День после соловьев, год седьмой - Владимир Михайлов

Он ещё подумал о том, что для этой девочки сейчас самым разумным было бы – продав своего, тут же задёшево взять его, Гервана, он, пока жив, лелеял бы её молодость и младенца любил бы. Но ведь не поймёт… Он даже усмехнулся этакой мысленной прыти. А ведь в глубине души отлично знал, что если ему и хочется с кем-то играть в ночные игры, то только с Марголизой, чёрт бы её побрал; за столько лет она ему не приелась. А вот он ей…

Но тут мысли прервались, потому что и перед ним остановилась женщина и стала, не стесняясь, его разглядывать – сканировать глазами. Все посторонние соображения враз вылетели у Гервана из головы, он распрямился, расправил плечи, втянул живот (стояние за прилавком в течение многих лет как-то не прибавляет атлетизма) и попытался в свою очередь окинуть интересанку взглядом, излучающим честность, доброту, трудолюбие, прекрасное здоровье, а также отсутствие вредных привычек – всё разом.

Женщина, похоже, таких стараний заслуживала. Хотя и постарше Марголизы, была она, однако, подтянутой, ухоженной, даже, пожалуй, красивой, а главное – рыжеволосой; рыжие были для Гервана почему-то лучшими из женщин, хотя Марголиза волосы имела очень светлые, почти белые; но зато у неё были другие достоинства. Правда, и этой, похоже, их не занимать; и Герван ещё более выкатил грудь, даже дышать перестал.

Но всё же что-то в нём – а может, и вообще всё – даме не пришлось по нраву, и она, слова даже не сказав, качнула головой и проследовала дальше. Герван опустил живот, глубоко вздохнул, переступил с ноги на ногу и снова принялся глядеть на толпу. Марголиза рядом тоже шумно перевела дыхание и проворчала, кажется, «сука» – или «шлюха», может быть. Герван не расслышал точно.

Потом часа два к ним вообще никто не подходил. Марголиза развернула бутерброды, и они без помех поели. Только тут он позволил себе закурить ещё одну сигарету, пришёл в хорошее настроение и даже пошутил:

– Смотри – придётся тебе на обед тратиться.

– Тебе похудеть полезно.

– Пошли-ка мы лучше домой, а? Там и похудеем ещё разок, а?

Она усмехнулась:

– Если бы из-за тебя тут дрались – ещё подумала бы. А так… что я – хуже всех?

– А ты бы раньше спохватилась, – сказал он. – Лет на семь.

– Дети ещё малыми были, – объяснила она.

– Врёшь, не потому! Ну и страдай теперь.

– И пострадаю, – согласилась она и отошла в сторону, к урне, выбросить салфетки.

И сразу же кто-то тронул его за рукав. Он повернулся. Женщина. Она уже раза два проходила мимо, и на него вроде бы и не глядела. Однако заприметила, видно. Была она не старой, скорее даже молодой, но не очень свежей, и одетой хотя и не без яркости, но дёшево. Уж в этом Герван знал толк.

– Слушай, – сказала она быстро, полушёпотом, пока Марголиза ещё не успела вернуться. – У тебя под кожей есть? Тогда беру сразу. С ручательством – до тех соловьёв. Ну? Имеешь?

Но у него никаких подкожных не было – то есть какого-то скрытого имущества или денег, утаенных от жены и властей. И он лишь моргнул и слегка развёл руками. Тут подоспела Марголиза.

– Ну вот, наконец-то и вы подошли, – запела она. – Я как знала, словно специально привела того, кто вам нужен. Человек прекрасный, работник, добытчик, детям отец, да и в постели, скажу вам, с ним не уснёте. Прошу недорого, потому что вижу – дама вы порядочная и ласковая…

– А сами-то чего же? – спросила женщина, чуть похрипывая.

– Трёх полных соловьёв прожили в счастье… Но встретила я другого и так полюбила, так полюбила – ничего с собой не могу поделать. Рыдаю, а не могу, – Марголиза и на самом деле всхлипнула.

«Ну врёт! – подумал Герван. – Интересно, а мне она много врала? Да уж наверное, на мне она, видно, и упражнялась, тут одного таланта мало…»

– Ну что же, – сказала соискательница, как бы колеблясь. – Пожалуй, помогу вам. За символ.

– Это как, простите?

– За один тайгер. Ну, символическая плата. Раз у вас горит…

– Ну, это уж вы, знаете ли…

– А вы сколько же просите?

– Пятьсот тэ. И это даром!

Женщина усмехнулась:

– Даром не беру. Оставь себе и будь счастлива.

И отошла, покачивая бёдрами. Герван покосился ей вслед, прикидывая, как обошёлся бы с этими бёдрами в постели. Но из памяти лезло другое: как получалось это с Марголизой. Да ну её в самом деле! – разозлился и на неё, и на себя. Свет не клином, вон их тут сколько… Он вздохнул.

– Не горюй, – сказала Марголиза. – Дерьма такого. Дешёвка. И пьёт, несёт от неё. И наверняка с полдюжины детишек неизвестно от кого. Ищет, кто будет им сопли вытирать. Какая уж тут семья. Нет, я не зря тебя не отдала. Или, может, ты уже жалеешь? Готов сменять меня на такую?

– Мализа, – сказал Герван. – Пошли в кусты, я тебя трахну.

– Ох ты, – сказала она. – Откуда прыть? Да и мусорно там.

– Давай здесь, – предложил он. – Сразу стану котироваться.

– Болтаешь неизвестно что… Мадам, одну секунду! Вот человек, который вам нужен!

Холостой выстрел, потому что призыв обращён был к той самой молодой и беременной, что отдала наконец своего благобывшего и сейчас прошла мимо них, невольно вслипывая, пряча в сумочку деньги и доставая оттуда же платочек.

Тень ратуши уже почти накрыла площадку, когда к Гервану снова проявили интерес. То была дама слегка за семьдесят, явно после подтяжки, и не первой. Массивная, от неё тяжело пахло едким потом и пудрой.

Марголиза на этот раз смолчала – совесть в ней проснулась, что ли? Но дама, похоже, и без рекламы понимала, какой товар чего стоит.

– Триста, – заявила она, не дожидаясь запроса. – Материал неплохой, но запущен. Нет-нет, я сама разбираюсь, не надо. Вижу, где мужчина, а где брюки. И всё о нём прочитала. Меня устраивает, – теперь она обратилась прямо к нему. – Имею магазин. У вас – опыт. Других наследников не будет. Хотя предупреждаю: на здоровье не жалуюсь. И я требовательна. Зато бедствовать не будете. Что касается интимных проблем, то ручаюсь – вы ещё и не знаете, что такое опытная женщина. За хорошее поведение, кстати, буду разрешать измены – если вас на них хватит, – она снова повернулась к Марголизе. – Вашу цену я слышала. Полноте. Пятьсот тайгеров – это сказка, миф, сон в летнюю ночь. Такие деньги просят за престижность, за породу. Если бы у него был титул. Титула нет. Всё своё носит с собой, – она перевела взгляд на скромный чемоданчик. – Нет, триста – это я перехватила. Двести пятьдесят.

– Четыреста пятьдесят, – решительно возразила Марголиза.

– Двести пятьдесят, и ни тэ больше. Хорошо, оплачу бумаги.

– Четыреста, – уступила Марголиза. – Герван, ну подтверди же, что ты стоишь больше четырехсот.

– Молодой человек знает отлично, – сказала дама, – что не стоит и двухсот. Сейчас. Чем вы его кормили? Простоквашей и перловой кашей? Вы заморили его голодом, мадам. Двести пятьдесят – исключительно из жалости к нему.

– Герван! – дрожащим голосом воззвала Марголиза. – Меня оскорбляют, а ты молчишь! Ну Герван!

Герван вздохнул. Может, он и не стал бы вмешиваться, покорился судьбе, но изо рта дамы пахло, как из мусорного контейнера. Это пугало.

– Мадам! – сказал Герван. – Пользуясь своим правом, на основании пункта седьмого Закона, я прекращаю торг.

– То есть? – она, кажется, не поверила. – Вы серьёзно? А последствия вам известны? Вы в своём уме?

– Знаю, – сказал Герван. – И в своём.

– Герван… – тихо проговорила Марголиза.

– Ты попросила, – сказал он. – Я сделал.

– Инспектриса! – зычно воззвала дама. – Тут заявлено о прекращении торга!

Герван расправил плечи.

– Ноги твоей не будет в нашем городе! – крикнула старуха.

Он и без неё знал: прекращение торга мужем карается изгнанием, семья считается сохранённой.

– Так уж получилось, – сказал он Марголизе и усмехнулся, словно извиняясь.

– На какую же мель ты меня посадил! – всхлипнула она.

Мунигарды приближались. Часы на ратуше начали бить и смолкли после восьмого удара. Герван подхватил чемоданчик.

– Пошли, герой, – сказал мунигард, тронув Гервана за плечо. – Что-то много вас нынче. На одной тележке и не увезёшь.

Позади заплакала Марголиза.

Мужиков-отказчиков высадили в сотне километров от города. Оба агракара бесшумно исчезли во мгле. Люди оказались на обширной поляне. Было свежо, пахло водой и ночными цветами.

– Готов спорить, тут река рядом, – сказал Савер Хан. Он положил ладонь на плечо Гервана. – Рад, что и ты не продался. Хочешь глотнуть?

– Давай, – согласился Герван.

– Не повезло нашим супругам, – сказал кто-то рядом. – И без нас, и без денег…

– Вот пускай и подумают, – откликнулся ещё один.

– Да, три года покукуют, – сказал Савер Хан. – А у меня так было заранее задумано. Три года на свободе – это ого-го!

– Ну ладно, а пожрать есть у кого-нибудь? – спросили рядом.

– Есть, да поберечь надо, – сказал Савер Хан. – Сперва хорошо бы разобраться, где мы и что.