Семнадцать мгновений весны. Кривое зеркало Третьего рейха - Константин Залесский

Принято считать, что прообразом Штирлица стал советский агент Вилли Леман, работавший в недрах РСХА. Это, конечно же, абсолютно не верно. Штирлиц — образ собирательный, является плодом блестящей авторской фантазии Юлиана Семенова и практически не имеет с Леманом ничего общего. Роднит же их только одно — и этого факта оказалось достаточно, чтобы поставить Лемана на первое место в ряду прообразов Штирлица, — и тот и другой были сотрудниками Главного управления имперской безопасности (правда, разных управлений). Да и вообще Леман был единственным советским агентом, занимавшим более-менее значительный пост в нацистских спецслужбах. Все остальное, как вы увидите ниже, у них абсолютно разное. Тем не менее версия о Лемане как о прототипе Штирлица — наиболее устоявшаяся и, можно сказать, «официально признанная».

Вилли Леман (по-немецки его фамилия пишется как Lehmann) родился 15 марта 1884 года в семье преподавателя лейпцигской гимназии. То есть он был почти на 16 лет старше Исаева — ровесника века. Впрочем, это замечание лишь дань теме книги — Леман никогда не был советским разведчиком, он был шпионом или, если использовать более «благородное» слово, — агентом, причем агентом, служившим не из каких-то идейных принципов, а за банальные деньги.

Леман учился в столярной мастерской, а в семнадцать лет добровольно поступил на флот и прослужил на боевых кораблях около 10 лет. Есть предположение, что в 1904 году корабль, на котором служил Вилли, находился в корейском порту Чемульпо и молодой человек стал свидетелем героического боя крейсера «Варяг» и канонерской лодки «Кореец» с японской эскадрой. Он был поражен мужеством русских и после этого всю жизнь питал к ним большое уважение. К концу своей службы на флоте Леман дослужился до звания старшего унтер-офицера-артиллериста.

Выйдя в отставку, он в 1911 году — то есть в тридцать семь лет; позже более молодые коллеги стали называть его «дядюшка Вилли», — Леман поступил на службу в прусскую криминальную полицию в Берлине. Его направили на офицерские курсы и после их успешного окончания назначили дежурным офицером отделение контрразведки. Вилли специализировался на контрразведке и в 1920 году возглавил канцелярию соответствующего отдела Берлинского полицей-президиума. В основном, в функции Лемана входила организация слежки за сотрудниками зарубежных дипломатических представительств. Подобная работа давала ему возможность, не вызывая подозрения коллег, вступать в контакты с зарубежными дипломатами. Поэтому, когда его финансовое положение сильно пошатнулось, он 7 сентября 1929 года предложил свои услуги советской разведке. Почему он выбрал СССР, а не, например, Англию или США? Скорее всего, это было обусловлено тем, что после окончания Первой мировой войны советская разведка была значительно сильнее, чем разведки «традиционных» мировых держав. Последние, победив в мировой войне, пребывали в некоторой эйфории и не особенно развивали сеть агентов в Веймарской Германии, которая и так находилась под их финансовым и частично политическим контролем. А следовательно, ожидать от них щедрого финансирования было трудно. Советская же разведка с каждым годом работала все активнее и готова была платить за нужные сведения, а доступ к информации у Лемана был. Причина, побудившая 45-летнего «дядюшку Вилли» предложить сотрудничество зарубежной разведке — то есть, по законам любой страны, совершить государственную измену, — была довольно банальна: он очень любил бега и игру на тотализаторе, причем ему сильно не везло и долги росли. Ни о каком антифашизме речи быть не могло: в 1929 году НСДАП располагала в Рейхстаге всего-навсего 12 местами, и никто не мог подумать, что всего через четыре года нацисты придут к власти. Внимание ИНО ОГПУ обратил на Лемана его друг Эрнст Кур, который был со скандалом уволен в свое время из полиции и затем завербован советской разведкой (под псевдонимами А-70 и Раупе).

В результате переговоров стороны пришли к соглашению: Леман обязался предоставлять интересующую советскую сторону информацию, за что ежемесячно ему стало выплачиваться 580 марок. В советской разведке ему были присвоены кодовые клички А-201 и Брайтенбах. Заметим, что оплата была крайне щедрой: 580 марок в месяц составляет 6960 марок в год, а, например, тот же Генрих Мюллер в 1929 году, являясь криминаль-секретарем, получал в год 2500 тысячи марок. Деятельность Лемана в Берлине курировали резиденты ИНО в Берлине Борис Давидович Берман, а затем Борис Моисеевич Гордон.[4]

В 1930 году по линии контрразведки Леману была поручена разработка персонала полпредства СССР, а также противодействие экономическому шпионажу СССР, что еще больше повысило его важность для советской разведки. Затем он руководил расследованием деятельности польских и чешских шпионов, следил за боевыми отрядами германской компартии, так называемыми «Красными фронтовиками». После прихода нацистов к власти в 1933 году Вилли Леман по рекомендации Германа Геринга был зачислен в только что созданное гестапо, то есть он стал сотрудником этой организации раньше, чем его будущий шеф Мюллер. В составе других чинов гестапо Леман принял участие в событиях «Ночи длинных ножей», когда были уничтожены сторонники Эрнста Рёма из числа высшего руководства СА. С декабря 1934 года непосредственную связь с Браутенбахом осуществлял советский нелегальный резидент Василий Михайлович Зарубин.

Леман по праву считался наиболее ценным агентом советской разведки в Германии. Он сообщал своим «работодателям» о всех планируемых гестапо мероприятиях в отношении советской резидентуры — о возможных арестах и провокациях, — и СССР всегда успевал принять необходимые меры. Одним из результатов деятельности Лемана стало то, что в течение 12 лет советская резидентура в Германии — а она была наиболее мощной и наиболее многочисленной в Европе — не имела ни одного провала. Он же передавал СССР данные о внутренней структуре гестапо, военной разведке, сведения о делах, находящихся в разработке спецслужб Германии. Постепенно Леман продвигался и по служебной лестнице: в 1936 году он возглавил реферат, ведавший контрразведкой на предприятиях военной промышленности. Получив доступ к военным секретам Германии, Леман вскоре передал в Москву информацию о начале производства бронетранспортеров и самоходных орудий, цельнометаллических истребителей, о закладке 70 океанических подводных лодок и т. д.

После отъезда Зарубина в декабре 1937 года из Берлина связь с Леманом осуществляли Рубен (возглавлявший легальную резидентуру Александр Иванович Агаянц), Маруся (М.Б. Васильковская — жена сотрудника резидентуры Короткова). После отъезда Маруси в ноябре 1937 года и смерти Агаянца в декабре 1938 года в Берлине не осталось никого, кто бы сохранил контакты с Леманом. Связь прервалась.

Тем временем в сентябре 1939 года было создано Главное управление имперской безопасности (РСХА), и Леман вполне закономерно занял руководящий пост в реферате Е1 (разведка и контрразведка на промышленных предприятиях). Кстати, на этот момент он оказался в непосредственном подчинении Вальтера Шелленберга, которые возглавлял в составе гестапо отдел контрразведки. Последнее звание, которое Вилли Леман получил в СС, — гауптштурмфюрер (что примерно соответствовало капитану в армии), а по линии тайной полиции он имел ранг криминаль-комиссара.

В 1940 году советская разведка несколько оправилась от крупномасштабных репрессий 1937–1938 годов. И в июне 1940 года Брайтенбах подбросил в почтовый ящик посольства СССР письмо, в котором просил восстановить связь, сообщал, где и в какое время можно с ним встретиться и пароль. Леману вновь срочно понадобились деньги.

Советская разведка внимательно рассмотрела вопрос — в Москве опасались провокации. В составленной в 1940 году справке руководитель немецкого отделения ГУГБ Павел Матвеевич Журавлев так охарактеризовал работу агента:

«За время сотрудничества с нами с 1929 года без перерыва до весны 1939 года «Брайтенбах» передал нам чрезвычайно обильное количество подлинных документов и личных сообщений, освещавших структуру, кадры и деятельность политической полиции (впоследствии гестапо), а также военной разведки Германии. «Брайтенбах» предупреждал о готовящихся арестах и провокациях в отношении нелегальных и «легальных» работников резидентуры в Берлине… Сообщал также сведения о лицах, «разрабатываемых» гестапо, наводил также справки по следственным делам в гестапо, которые нас интересовали…»

В начале сентября 1940 года 3-й секретарь советского полпредства в Берлине и по совместительству заместитель резидента советской внешней разведки Александр Михайлович Коротков (действовавший под именем А. Эдберга) восстановил связь с ценным агентом. Уже 9 сентября Коротков получил указания от Берии, как ему работать с «Брайтенбахом»: «Никаких специальных заданий «Брайтенбаху» давать не следует, а нужно брать пока все, что находится в непосредственных его возможностях, и кроме того, то, что будет знать о работе разных разведок против СССР, в виде документов, не подлежащих возврату, и личных докладов источника». Леман предоставил советской разведке копии большинства документов управления Е (контрразведка) гестапо, в том числе секретный доклад Рейнграда Гейдриха «О советской подрывной деятельности против Германии». Со слов самого Короткова историк Теодор Кириллович Гладков так описывает Лемана: «В назначенный час в прокуренный пивной зал вошел мужчина лет пятидесяти, чуть выше среднего роста, плотного сложения, с короткой крепкой шеей и круглой головой. Уши и нос у него были приплюснуты, как у человека, в прошлом занимавшегося борьбой или боксом. Ничего общего со стереотипом шпиона в нем не было, ощущался лишь старый кадровый служака. Леман мало изменился после их последней встречи, и Коротков сразу узнал своего контактера».