В гостях у Рема или разведчик из будущего (СИ) - Птица Алексей

Но стоит всё же описать его. Молодой человек примерно двадцати восьми — тридцати лет, роста выше среднего, худощавый, но жилистый: из породы умеющих постоять за себя. Светло-русые, сейчас коротко стриженные волосы он позаимствовал у матери: немки из Прибалтики. А черты решительного лица и бледно-голубые глаза достались Августу от отца. Несмотря на светлый цвет, взгляд у молодого человека не был блёклым. Скорее, наоборот: пронзительно-испытующим, холодным и надменным. Каких-то особых примет не имелось.

Характер нордический, выдержанный. Холост. С товарищами по партии поддерживает ровные отношения. Молчалив. Спортсмен. Отлично умеет плавать и стрелять. В порочащих его связях не замечен.

Одет Меркель был в коричневую рубашку, коричневые бриджи, серого цвета обмотки и коричневые же ботинки. На его голове плотно сидела коричневая кепи с кокардой под стилизованную стрелой букву «A», то есть в типичную одежду штурмовиков SA.

Август Отто фон Меркель стоял в первых рядах. Слева и справа от него находились его товарищи по партии: Курт Лацискаф и Ганс Петерсгард. У них тоже не было в руках оружия. Огнестрельное оружие имели только их вожди.

По направлению к центру Берлина шла первомайская демонстрация рабочих, возглавляемая Коммунистической партией Германии и лично Эрнстом Тельманом. Всего в этот день на улицы Берлина вышло почти двести тысяч рабочих, чтобы выразить свой протест правительству Веймарской республики, состоящей сплошь из социал-демократов.

Охраняли движение так называемые рот-фронтовцы из Союза красных фронтовиков. Они шли по бокам колонны и выделялись из общей народной массы серой формой и повязками на левых рукавах с изображением сжатой в кулак красной руки на чёрном фоне. Та же самая рука красовалась и на кокардах их кепи. Да, как и их оппоненты, они тоже имели собственную униформу.

Вот только в отличие от них, рот-фронтовцев было мало.

Силы штурмовиков СА, подчинявшихся Рему и националистов из «Стального шлема», что подчинялись лидеру Немецкой национальной партии Францу Зельдте, явно превышали военизированную охрану Коммунистической партии Германии. Тем более кроме социал-националистов и реваншистов на улицы столицы Германии стянули все силы полиции, вооружённые не только дубинками, но и револьверами. Назревало жёсткое столкновение, если не битва.

Август Меркель абсолютно не хотел лезть в самую гущу событий, но поступивший приказ не оставлял ему иного выбора. И этот приказ обязывал его находиться в самом центре событий и по максимуму показывать своё рвение и лояльность. Репутация Августа должна оставаться безупречной! Ведь приказ пришёл из Москвы, а на кону стояла его дальнейшая карьера разведчика в стане заклятого врага коммунизма.

Драка ожидалась жёсткой. Кто-то наверняка её не переживёт. Об этом не хотелось думать, но другого выхода Август для себя не видел. Судьба разведчика сложна и непредсказуема.

На самом деле звали молодого человека отнюдь не Август Отто фон Меркель, а Николай Иванович Маричев. Отец — русский, мать — немка. И именно благодаря ей Николай отлично говорил на немецком.

Легенда у него была практически железной. Да и нет уже настоящего фон Меркеля на этом свете. Коля теперь за него. Так решили, и точка. Помогло и то, что похож Николай на истинного фон Меркеля оказался как две капли воды. Историю всей своей новой «семьи» ему, конечно, пришлось тщательно изучить и даже в прибалтийском фрайкоре на стороне белых успел повоевать. Так сложилось… А потом на него вышли и, когда он попал в крайне тяжёлое положение, помогли вырваться из плена. Ну, а затем предложили стать тем, кем он являлся сейчас, обучили и направили. Дальше мелкий агент, каких всегда много на любой стороне, должен был всего добиваться сам.

Меж тем огромная колонна демонстрантов приближалась. Уже стали чётко различимы отдельные лица людей, с решительными взглядами идущие в едином порыве общей воли. Они пели Гимн Коминтерна.

Заводы, вставайте! Шеренги смыкайте!

На битву шагайте, шагайте, шагайте!

Проверьте прицел, заряжайте ружьё!

На бой пролетарий, за дело своё!

На бой пролетарий, за дело своё!

Огонь ленинизма наш путь освещает,

На штурм капитала весь мир поднимает!

Два класса столкнулись в последнем бою;

Наш лозунг — Всемирный Советский Союз!

Товарищи в тюрьмах, в застенках холодных,

Вы с нами, вы с нами, хоть нет вас в колоннах,

Не страшен нам белый фашистский террор,

Все страны охватит восстанья костёр!

На зов Коминтерна стальными рядами

Под знамя Советов, под красное знамя.

Мы красного фронта отряд боевой,

И мы не отступим с пути своего!

И мы не отступим с пути своего!

Услышав слова песни, все напряглись. Полицейский офицер вышел вперёд и, приложив к губам жестяной рупор, прокричал команду:

— Стой!

Колонна демонстрантов, не обращая на него никакого внимания, угрюмо и решительно шла вперёд. И количество серых рубах рот-фронтовцев в её первых рядах значительно возросло. Полицейский повторил свою команду. За его спиной предупреждающе защёлкали затворы кавалерийских карабинов полицейских. Колонна нехотя приостановилась, повинуясь ясному посылу.

— Расходитесь! — вещал в рупор главный от полицейских сил. — Правительство Германии запретило эту забастовку, она незаконна! Немедленно расходитесь!

— Не разойдёмся, — выкрикнул в ответ Эрнст Тельман, смело вышедший вперёд для переговоров с полицейским. — Не для того собирались, чтобы расходиться! Это наш день: день мирового пролетариата и праздник рабочих всего мира!

— Вы нарушаете распоряжение правительства. Министр внутренних дел Германии своим приказом запретил все манифестации в этот день в Берлине. Вам необходимо разойтись!

— Мы не спрашивали разрешения у герра Зеверинга! Долой произвол властей! Даёшь третий интернационал!

— Успокойтесь! Вы обязаны выполнять законы Германии и подчиняться распоряжениям властей!

— Не обязаны!

— Не обязаны! Не обязаны! Не обязаны! — подхватили слова лидера голоса рабочих, исполинским эхом прокатившись по рядам демонстрантов.

Колонна забурлила, в руках рабочих появилось извечное оружие пролетариата — булыжники, замелькали другие подручные средства борьбы.

— Если вы не отступите, мы станем вынуждены применить грубую силу! И тогда вина за это ляжет целиком на вас, господин Тельман, и на остальных лидеров Рот Фронта!

— Вы не посмеете! Мы всё равно продолжим дальше бороться за свои права!

— Боритесь, ваше право! А сейчас я прошу вас разойтись!

Верхушка Красного фронта взяла паузу: было необходимо посовещаться.

Чуть в стороне вели негромкий разговор двое, одетых в штатское, мужчин средних лет.

— Вы видите, Герман, что происходит?

— Вижу, Рудольф, вижу.

— Главное, не допустить того же сценария развития событий, что случился в России!

— Я понимаю. Мы этого не допустим. Гинденбург никогда на это не пойдёт, он видел всё собственными глазами. Дураков среди нас нет. Все приказы отданы… Нам, пожалуй, лучше отойти подальше. Сейчас тут станет очень жарко. Пойдёмте, Рудольф, встанем вот там. На мой взгляд, это самое лучшее и безопасное место для обзора предстоящей битвы. И, даст Бог, нам не прилетит ничего в голову.

— Пойдёмте, — покладисто кивнул Рудольф. — Лучший очевидец — живой очевидец.

И они направились к стоявшему чуть в стороне зданию, с балюстрады которого можно было спокойно понаблюдать за предстоящими эпохальными событиями. Ну, а за балясинами в случае острой на то необходимости можно было бы укрыться.

Меж тем колонна рабочих потихоньку расползалась в разные стороны, явно занимая оборонительные позиции. Не укрылось это и от глаз полицейских.

— Я в последний раз требую, чтобы вы начали расходиться, иначе мы будем вынуждены применить силу! У меня приказ!