему. Русский мыслитель наших дней, А. Тарковский, сказал: «Вера – это единственное, что может спасти человека… Иначе что бы мы могли совершить? Это та единственная вещь, которая бесспорно есть у человека. Всё остальное – несущественно» (по Н. Болдыреву). Вера, как он понимал, это человеческая душа, познавшая свой путь.

Человек нуждался в системе верования – религии. Та, он полагал, может стать фундаментом для дальнейшего созидания, в чём бы оно ни выражалось. Религия – основа, опираясь на которую, можно встать с колен. Такое развитие давало надежду на дальнейшее существование разума. Вера в невидимое начало – это обращение души к чувству ещё неосмысленному и требующему нечто видимого и ощутимого. То, что человек хотел возвести веру в материальную основу, влиятельную своим наглядным существованием, было наследием язычества. Оно не умерло. Храмы содержали «священную» утварь и торжественные одеяния священнослужителей. Эти способы внедрения веры принимались, но в дальнейшем стали условными и менее нужными.

Продолжались нарушения нравственных основ. Открывающаяся новой техникой безбрежность окружающего мира и расширение желаний овладеть всем видимым опрокидывало запреты. Много времени прошло с тех пор, как до разума стало доходить, что во имя сохранения человеческого рода надо бороться со всем тем, что его подавляет.

Это стало преобладающим нравственным началом в Европе и Византии. И в некоторой степени новой чертой человеческой природы, несмотря на множество препятствий. Люди, прикрываясь авторитетом Евангелия, Торы и Корана, творили добро и зло и не принимали дух человеколюбия, провозглашённый основателями религий. Благими намерениями, как показала жизнь, может быть вымощена дорога в ад. Этим несовершенный человек оправдывал иной раз свою пассивность и неверие. Обрядовый институт церкви стал ещё одним прикрытием слабостей человека. Он не мог дорасти до понимания, что выходом из положения может стать учёт высших и низших собственных качеств в целях осознанного движения вперёд. Для них было проще погрузиться в тщеславие и интриги для обретения власти и богатства.

Война приводит к миру. То и другое обостряло умы и призывало к большему осмыслению действительности. Коренная человеческая натура не считалась с тем, что лишена понимания, и продолжала проявлять себя как придётся. Мир заполнялся невеждами даже в лучшие времена.

Властные отцы внедряли религиозные обряды, носившие в этих условиях лицемерный, чувственный характер. Соблюдение церковных традиций затемняло основы веры. Из этого положения был найден выход – создание поста безгрешности в системе храмовой власти. В Риме появилось «папство».

Появление некоего наглядного и слышимого принесло некоторое удовлетворение. Храмовая религия с её чиновными ступенями продолжала привлекать верующих как особое властное учреждение с «наместником» Бога на Земле. По отношению к нему ум показывал себя как более активное начало. Чувственное начало религии мешало ему. Постепенно люди стали понимать, что труд и ум – нечто главное. Место церковной религии занял честный труд. К этому пришли протестанты в лице монаха Мартина Лютера. Только в двухсотлетнем будущем они стали верой разума и его видением будущего.

Одновременно человек продолжал считать насилие допустимым явлением, выявляющим такие качества как мужественность, доблесть, отвага. Подобные черты имели вес в освоении природы, а также в борьбе человека с человеком, и стали приносить одностороннее удовлетворение. Запутавшийся в моральных оценках человек шёл к экстремальному поведению, разрубающему проблемы добра и сохраняющему зло.

Зло смеется над добром, которое сковано собственной гуманной сутью. Доброта не вызывает у людей столь захватывающих эмоций, таких ярких и острых переживаний, которые порой вызывает сотворение зла. Оно отвечает темпераменту человека, особенно в его активном возрасте от 20 до 60 лет. Зло динамично и может сплочать людей. В результате они унижают и уничтожают не только врага, но и самих себя, а потому борются против своего будущего. Добро должно обладать защитной силой, и если надо – жестокой. В идеале оно приходит к правилу гомеопатии: «лечить подобное подобным», то есть разоблачать зло его же меньшими порциями, определяемыми разумом.

В развивающейся натуре человека продолжались конфликты. Ум успевал открыть новые возможности для проявления личности и не успевал их освоить. Разумное существо избирало цели не только чувственные.

Развитое знание – движение духа по законам бытия согласно рукотворной деятельности человека, которую он осознал как ведущую. Складывается путь, когда можно развить нечто усвоенное творческим умом и отодвинуть чувственное противодействие. Труд склонял человека к обладанию собственностью, дающей власть не только над вещью, но через неё – и над миром. Это противоречило протестантизму, но стремление к стимулу, называемому богатством, росло.

Чувство собственности – это самовластие над материальным окружением человека, подчинение его своей воле. Собственность, как и материальное тело, обладает своего рода гравитацией к источнику труда. Смешалось чувственное удовлетворение и осмысление достигнутого. Развитие собственнических черт перешло на человека. Растущее притяжение людей, как известно, может приводить к оргазму. Что тогда делать? Отвалиться в изнеможении? Это будет возврат к началу, в данном случае – к первобытному прошлому, и одновременно – рождение нового человека, который продолжит развитие предков. Всякое удовольствие содержит аспект добра. Нет его, и житейское удовлетворение носит бесцельный характер.

Проявились новые черты: прямота, резкость, сила, придающие равенству мощь, лишённую воздержания. Спектр таких черт мог не дать злу притвориться добром, а также не дать добру перейти пределы необходимой обороны и превратиться в зло.

Примером неразумных проявлений стал XIV век. Войну объявила служба инквизиции, влияние которой было большим, чем государственной власти. Это была кровавая война основ человеколюбивой веры с безверием. Христианство подверглось утверждению в формах, которые противоречили заветам четырёх Евангелий. Такая «защита» могла только опрокинуть основы веры. Добрые намерения не могут достигаться безбрежно жестокими методами. Если над верой стоит страх, то искреннего вдохновения чем-то лучшим произойти не может. Враждебность к лицу другой веры или к безверию не конструктивна. Это сказалось в так называемых крестовых походах. Их насилие противоречило христианству и не внесло лучших черт в характер человека.