Александр Солоник - киллер на экспорт - Валерий Карышев

Адвокат вновь зашелестел газетным листом — концовка материала в газете «Сегодня» за 5 февраля была созвучна его соображениям:

«Не секрет, что труп Солоника хотят увидеть очень многие. Вот только вопрос: а мертв ли он? Допустим, что Саша Македонский „скорее мертв“. Вот только „мифы и легенды“ Греции заставляют в этом усомниться…»

Сигарета, зажатая между пальцами, неслышно тлела, пепел падал на полированный стол, но Адвокат не замечал этого. Сунул руку во внутренний карман пиджака, извлек диктофончик и четыре микрокассеты, вставил одну из них, нажал на воспроизведение.

Это были посмертные воспоминания Александра Солоника. Хотя, как знать, может быть, и не посмертные?

Кассеты эти хранились в специальной ячейке банка в Лимасоле. Адвокат специально летал на Кипр, чтобы извлечь их оттуда. Недавнему посетителю Третьего муниципального кладбища очень не хотелось вспоминать, кто, как и при каких обстоятельствах сообщил ему об этих аудиозаписях. Да и могли ли они теперь что-нибудь изменить?

Тихо, почти неслышно шелестела магнитная лента, и знакомый голос, который он столько раз слышал в кабинете «Матросской тишины», неторопливо, обстоятельно повествовал о жизни Саши Македонского. О том, как простой, ничем не примечательный курганский парень стал грозой и ужасом русской мафии. О том, почему МУР, РУОП, специальные поисковые группы ГУИНа, прокуратура и ФСБ с их воистину неограниченными возможностями так долго не могли выйти на след «курганского Рэмбо». И конечно же о тех, кого ему, Александру Солонику, приходилось «исполнять». Правда, рассказчик старался не упоминать о тех людях, которые стояли за киллерскими отстрелами о тех, кто заказывал ему убийства, о тех, с чьей помощью он был извлечен из СИЗО «Матросская тишина», кто организовал ему бегство в солнечную Грецию. Когда же монолог подходил к самому главному, к кукловодам, незримо дергавшим за ниточки из-за кулис, голос рассказчика становился каким-то тусклым, речь сбивчивой — так может говорить лишь человек, который рассчитывает в будущем никогда с теми кукловодами больше не встречаться.

Но тогда получается, что Солоник скорей жив, чем мертв.

Это была не исповедь и не мемуары, и уж тем более не крик души. Кому, как не Александру Македонскому, знать: за его именем тянется шлейф догадок, домыслов, слухов и сплетен, порой самых неправдоподобных и жутких. И, наверное, он посчитал своим долгом изложить события таковыми, какими они виделись ему самому.

Удивительно, но повествование велось от третьего лица: не «я, Саша», а «он, Александр». Словно Юлий Цезарь в «Записках о Галльской войне». Когда-то, еще во время заключения в «матросске», Солоник сказал своему защитнику: «Я хотел бы, чтобы обо мне написали книгу или сняли фильм. Впрочем, что толку? Ведь мне не придется ни читать ее, ни смотреть».

В гостиничном номере сгустились сумерки. Давно уже зажглись фонари, окна домов, вспыхнули огни реклам, но Адвокат, сидя в полумраке словно завороженный слушал голос давно уже мертвого человека…

Да, когда-то Александр Солоник действительно хотел, чтобы Адвокат написал о нем книгу, и желательно правдивую. Он оставил исходные материалы. Рассказал обо всем, что касалось собственного появления на свет, но в другом качестве — Александра Македонского.

Что-то Александр Солоник знал наверняка, о чем-то лишь догадывался, а что-то приходилось ему и домысливать.

Впрочем, за последнее никто не мог поручиться в точности, даже он сам…

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Белоснежный океанский лайнер «Королева Елена» — огромный, грузный, величественный, пришвартованный толстенными, едва ли не с человеческую руку толщиной, канатами, стоял у причала афинского порта Пирей в ожидании таможенного и паспортного контроля. Слабый ветерок шевелил греческим флагом на корме. На причале появились портовые рабочие, толпились встречающие, суетились торговцы в разнос с лотками сигарет, прохладительных напитков, презервативов и местных сувениров.

Лайнер недавно прибыл из Стамбула. Пирей был транзитным портом по пути в Александрию, но большинство пассажиров выходило на берег именно тут. Среди них и верткие коммивояжеры, и беззаботные туристы с фотоаппаратами и видеокамерами, влекомые в Элладу школьными воспоминаниями о Парфеноне, Перикле и «трехстах спартанцах», и скромные религиозные паломники по святым местам Греции…

На верхней палубе, особняком от толпы, томимой жарой в ожидании момента, когда можно будет сойти на берег, стояли двое. Первый — серенький, неопределенного возраста мужчина то и дело бросал настороженные взгляды на толпу пассажиров. Скупые, уверенные движения, стертое, словно на старой монете или медали лицо, неожиданно хищный прищур глаз. Второй пассажир «Королевы Елены» также ничем особым не выделялся: рост ниже среднего, лицо овальное, прямые светло-русые волосы. А вот взгляд угрюмый, настороженный, исподлобья.

Этих людей вряд ли можно было причислить к коммивояжерам или туристам, тем более к паломникам. Так могут выглядеть разве что люди, путешествующие по служебной надобности.

Рядом с «Королевой Еленой» лениво покачивались на ласковых волнах залива катера, фелюги и яхты. Погожим солнечным днем вода в бухте была пронзительно-синей. Солнечная дорожка слепила глаза, и серенький, достав из нагрудного кармана рубашки солнцезащитные очки, надел их.

— Ну что, Александр Сергеевич, не ожидали очутиться после тюрьмы на курорте? — не глядя на спутника, поинтересовался серенький. — Вы ведь когда покинули гостеприимную «Матросскую тишину»? — Он сознательно избегал слова «бежал». — Пятого июня? А сегодня всего лишь тринадцатое июля. Получается, всего-то чуть больше месяца прошло. Запомните этот день.

Его сосед ничего не ответил, а серенький продолжил:

— Ничего, немного отдохнете, наберетесь сил на этом курорте. А потом — за работу. — Видимо, солнце, море и беззаботная толпа настраивали обладателя черных очков на легкомысленный лад.

Тот, кого он назвал Александром Сергеевичем, подошел к поручням и взглянул на набережную. Фигурки стоящих в оцеплении полицейских, казавшихся с борта «Королевы Елены» игрушечными, заставили его прищуриться.

Спутник перехватил этот взгляд.

— Не волнуйтесь, паспорт у вас самый что ни на есть настоящий. Надеюсь, помните, что теперь вы не Александр Сергеевич Солоник, а Кесов Владимирос, сын Филаретоса и Марии, греческий репатриант из Рустави?

— Да уж помню, — вздохнул собеседник, тронув сумку, в которой лежали документы.

— Вот и отлично. Ну, давайте к трапу, на берегу нас ждут.

Паспортный контроль прошел без проблем. Спустя полчаса юркий «Фольксваген-Гольф» катил по запруженным машинами улицам в сторону тихого пригорода…

Рельефно выпуклая серебристая тарелка спутниковой антенны пронзительно-ярко блестела в лучах полуденного южного солнца, отбрасывая в стороны серебристые блики. Под залитой солнцем крышей красной черепицы расчирикались вездесущие воробьи. Они почти не отличались от родных, российских, и это была первая мысль, которая пришла в голову Саше Солонику на новом месте.

Серенький, бывший не кем иным, как Куратором, сразу же по прибытии поселил знаменитого еще недавно арестанта следственного изолятора «Матросская тишина» в загородном коттедже, небольшом, но уютном, а главное, безопасном. Комнаты с кондиционерами и вентиляторами, отнюдь нелишними в июльскую афинскую жару, маленький, но радующий глаз садик с дорожками, аккуратно посыпанными желтым песком, неглубокий чистый бассейн — все это находилось под наблюдениями хитроумной системы сигнализации и скрытых наружных видеокамер.

— Располагайтесь, отдыхайте, теперь это ваш дом, — серенький сделал по-хозяйски приглашающий жест. — На акклиматизацию и реабилитацию после тюрьмы вам дается две недели. Думаю, хватит. Ну пока, если что — звоните, телефон вы знаете…

Куратор, вежливо попрощавшись и пообещав позвонить, ушел, а Солоник, осмотревшись на новом месте, решил несколько дней посвятить отдыху.

Теперь, после всего пережитого, он имел право хоть немного расслабиться — наверное, впервые в жизни. А расслабляться было от чего…

Уже на следующий день, заметно отдохнувший и посвежевший, Саша уселся перед телевизором — спутниковая антенна отлично принимала российские программы: ОРТ, РТР, НТВ. Запасся он и газетами — «Коммерсант-Дейли», «Новая газета», «Московские новости», «Известия», «Сегодня». И во всех писали о нем — великом, ужасном и загадочном киллере, грозе российской мафии. Газетам вторили телевизионные каналы. Правда, сообщения зачастую противоречили друг другу, да и вряд ли хоть одно из них могло претендовать не только на объективность, но и на простую правдивость в изложении фактов.

Респектабельные «Московские новости» за 8 июня 1995 года всерьез утверждали: