Атаман Платов - Анатолий Корольченко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Давай, Серый! Давай! — закричал Матвей, нахлестывая любимца.
Серый чаще забил копытами, из ноздрей со свистом вырывался воздух. Еще мгновение и — слева уже рядом оказался Гераська, а потом стал отставать. И Матвей понял, что наконец-то ему удалось вырваться.
— Вперед, Серый! Вперед!
До столба с колоколом оставалось рукой подать. А справа и впереди ревела толпа…
Первым подбежал казак с серьгой, что его напутствовал:
— Молодец, Матюшка! Молодчага! Обошел! Всех обошел! Ай-да, лихой казак!
Сидевший под навесом атаман оглянулся, поманил старшину Платова:
— А ведь твой-то, как его?..
— Матвей…
— Ну да, Матвей. Истый казак. Удалой хлопец! Ты, пожалуй, завтра поутру приведи ко мне. Я сам с ним погутарю.
Так Матвей Платов начал служить у атамана Степана Ефремова.
Первое дело
В один из дней глубокой осени Матвей Платов дежурил в Войсковой канцелярии. Службу свою за два года он усвоил столь успешно, что атаман при всей строгости и скупости в поощрениях отличил его званием урядника. Чин небольшой, но далеко не каждый казак даже в зрелые годы его удостаивался. Сказать по правде, помог отец, но и сам Матвей не жалел в деле живота своего.
Достав из ящика книгу, юноша с интересом читал о походе в Сибирь донского казака Ермака Тимофеевича. В воображении рисовалось, как по широкой полноводной реке плывут большие баркасы с вооруженными казаками. Бесстрашные люди идут в неведомые, полные опасности края, многие — навстречу гибели, но лица их мужественны и полны решимости. А на носу передней посудины стоит лихой атаман в накинутом на плечи поверх чешуйчатой кольчуги кафтане, на поясе — булатный меч. Заслонясь рукой от солнца, он зорко вглядывается вдаль, и ветер треплет волосы густой чернявой бороды. Это Ермак Тимофеевич.
За последние годы Матвей приобщился к чтению и перебрал почти все книги, какие были у атамана. Тот ему благоволил и всякий раз, когда Матвей приходил в его кирпичный двухэтажный дом, назидательно говорил: «Познавай, Платов, зерно жизни. Грамотный человек видит намного дальше и глубже неуча».
— Матвей! Мигом на коня! — На пороге вырос встревоженный отец. — Лоскут на пику и подавай сполох!
Матвей бросил книгу в ящик, выбежал на крыльцо, где у коновязи стоял Серый, не забыл захватить и красный лоскут. Прежде чем вскочить на коня, вздел лоскут на пику.
— Сполох! — закричал он во всю силу и пришпорил Серого. — Сполох!
Команда «сполох» служила сигналом, по которому казаки бросали все дела и спешили на Круг, где объявлялось важное и принималось сообща решение. Круг ныне не имел той решающей силы, какая была прежде. Донское казачество безропотно выполняло волю царя. Не случайно же Анна Иоанновна построила рядом с Черкасском крепость, разместив в ней гарнизон по главе с генералом и подавив там самым самоуправление казаков.
Ныне сзываемый Круг имел чисто символическое, условное значение. Атаман знал, что придется поступать так, как предписывалось царской грамотой, а Круг — дань вековой традиции.
— Сполох! Сполох! — носился по городку Матвей.
Из домов выскакивали казаки:
— Что случилось?
— Всем на майдан! Важная новость!
Через час широкая площадь — майдан — пред девятиглавым Воскресенским собором гудела. Образовав широкий круг, бородатые казаки ожидали атамана. В отсутствие его командовал войсковой старшина Платов.
— Эй, Платов! Иван Федоров! Что случилось? Скажи, коль знаешь! — обращались к нему.
— Бумага важная получена.
— Грамота, штоль?
— Не-е. Депеша. Атаман сейчас доведет ее.
— Может, война? Гутарят тут всякое…
— Может, и война, — неопределенно отвечал войсковой старшина.
Вдали показалась тройка вороных коней, запряженных в «покоеву карету», дар царицы-матушки.
— Гей-гей, донцы-молодцы! Все в круг! — скомандовал Иван Платов. — Атаман едет!
Гул толпы стал стихать.
— Пай-пай, па-а! Молчи, донцы-молодцы-ы!
Стало совсем тихо. Было слышно, как храпели вороные, шлепая по грязи копытами.
Из кареты не спеша, соблюдая достоинство, сошел атаман. И тут же к нему пристроились его помощники. На атамане богатая одежда, в руке пернач — знак атаманской власти. Впереди шел казак с высоко поднятым бунчуком, мерно колыхался длинный конский хвост.
Войдя в круг, атаман поклонился на четыре стороны, поднял пернач.
— Помолчи-и, донцы-молодцы-ы! — снова подал команду войсковой старшина.
Атаман достал из рукава свернутый лист бумаги, развернул его, обвел взглядом стоящих поодаль от него людей.
— Славные донцы-молодцы! — произнес он. — Сегодня в наш город Черкасск поступила государева депеша. Скажу сразу: без милостей она на сей раз, а с великой к нам просьбой. Обращается государыня-матушка за помощью. Поганый ворог опять затеял противу нас войну. Несметные турецкие полчища покушаются на земли наши благодатные да норовят людей наших забрать в туретчину. Вот и призывает нас государыня-матушка Екатерина Великая сплотиться в сотни и полки, чтобы стать на защиту родной нашей земли!
Голос у атамана зычный, и владеет он им искусно: каждое слово молвит так, что доходит не только до слуха, но и до сердца. Когда кончил, поднял над головой бумагу:
— Вот она, эта депеша. Читай громогласно и явственно! — протянул он дьяку.
Тот откашлялся и стал читать в напряженной тишине царский документ. Закончив, отступил, поклонился.
— Как ответствовать будем, казаки-удальцы? — вопросил атаман.
Тишина взорвалась голосами:
— Сзывай полки, атаман!
— За родимую землицу всем сердцем!
— Приказывай в поход!
Не впервые приходили на Дон такие вот вести, какие пришли они осенью 1768 года. Привычные к войнам казаки принимали их как должное, сознавая свою роль стражей беспокойной южной границы.
Здесь, на юге, долгие годы сталкивались интересы турецких правителей и России. В силу своего развития Россия нуждалась в выходе к Черному морю, через которое она могла бы торговать с дальними странами. Оттоманская же Порта рассчитывала расширить свои владения в Причерноморье. Вот и опять на Дон пришла весть о новой войне, и казаки сбирались в поход.
Одним из первых отправлялся из Черкасска полк во главе с войсковым старшиной Иваном Платовым. Шли казаки к Азовскому морю, на Бердянскую линию. Прощаясь с Матвеем, отец сказал:
— Доглядывай за матерью да братишкой своим. Все хозяйство на тебе. Вернусь, за все спрошу без скиду.
— А как же я, батяня? Не дело это — сидеть дома, когда казаки на войне.
— Погодь. Придет и твой черед.
Два года Матвей хозяйствовал вместо отца. За это время немало было призвано казаков. В первый год с походным атаманом Тимофеем Грековым ушло к Крыму три тысячи, а на следующий год Никифор Сулин увел за Дунай вдвое больше.
На просьбы Матвея зачислить в полк неизменно следовал отказ: один на хозяйстве, сам малолеток. Да и как решиться без согласия отца? Но он решился. Узнав, что небольшая группа казаков отправляется к Крыму, во Вторую армию, он примкнул к ним. Матери сказал:
— Вернется отец, повинюсь, приму наказание. Только далее не могу здесь оставаться.
Группу возглавил хорунжий Фрол Авдотьев, опытный, не раз участвовавший в походах казак. Урядника Платова он неожиданно определил своим помощником.
Продвигались они быстро и к концу второй недели почти достигли цели, когда произошла стычка с неприятельским отрядом. Дело было под вечер, и казаки уже собирались расположиться на ночлег, как увидели вдали оседланного, но без всадника коня.
— Э-э, хлопцы-молодцы, тут что-то не того, — высказался Авдотьев. — Ну-ка, Платов, лети вперед. И возьми с собой силу.
Трое казаков пришпорили коней вслед за Матвеем. Проскакав лощину, они выбрались на гребень и увидели вдали карету, а вокруг нее всадников.
— Никак турки! Карету грабят! Что делать, Платов?
Матвей не стал раздумывать.
— За мной! — стеганул он плетью коня.
Завидя казаков, турки бросились наутек.
У кареты недвижимо лежали трое русских солдат. Запутавшись в постромках, ржала раненая лошадь. В карете, забившись в угол, сидел офицер.
— Не стреляй! Свои! — крикнул Матвей, увидя наведенное оружие.
Это был офицер фельдслужбы, ехавший в главную квартиру. При нем находилась важная почта. К счастью, сумка осталась нетронутой…
На следующий день Матвея вызвал сам главнокомандующий, генерал-аншеф князь Долгоруков.
— Вот он самый и есть, — указал на вошедшего спасенный офицер; рука у него на перевязи.
— Подойди поближе, казак, — требовательно произнес генерал.
Робея, Матвей приблизился, худой, высокий, с выбившимся из-под фуражки черным чубом. Глаза, как требовалось, ели высокое начальство. Но тут он вспомнил, что нужно доложить о себе, и во весь голос отрапортовал:
