Архив Шамбала - Константин Гурьев

— Насколько я помню, в статье не только упоминается Росохватский и его опыты, но и что-то говорится о восточных свитках, не так ли?

— Ну, да. Но в статье имелось всего несколько фраз, остальное я уж сама добавила.

— Где брала материалы?

Леся посмотрела с удивлением:

— Я же говорила, что мы все это разбирали, изучали. Я многое помню.

— Кстати, — вдруг сообразил Корсаков. — Ты ведь так и не назвала имени своего старичка.

— Правда? Звали его Зацепин. Савва Никифорович Зацепин.

На прощанье Маслов все-таки спросил, глядя в глаза Лесе:

— Ну, а по честности: ты бабки от немца получала?

— От немца — нет. Саша мне дал тысячу евро.

— И все?

— Ага.

Маслов скептически хмыкнул:

— Прогадала ты, подруга.

2. Санкт-Петербург. Пятница

Маслов свернул с шоссе и припарковался возле вычурного здания из красного кирпича.

— Пошли, прогуляемся, — предложил он. — Ты, вообще, в Петергофе бывал?

— Конечно, — почти обиделся Корсаков.

— А я тут жил, — похвастался Маслов. — До двенадцати лет, а потом мы переехали в Питер, в Купчино. Петродворец в ту пору тоже считался Питером, но все-таки не то… Пошли в нижний парк.

Парк поражал малолюдностью: не сезон, не выходной. Только небольшие кучки туристов бодро топали за экскурсоводом, прислушиваясь к его голосу и послушно поводя головами по сторонам.

Маслов шагал уверенно, и видно было, что эти аллеи давно и хорошо знакомы ему.

— Ты помнишь «Агонию» Элема Климова? — спросил он, внезапно повернувшись к Игорю.

— Это фильм про заговор против Распутина?

— Ну, да. Там есть эпизод, который снимали тут, возле Монплезира, помнишь?

— Нет, — признался Корсаков.

— Вокруг зима, на льду Финского залива девицы на коньках катаются. Государь цветы на берегу малюет, а рядом председатель Думы Родзянко уговаривает его прогнать Распутина, который-де его, императора Николая, компрометирует.

Они шли вдоль залива, и Корсаков удивлялся кружеву льда у кромки берега. Присыпанный снегом, волнистый край повторял очертания волн, которые принесли его сюда, к бывшему императорскому дворцу.

— Вообще, странные отношения в России связывают власть и человека, — продолжил Маслов уже на выходе из нижнего парка. — Вроде мы эту власть сами создаем и должны бы укреплять ее мощь, ожидая от нее защиты, но все время ею же и недовольны. А она, эта власть, будто бы избранная и нам служащая, делает все, чтобы нас же и ослабить. Для чего? Чтобы проще было управлять? Чтобы мы не трепыхались и не мешали ей жить по своим законам?

— Ты чего разошелся? — улыбнулся Корсаков. — Власть, как и жена, иногда вызывают раздражение. Это неизбежно. Что касается «проще управлять», то как ты можешь себе представить коллективное управление, например рейсовым автобусом?

— Да при чем тут автобус? — удивился Маслов. — Впрочем, у рейсового автобуса есть маршрут, по которому водитель обязан следовать. А мы часто и не знаем, чего ждать от власти!

Голос Маслова звучал тревожно, нервно, потом смолк. До машины шли в молчании.

Сев в автомобиль, Глеб повернулся к Игорю и наконец улыбнулся:

— Моя страна все-таки!

Едва отъехали, Маслов проговорил, глядя на дорогу:

— При этой девице я не стал говорить, но я ее Зацепина хорошо знал.

— Да ты что? — резко повернулся к нему Игорь.

— Не суетись, расскажу.

Маслов закурил.

— Когда ты говорил о публикации, то фамилий не называл. Поэтому я ни о чем подобном и подумать не мог. Ну, а когда начался разговор, я уже не стал прерывать. Мало ли что!

— Ну, правильно, — согласился Корсаков. — Знание лишним не бывает.

— Теперь о Зацепине. Человек этот в самом деле был авторитетом мирового уровня, но только в сфере очень ограниченной. Зацепин Савва Никифорович являлся крупнейшим специалистом в области прикладной психологии.

— Ну-ка, ну-ка. Это что значит?

— Он разрабатывал редкие методики, например, переговоров с террористами или молниеносного запоминания любых текстов и черт знает чего еще. Точно теперь уже не установить.

— Почему?

— Во-первых, потому, что он умер, во-вторых, потому что это — тайна за семью печатями. Ну, а в-третьих, потому, что легенд о подобном примерно столько же, сколько и правды, и разобраться что где — невозможно.

— Засекречен он был, типа?

— Типа… — усмехнулся Маслов. — Сам он слыл человеком совершенно открытым. Леся правду сказала: до самой смерти романы с девицами крутил. Обаятельный мужик, честное слово. Поверь, я часто ловил себя на мысли, как хочется ему душу открыть, — усмехнулся Маслов. — Так вот, он мотался по всему белу свету, но о том, чем конкретно занимался, мало кто знал.

— Ну, вот, ты, например, знал.

— Нет, Игорь. Я обо всем узнал только после его смерти. Думаю, между прочим, что я из числа очень немногих, кто удостоится. Сталкивался же я с ним по поводу парап-сихологических штучек, которыми тогда интересовался. Познакомил нас кто-то из моих университетских однокашников. Какое-никакое занятие для видимости у Зацепина должно же было быть, вот он и увлекся парапсихологией. А этой ерундой во времена социализма занимались не только «там», но и у нас. Слышал, например, про опыты Розы Кулешовой?

— Нет, — поразмыслив, признался Корсаков.

— Появилась сия дама в шестидесятых годах, заявила, что обладает сверхъестественными способностями. Пригласили ее, в конце концов, в некую лабораторию, стали проверять и пришли в священный ужас. Представь себе, водителю автомобиля надевают на голову колпак из плотного полотна, не пропускающего свет, а сзади него садится эта самая Роза. Кладет руку ему на плечи и молчит. Рядом с ними, конечно, ученые, за всем пристально следящие, не дающие даме и слова сказать. Ну, и поехали…

— Не понял, — перебил Корсаков. — А колпак?

— В этом и фокус, — улыбнулся Маслов. — Водитель так и ехал, не видя ничего.

— Да как же он ухитрялся?!

— Роза утверждала, будто бы передавала всю информацию только через пальцы, прикасаясь к водителю. Ну, раз проехали, второй, третий. Аварии нет, все выше ожиданий! Ученые в восторге: такие возможности открываются! Ну, по поводу «феномена Кулешовой» собрали какую-то там комиссию, чуть ли не правительственную, поставили вопрос о финансировании и прочих радостях жизни. Уже почти все решено было, а тут Зацепин и говорит: дайте-ка мне ее обследовать еще разок. Ну, на, обследуй на здоровье.

На следующее утро Зацепин сел с этой Розой вдвоем. Поговорили они, после чего дама поднимается и заявляет: пошутила я, мол, никаких особых дарований у меня и нет! Ученые, конечно, ее увещевают: дескать, голубушка, как же, мы же все видели своими глазами, а вы отрекаетесь. Но и Роза уперлась: ни в какую не хочет продолжать эту волынку.