Полтавский - Михаил Ворскла

– Ты и так обо мне заботишься как о ребенке, не вини себя. Молодой человек! Проводник! Послушайте, когда же у нас будет чай? Утром? Позвольте, я не понимаю. Ведь мы утром прибываем. Что он говорит? Я не понимаю.

– Я сейчас схожу, разберусь.

– Нет, Галочка, не волнуйся, я сам все выясню. Молодой человек! Нам необходимо горячего чаю.

– А мне тоже закажи два стакана. Тебе два и мне, итого четыре. А я пока примусь доставать.

– Он пообещал, но передал, что не раньше, чем через час.

– Может быть, начнем без чая?

– Нет, пускай подождем. Дело в том, что я совершенно не могу без горячего. Ну, абсолютно.

– Ты дома ешь горячее?

– Видишь ли, что, дома я совсем плохо ем. Мне никак не поесть со всеми. Я жду, когда сын и дочка и все соберутся за обеденным столом.

– Вот ты напрасно. Не надо никого ждать. Захотел и садись кушать, не жди никого.

– А они кто куда. Я же за многие годы привык.

– Нет, нет, нельзя себя терзать. Кушай, когда приходит желание.

– Вот я по этому поводу вспомнил историю.

– Правда? Рыбу будешь?

– Нет, не буду. А впрочем, доставай все. Я тогда служил в Германии.

– Ты был уже женат?

– Да, конечно. Давай расстелим вместе. Уже не припомню городок тот. Мне их названия были неразличимы. И ты знаешь, городки чистые, ухоженные, и жители приветливые, воспитанные. Меня как раз откомандировали в небольшое местечко для покупки продовольствия, и вышло так, что это оказался монастырь.

– Мужской?

– Нет, что ты, женский.

– И что, мужчин в нем совсем не было?

– Послушай, какие мужчины? Откуда? Но позволь, я расскажу.

– Хорошо, хорошо, рассказывай.

– Монастырь этот старинный, но содержится, боже ты мой! Стены, кровли, оконные проемы, красочкой подведены, дорожки, цветники. Встретила меня настоятельница. Не знаю, как уж у них там по иерархии.

– Мать-игуменья.

– Вполне может быть. Я, понимаешь ли, не запомнил, да и памяти на такие вещи у меня в те годы не было. Я был в полном расцвете, подтянутый, стройный. А она, следует сказать, совершенно молодая женщина.

– И что было дальше?

– Очень любезно приняла. А я, видишь ли, какое дело, прибыл именно вечером. Возвращаться назад поздно, да и не представляется возможным, – ни поезд, ни машина в такой час уже не ходят.

– И ты напросился на ночлег.

– Что было делать? Мне, естественно, было крайне неловко. Она ко мне с приветливостью, накормила, решили мы дела. Я и говорю: некуда, мол, идти, нет ли у вас какой-нибудь гостиницы или в этом роде? Она отвечает: можно остаться у нас, только есть одна просьба. Я выразил желание выслушать.

– Что же за просьба?

– А вот слушай. У нас, говорит, как и во всяком подобном заведении, есть свои правила. Так вот, просьба заключается в следующем: чтобы правила эти ни в коем случае мной не нарушались. Я согласился. Мы пошли по коридору, – а нигде никого монашек уже было не видно. Она принялась излагать распорядок дня. Привела меня на место и говорит: на ночь у нас принято не закрывать дверей.

– Как, совсем?

– Вот абсолютно. Все двери, в кельях, в подсобных помещениях, в службах нараспашку. Я удивился.

– Ну, видимо, такой у них закон.

– Мне было это неприятно. Как прикажешь спать с открытыми дверями?

– Тут ведь не поспоришь.

– Тут не поспоришь.

– Со своим уставом, как там говорят, не суйся в монастырь.

– Это совершенно точно. Мы расстались. Я осмотрелся. Комната небольшая, но, что характерно, чистота необыкновенная. Обстановка простая, никаких излишеств. – Я разделся и лег спать.

– И что же случилось на следующий день?

– Ты подожди. Мне очень было неуютно. Вот себе вообрази, раскрыть двери в квартире на лестницу. Смогла бы ты спокойно уснуть? Вот и я долго – долго не засыпал. Мне было не по себе. Но повсюду было тихо, и я, наконец, уснул. Проснулся среди ночи: тьма, хоть бы что-нибудь было видно. Проснулся из-за странного ощущения: что-то неестественное. Что-то мешает. Что-то рядом со мной в постели лежит. Стал осторожно ощупывать и понял…

– Что там было, говори скорей.

– Погоди, дай сказать. Стал шарить руками и понял, что это женщина.

– Женщина?

– Женщина. Обнаженная. Прильнула ко мне и обняла.

– И?

– Что, и?

– И что?

– Ну, что?

– Что было дальше?

– А что может быть дальше?

– Да? То есть ты…?

– Послушай, а что мне оставалось делать? Куда деваться? Закричать? Нельзя. Сбегутся люди, будет скандал.

– То есть ты хочешь сказать, что это получилось против твоей воли?

– Я не хотел. Но что было делать?

– Но как же это протекало? Не шумно?

– Никакого шума. А потом зажегся огонь, и я увидел, что это была…

– Кто?

– Настоятельница, собственной персоной.

– Вот почему она тебя так принимала, ты ей понравился.

– Но я не ожидал.

– А она, вероятно, все заранее распланировала.

– Я очень удивился.

– Представляешь, как ей повезло. Так ведь редко выпадает.

– Мы стали разговаривать, и она поведала мне свою историю. Она была ведь совсем еще молода, лет двадцати пяти. Я спросил, как она попала сюда, и она раскрыла свою тайну. Дело в том, что у нее в семье случилось большое несчастье: отец в припадке помешательства убил мать. Он был какого-то рода душевно больной, и покушался уже на нее, но отца взяли, а у девушки вся жизнь под откос. Родная тетя, монашка, убедила ее идти в монастырь, и таким образом она очутилась здесь. Поневоле. А молодой организм требовал своего. Ей хотелось любви. Она же, в сущности, была красивой здоровой женщиной.

– И тут провидение ей послало тебя.

– Она предо мной извинялась, оправдывалась, что это было ей жизненно необходимо. Она мне многое рассказала о своем житье и порядках. Я спросил, не опасается ли она последствий этой ночи, но она поспешила успокоить и сказала, что на этот счет у нее все предусмотрено.

– Ой, да у них все просчитано. У них и врачи знакомые есть и целая система.

– Да, по всей вероятности так и есть.

– А на утро?

– На утро ее рядом не было. Я нашел свою одежду выглаженной, вычищенной. Завтрак мне устроен был великолепный, и вообще, обращались, как с дорогим гостем.

– Это тебе в благодарность.

– Да, по-видимому. Мне через какое-то время довелось вновь побывать в том монастыре.

– И ты видел ее?

– Видел и разговаривал.

– И ничего?

– Ничего. Она даже знака не подала.

– Может, передала записку?

– Нет, ни единого лишнего слова. Была очень сдержана.

– Видишь, какое ты сотворил благодеяние.

– Что ты, я до сих пор себя виню.

– Да в чем тебе себя винить? У тебя не было выхода.

– Не было.

– Она все взяла на себя. Это ее грех, а не твой. Ты молодец, сделал все, что мог.

– Ну, знаешь ли.

– Не переживай, ты не виноват. Ты не мог поступить иначе. Не мучайся.

– Нет, мне совестно. Мне до сих пор неуютно.

– Ну, не надо. Перестань.

– Я ведь не хотел.

– Не хотел.

– Меня вынудили.

– Вынудили. И все об этом. Пускай запомнится как приключение. Не расстраивайся зря. Нужно мудро относится. Дело было давно, и бог с ним. Все прошло. Все обернулось к лучшему, теперь ты со мной.

– Да, моя дорогая. Но знаешь что, я, наверное, не стану есть рыбу.

– Как пожелаешь.

– Я передумал. Еще недавно хотел, а теперь не хочу.

– Тогда я уберу.

– Нет, что ты, не убирай, кушай, пожалуйста.

– Я не хочу есть одна.

– Ну, прости, что из-за моей прихоти приходится отказываться тебе.

– Ничего, у нас всего вдоволь. Вот бери для начала яички.

– А они не попортились?

– Избави боже. Я только утром их покупала.

– Но они могли лежать в магазине.

– Нет, там не станут долго держать. Существуют же нормы.

– Правда? Плохо чистятся.

– Ты обкатай их, помни и облупливай.

– Их необходимо из крутого кипятка в холоднющую воду. Ты делала так?

– Делала.

– Правильно.

– Посоли.

– А где соль?

– Неужели не достала?

– Ты понимаешь, какое дело, соль теперь стала вредна мне.

– Ну, немножко можно. Я сейчас найду.

– Не утруждайся, я перетерплю. Я в последнее время привык есть натурально все без соли.

– Но без соли не вкусно, – ни яйца, ни помидоры не вкусны. Бери помидоры.

– Спасибо. У тебя припасен нож?

– Конечно.

– Нет, я таким не хочу, у меня есть складной. Я давно его беру в дорогу.

– Кушай еще яичко, что ты одно только взял?

– Он у меня в каких не бывал переделках. Вот я его салфеткой протру. Салфетки еще есть? Ага, вот, кажется, несут чай. Молодой человек, а нам? Мы заказывали.

– Да, мы заказывали. Три, или нет, четыре.

– Ты расплатишься? Ах, после? Ну, не ищи, не ищи, после. Как это он мимо нас вознамерился пронести?

– Он невнимателен. Что хотят, то и творят. Картошка в этой коробочке.

– Ну, у тебя, Галочка, целый пир развернулся.

– Да что ты, всего понемногу.

– У меня глаза разбегаются.

– Делай бутерброды. Сыр намазывай плавленый, масло.