Стихотворения - Андрей Белый
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Менуэт
Вельможа встречает гостью.Он рад соседке.Вертя драгоценною тростью,стоит у беседки.
На белом атласе сапфиры.На дочках – кисейные шарфы.
Подули зефиры —воздушный аккордЭоловой арфы.Любезен, но горд,готовит изящный сонетстарик.Глядит в глубь аллеи, приставив лорнет,надев треуголку на белый парик.
Вот… негры вдали показались —все в красном – лакеи…Идет в глубь аллеипо старому парку.
Под шепот алмазных фонтановпроходят сквозь арку.
Вельможа идет для встречи.Он снял треуголку.Готовит любезные речи.Шуршит от шелку.
Март 1903МоскваПрощание
Посвящается Эллису
Красавец Огюст,на стол уронив табакерку,задев этажерку,обнявши подругу за талью, склонилсяна бюст.
«Вы – радости, коиФортуна несла – далеки!..»
На клумбах левкои.Над ними кружат мотыльки.
«Прости, мое щастье:уйдет твой Огюст…»Взирает на них без участьяхолодный и мраморный бюст.На бюсте сем глянец…
«Ах, щастье верну!..Коль будет противник, его, как гишпанец,с отвагою, шпагой проткну…
Ответишь в день оный,коль, сердце, забудешь меня».
Сверкают попонылихого коня.
Вот свистнул по воздуху хлыстик.Помчалсяи вдаль улетел.
И к листику листикприжался:то хладный зефир прошумел.
«Ах, где ты, гишпанец мой храбрый?Ах, где ты, Огюст?»Забыта лежит табакерка…Приходят зажечь канделябры…
В огнях этажеркаи мраморный бюст.
Апрель 1903МоскваПолунощницы
Посвящается А.А. Блоку
На столике зеркало, пудра, флаконы,что держат в руках купидоны,белила,румяна…Затянута туго корсетом,в кисейном девица в ладоши забила,вертясь пред своим туалетом:«Ушла… И так рано!..Заснет и уж нас не разгонит…Ах, котик!..»
И к котику клонитсвой носик и ротик…
Щебечет другаянежнее картинки:«Ma chere, дорогая —сережки, корсажи, ботинки!..Уедем в Париж мы…Там спросим о ценах…»
Блистаютим свечи.Мелькаютна стенахих фижмыи букли, и плечи…
«Мы молоды были…Мы тоже мечтали,но кости заныли,прощайте!..» —старушка графиня сказала им басом…
И все восклицали:«Нет, вы погадайте…»И все приседали,шуршали атласом…«Ведь вас обучал Калиостро…»
– «Ну, карты давайте…»Графиня гадает, и голос звучит ее трубный,очами сверкает так остро:«Вот трефы, вот бубны…»На стенах портреты…Столпились девицы с ужимками кошки.Звенят их браслеты,горят их сережки…
Трясется чепец, и колышатся лопасти кофты.И голос звучит ее трубный:«Беги женихов ты…Любовь тебя свяжет и сетью опутает вервий.Гаси сантимента сердечного жар ты…Опять те же карты:Вот бубны,вот черви…»
Вопросы… Ответы…И слушают чутко…Взирают со стен равнодушно портреты…Зажегся взор шустрый…Темно в переходахи жутко…
И в залах на сводахпогашены люстры…И в горнице тени трепещут…
И шепчутся: «Тише,вот папауслышит, что дочки ладонями плещут,что возятся ночью, как мыши,и тешат свой норов…Вот папапришлет к нам лакея «арапа».
Притихли, но поздно:в дали коридоровсо светом в руках приближаются грозно…Шатаются мраки…
Арапы идут и – о Боже! —вот шарканье туфель доносится грубо,смеются их черные рожи,алеют их губы,мелькают пунцовые фраки…
1903Серебряный КолодезьПроменад
Красотка летит вдоль аллеив карете своей золоченой.Стоят на запятках лакеив чулках и в ливрее зеленой.
На кружевах бархатной робывсё ценные камни сияют.И знатные очень особыпред ней треуголку снимают.
Карета запряжена цугом…У лошади в челке эгретка.В карете испытанным другомс ней рядом уселась левретка.
На лошади взмыленно снежнойкрасавец наездник промчался;он, ветку акации нежнойсорвав на скаку, улыбался.
Стрельнул в нее взором нескромно…В час тайно условленной встречи,напудренно-бледный и томный, —шепнул ей любовные речи…
В восторге сидит онемелом…Карета на запад катится…На фоне небес бледно-беломсветящийся пурпур струится.
Ей грезится жар поцелуя…Вдали очертаньем неяснымстоит неподвижно статуя,охвачена заревом красным.
1903Серебряный КолодезьСсора
Посвящается М.И. Балтрушайтису
Заплели косицы змейкойграфа старого две дочки.Поливая клумбы, лейкойводу черпают из бочки.
Вот садятся на скамейку,подобрав жеманно юбки,на песок поставив лейкуи сложив сердечком губки.
Но лишь скроется в окошкеобраз строгий гувернантки, —возникают перебранкии друг другу кажут рожки.
Замелькали юбки, ножки,кудри, сглаженные гребнем…Утрамбованы дорожкимелким гравием и щебнем.
Всюду жизнь и трепет вешний,дух идет от лепесточков,от голубеньких цветочков,от белеющей черешни.
И в разгаре перебранкиязыки друг другу кажут…Строгий возглас гувернантки:«Злые дети, вас накажут!..»
Вечер. Дом, газон, кусточектонут в полосах тумана.«Стонет сизый голубочек», —льется звонкое сопрано.
И субтильные девицы,подобрав жеманно юбки,как нахохленные птицы,в дом идут, надувши губки.
Апрель 1903МоскваЗаброшенный дом
Заброшенный дом.Кустарник колючий, но редкий.Грущу о былом:«Ах, где вы – любезные предки?»
Из каменных трещин торчатпроросшие мхи, как полипы.Дуплистые липынад домом шумят.
И лист за листом,тоскуя о неге вчерашней,кружится под тусклым окномразрушенной башни.
Как стерся изогнутый серпсредь нежно белеющих лилий —облупленный гербдворянских фамилий.
Былое, как дым…И жалко.Охрипшая галкаглумится над горем моим.
Посмотришь в окно —часы из фарфора с китайцем.В углу полотнос углем нарисованным зайцем.Старинная мебель в пыли,да люстры в чехлах, да гардины…И вдаль отойдешь… А вдали —равнины, равнины.
Среди многоверстных равнинскирды золотистого хлеба.И небо…Один.
Внимаешь с тоскойобвеянный жизнию давней,как шепчется ветер с листвой,как хлопает сорванной ставней.
Июнь 1903Серебряный КолодезьСельская картина
М.А. Эртелю
Сквозь зелень воздушность оделаих пологом солнечных пятен.Старушка несмелошепнула: «День зноен, приятен…»
Девицаклубнику варила средь летнего жара.Их лицаомыло струею душистого пара.
В морщинах у старой змеиласькак будто усмешка…
В жаровне искрилась,дымя, головешка.
Зефир пролетел тиховейный…Кудрявенький мальчикв пикейнойматроске к лазури протягивал пальчик:«Куда полетела со стен ты,зеленая мушка?»
Чепца серебристого ленты,вспотев, распускала старушка.
Чирикнула птица.
В порыве бескрыломдевицагрустила о милом.Тяжелые косы,томясь, через плечи она перекинула разом.
Звенящие, желтые осыкружились над стынущим тазом.
Девица за ласточкой вольнойследила завистливым оком,грустила невольноо том, что разлучены роком.Вдруг что-то ей щечку ужалило больно —она зарыдала,сорвавши передник…И щечка распухла.
Варенье убрали на ледник,жаровня потухла.
Диск солнца пропал над лесною опушкой,ребенка лучом искрометным целуя.
Ребенок гонялсяза мушкойсредь кашек.Метался,танцуя,над ним столб букашек.
И вот дуновеньеструило прохладуволною.Тоскливое пеньезвучало из тихого саду.
С распухшей щекоюбродила мечтательно дева.Вдали над ложбиной —печальный, печальный —туман поднимался к нам призраком длинным.
Из птичьего зевазабил над куртинойфонтанчик хрустальный,пронизанный златом рубинным.
Средь розовых шапок левкоястарушка тонула забытым мечтаньем.И липы былоепочтили вздыханьем.Шепталастарушка: «Как вечер приятен!»
И вот одевалазаря ее пологом огненных пятен.
1904МоскваВоспоминание
