Голландский самурай - Александра Тайц

«Горячий, что ли?» — подумал Тоши.

Официант сделал приглашающий жест рукой. Гости, все одновременно, поднесли к губам бокалы, а Тоши замешкался, заглядевшись на туманный завиток над напитком. Когда он поднял голову, у большинства гостей бокалы были уже пусты. Тоши оглядел освещенных резким светом посетителей и поежился. На всех до единого лицах блуждала совершенно одинаковая, абсолютно счастливая улыбка.

— Пей же, — подтолкнул его Роб. — Неужели тебе неинтересно?

— Очень интересно, Роберт-сан, — пробормотал Тоши, свободной рукой нащупывая внизу Робертову ладонь. — Конечно интересно, очень. Вот видишь, уже пью.

Питья было немного — на один большой глоток. Когда жидкость коснулась языка, Тоши увидел красный закат над Великой равниной, почувствовал чьи-то огромные теплые руки, услышал, как пахнет утром кофе с молоком, ощутил вкус соленой воды. И проглотил. Питье обожгло горло то ли жаром, то ли холодом, не разобрать. Тоши оглушило свистом ветра в волосах, хлопаньем парусов, топотом лошадей, синими горошинами на лифчике Анни… Все происходило здесь и сейчас и было нестерпимо реально. Бабушкины мягкие колени; первые мамины морщины; жесткая кожа бейсбольной перчатки; ледяная кока-кола; запах гавайской ночи; шорох шелковых маминых халатов и душная теснота платяного шкафа; теплые струи дождя, пробивающего насквозь футболку и текущего по ногам; вкус крови на губе после драки; запах костра и вкус жаренного на углях мяса; теплые щекотные лошадиные губы; острое, почти невыносимое наслаждение — тогда, первый раз, на выездке, когда они с Амариллисом вошли в ритм; горячий песок; холодные снежинки; свист лыж; опрокинутая земля и рев воздушных потоков, восторг и ужас, надежный рывок парашюта — р-р-раз — и ты уже в безопасности…

А потом он увидел свое собственное лицо.

Тоши вздрогнул и очнулся. Световое пятно в центре зала погасло, вокруг возбужденно и радостно гомонили гости, горели лампы на столиках, пахло чем-то вкусным. Тоши стоял как столб посреди полутемной гостиной, крепко ухватившись за руку Роберта.

— Что это у тебя пальцы такие холодные, — спросил Тоши, — замерз, что ли?

Паланеску соткался из воздуха прямо перед их столом, нагруженный подносом со всяческой снедью. Он ловко расставил приборы, разложил салфетки и приоткрыл крышку блестящей сковороды. На Тоши пахнуло запахом жаренного на углях мяса.

— Странное дело, — сказал Роб, — совершенно не хочу есть. И вообще, я ужасно хочу спать.

— Ну так пойдем скорее отсюда, — с облегчением отозвался Тоши. — Будьте добры, счет, пожалуйста, — обратился он к официанту.

— За счет заведения, — ответил официант веско. И подмигнул.

Выйдя на улицу, Роб что-то совсем расклеился — загребал ногами, раскачивался из стороны в сторону, бормотал что-то невразумительное и порывался прилечь на мусорный бак. «Странно, — подумал Тоши, — вроде и не пили практически. Отравился, что ли?»

Он еле доволок Роба до Брайант-стрит и прислонил к стене. Им повезло, третья машина оказалась свободной, таксист даже помог втащить тяжеленного Роба на третий этаж и положить его на кровать. Взял предложенную десятку, вежливо поблагодарил и укатил по своим таксистским надобностям.

Роб спал как каменный. Тоши стянул с него ботинки и носки, а с брюками не сладил — ему и самому было нехорошо. Поди, какой-то вредной дрянью напоили их в этом, «Джуманджи». Он забрался под одеяло рядом с Робом, поцеловал холодный мокрый лоб, подумал: «Уж не заболел ли он, часом, может, к врачу?» — и уснул.

Тоши проснулся после полудня. Голова у него раскалывалась. Ни Роба, ни его вещей не было. К монитору была прилеплена корявая записка:

Кимитоши, улетел домой, созвонимся.

Тоши пять раз перечитал записку и все равно ничего не понял. Он включил компьютер, проверил на всякий случай, какое сегодня число. Может, он проспал двое суток и сегодня уже воскресенье?

Нет, была суббота. Самолет у Роба совершенно точно был в воскресенье, причем вечером.

Тоши еще раз перечитал записку. В ней было неправильно все, начиная с обращения. Полным именем Тоши называл только менеджер по набору персонала, и то только когда на работу принимал. Да и вообще… Они, черт возьми, в любви друг другу признавались несколько часов назад! Роб собирался переезжать к нему жить! Вчера, да, только вчера они обсуждали, что хорошо бы переизбрали нынешнего мэра, тогда через три года вполне вероятно, что закон о браках пройдет, и это будет очень кстати! Роб планировал поставить на вот этой самой кухне вытяжку, потому что он мясо жарить любит!

Может быть (Тоши помотал головой), может быть, это все ему просто приснилось? Может, не было никакого Роба, не было трех безумных дней, не было траха до звона в ушах, не было мягкого баса, не было признаний в любви, и английского клуба не было, и противного официанта? И идиотской лотереи? И ведьминского зелья?

Но тогда почему у него дома к монитору приклеена записка от малознакомого коллеги? Что вообще происходит?!

Тоши поспешно подобрал раскиданную одежду и стал рыться в карманах в поисках материальных свидетельств. Ключи от дома, ключи от машины, кредитки, права, какие-то бумажки. О! Бумажки — это то, что надо.

Он аккуратно разложил на столе четыре автобусных билета — все на вчерашнюю дату, пяток чеков из различных питейных заведений и белую визитную карточку.

Четыре билета — значит, он либо ездил куда-то два раза, либо ездил с кем-то вдвоем сначала туда, потом обратно. Хорошо. На всех пяти чеках значилось четное число заказов. Два мартини. Четыре водки с тоником. Восемь «Кровавых Мэри». Шесть бутылок темного пива. Шесть… не разобрать названия, что-то по-французски. Тоши присвистнул. «Может, и не вдвоем, — подумал он. — Может, и вчетвером…»

Визитка из плотной матовой бумаги была очень белой и безымянной, пустой, словно ее нужно было заполнять от руки. Внизу мелкими кудрявыми буковками было напечатано:

Джуманджи. Кафе-клуб. 173 Джилберт Стрит, Сан-Франциско, 94106

Ничего ему не приснилось. Тоши ужасно разозлился. Какого черта, уехать ни слова не говоря, как ни в чем не бывало, оставить дурацкую записку… Еще бы сто баксов на туалетный столик положил за услуги.

А может, он заболел? Вчера он был совершенно никакой, может, что-то случилось? Но опять же — к чему эта записка, странно адресованная, и это холодное «созвонимся»? Позвонить? Или не стоит? «Может, он не хочет, чтобы я звонил? Что я буду навязываться», — подумал Тоши и набрал номер Роберта.