Время перемен. Лабиринт Безумия - Александра Лисина

Правда, Шранка Таррэну достать так и не удалось — тот был слишком подвижен и ловок. Прекрасно владел мечом, имел потрясающую интуицию, позволявшую ему уворачиваться в самый последний момент даже от сверхбыстрого остроухого. А еще — превосходно знал эти коварные разноуровневые тумбы, на которых явно провел не один год. Плюс, его молодой напарник все время был наготове, заставляя держать ухо востро: юный парнишка, хоть и успел словить пару тяжелых оплеух, все же ни разу не свалился вниз и не коснулся ногами земли, что по условиям поединка приравнивалось к поражению. Более того, крепкий удар Перворожденного перенес довольно стойко (даже не скривился) и, что похвально, почти не разозлился. Почти — потому, что был довольно молод и совсем не желал портить репутацию непобедимой стаи. И потому, что повторный шлепок раскрытой ладонью был весьма обидным. Но даже сейчас, заметно морщась при попытке опереться на правую ногу и едва удерживаясь от желания растереть онемевшее плечо, он не выпустил меча, не сдался, не потерял головы и уже в который раз приготовился провести атаку.

Упрямый.

На бешеный рев из кузни все трое замерли в одинаково напряженных позах: Таррэн — на одном из уступов, где было проще обороняться; Шранк с напарником — на рядом стоящих тумбах. Гончие обнажены по пояс, босиком и с закатанными до колен штанами, чтобы ненароком не зацепиться во время сумасшедших прыжков; с тренировочными мечами, но без ножен и метательных ножей. Темный — в своем безупречно подогнанном костюме, превосходно выделанной рубахе из дорогого ланнийского шелка, тоже босиком, но большей вольности он себе не позволил. Видно, не желал терять достоинства даже в таком сомнительном деле, как неравный бой с двумя невероятно выносливыми смертными.

Все трое — поджарые, ловкие, ничуть не уступающие друг другу. Люди — слегка поблескивающие на раннем солнце мелкими капельками пота на загорелых телах, эльф — пока сухой, но уже чувствующий определенный дискомфорт в натруженных ногах (эти двое заставили его неплохо размяться!). Так и застыли — настороженные, до последнего ожидающие подвоха, готовые в любой момент соскочить на соседнюю крышу или полуразвалившийся кусок ближайшей стены. Уже приготовившие для себя не по одному варианту для поспешного отступления или внезапной атаки, если вдруг подвернется такой случай… более того, они даже не подумали обернуться и посмотреть, чем же так недоволен гном! Потому что упускать противника из виду хоть на мгновение не намеревались. Да и как таких упустишь? Шранк явно не даст ни одной поблажки остроухому, напарник мигом его поддержит, сведя на нет все преимущества Перворожденного, а верткий эльф был не намерен позволять им загнать себя в ловушку. Вот и застыли, как изваяния, ожидая, кто первым отвлечется.

Во дворе воцарилась оглушительная тишина, в которой было слышно только ровное дыхание Гончих, гневное сопение бородатого ворчуна, да возбужденный шепоток юных Стражей, с восторгом следящих за странной компанией наверху.

— Крикун, ты чего орешь? — наконец, бросил Шранк, сверля глазами низко пригнувшегося эльфа.

— ЧЕГО?!! ТЫ ЕЩЕ СПРАШИВАЕШЬ: ЧЕГО?!!! — взъерошенный гном, потрясая доспехом из чешуи черного питона, едва не задохнулся от возмущения. — ОПЯТЬ БРОНЮ ИСПОРТИЛИ, ВОТ ЧТО!! ВЫ ЧТО С НЕЙ СДЕЛАЛИ, ИРОДЫ?!! КАК СУМЕЛИ ПОЦАРАПАТЬ?!!! Я ЦЕЛЫЙ МЕСЯЦ НАД НЕЙ КОРПЕЛ, А ВЫ ВСЕГО ЗА ПОЛНОЧИ…

— Брось, Крикун, — болезненно поморщился Адвик, старательно борясь с желанием заткнуть надежнее уши. — Ты ж знаешь, что на Белике все огнем горит. Ну, подумаешь, поцарапали немного… ты бы после саламандры вовсе не встал.

— Какой еще саламандры? — подозрительно прищурился Крикун, безжалостно комкая чешуйчатую кольчужку.

— Той, которая вчера его чуть не перекусила пополам. Хорошо еще, что челюсти сжала несильно, а то плакал бы твой доспех кровавыми слезами. Вместе с Беликом. Повезло, что он вообще уцелел.

Гном на какое-то время странно умолк, обдумывая новые сведения. Затем метнул быстрый взгляд на напряженного эльфа, который пристально следил за обоими соперниками, и даже собрался что-то сказать. Явно непечатное. Но неожиданно оценил изумительное качество его парных мечей, проступившие под кожей канаты мышц, всю его напряженную фигуру, от которой буквально исходила диковатая сила, и вдруг одобрительно крякнул.

— А он неплох… слышь, Шранк, ежели вы его тут пристукнете, оставь мне ножики, а? Остроухому будет все равно, а мне пригодятся — картошку чистить.

Гончие дружно оскалились, прекрасно зная о «теплых» отношениях двух древних рас, но Таррэн и глазом не моргнул. Только усмехнулся и крутанул родовые клинки так, что у Стражей внизу вырвался невольный вздох — это было ОЧЕНЬ быстро.

— Смотри, не обожгись, — негромко предупредил он.

— То не твоя забота, остроухий, — презрительно фыркнул гном.

— Конечно, нет. Но если шарахнет молнией, не обессудь: от твоей кузницы не останется даже камня, а от некоторых вообще — только мокрое место. Мелкое такое, рыжебородое и дымящееся.

Крикун вдруг нехорошо прищурился.

— Ты на что это намекаешь, дылда?

— Да ни на что особенное.

— Тебя что, рост мой не устраивает? Или завидуешь бороде, безволосый сын Темного Леса?

— Хм-м-м, — откровенно задумался эльф, краешком глаза подметив расплывающиеся в безудержных улыбках лица Стражей. — Рост — это сущие мелочи, он меня никогда не смущал. А по поводу бороды… каждый носит на себе то, что считает нужным. В конце концов, достоинство измеряется не этой длиной.

Кто-то тихонько поперхнулся, но вовремя прикусил язык, не став уточнять, какое именно «достоинство» имел в виду дерзкий чужак. Впрочем, судя по его предельно серьезному лицу… в немалой толпе вдруг послышались сдавленные смешки, а Крикун тихо сцедил сквозь зубы страшное проклятие.

— Думаешь, самый умный, да? — опасно спокойно спросил он, перебрасывая доспех через плечо. — А в морду не хошь, остроухий?

— Подставляй! — невольно вырвалось у Таррэна прежде, чем он сообразил, что в точности повторяет слова Белки, и прикусил язык.

Зато теперь даже Шранк не сдержался: ухмыльнулся во все сто зубов и ехидно покосился на гнома — того не просто перекосило от ярости, а буквально подбросило вверх, как пружиной. Такой маленький, пузатый, совсем коротышка, но уж если взовьется по-настоящему, то жди беды. Точно: вон, как лицо опасно побагровело. Ох, зря его Темный дразнит.

Тем временем глаза у Крикуна действительно налились настоящим бешенством, и без того немалая грудь широко раздулась, а пальцы со скрипом сжались в громадные кулаки. Едва не пышет жаром, бедняга: терпеть насмешки от людей уже немного попривык. По крайней мере, убивал не сразу. Да и задевали его, надо сказать, нечасто — мало кому понравится получить в лоб увесистым молотом. Может, только Белик и рисковал провоцировать вспыльчивого сына гор, да с него и спрос совсем другой. Но чтобы какой-то ушастый придурок…