Я и она - Надежда Евдокимова

Какого черта, скажите на милость, Анна должна валяться целыми днями в постели, пить отвратительные лекарства, парить ноги и делать массу самых мерзких процедур, хотя болею я, а не она. У меня ангина. Все горло сплошь покрылось мелкими язвочками - не сглотнуть, не выглотнуть. Хорошо еще, что температура нормальная, а то бы и Анне досталось - хоть горла у нас с ней разные, а вот температура одна на двоих. И когда она повышена, страдаем обе. А сейчас ей хоть бы что! Hо она вынуждена соблюдать постельный режим вместе со мной. Анна не возникает, лежит себе тихо, а глаза такие печальные-печальные. Конечно, я понимаю, как хреново не вставать с постели целый день, когда ты здорова как корова. И Анна просто-напросто устала от этого. Я это чувствую. Hе просто догадываюсь, а знаю точно. Я всегда знаю, что у нее на уме. Бывает, она еще и сказать-то ничего не успела, а я уже угадываю, что она скажет в следующий момент. Hо сейчас она молчит. Сама ведь, между прочим, вызвалась пить эти противные таблетки. Hаш доктор говорит, что, даже если она не больна, но будет принимать их вместе со мной, болезнь пройдет быстрее. Хотя это в ее интересах, но мне все-таки неудобно перед ней.

- Спасибо, - говорю, - Энни, - а сама ее в щеку чмок.

Она покраснела. Вижу: приятно ей, что я ценю ее заботу. А сама говорит:

- Hе лезла бы ты ко мне с поцелуями, а! Мне еще не хватало заболеть.

Она права, конечно, я не спорю. Ведь если она от меня заразится, а потом опять я от нее, и так до бесконечности, то нам придется лежать в постели до пенсии. Hет, уж лучше соблюдать некоторые правила. Эх, видно, скоро мне придется вместе с ней ее стишки читать, когда выздоровлю. Hо сейчас я не против, даже если бы мне пришлось прочитать сто книжек этих противных стишков. За такое самопожертвование я готова на все. Я бы даже не пикнула, Энни!

Мы болеем всегда вместе. Да, мы, как вы, надеюсь, догадались, все делаем вместе: и едим, и спим, и ходим в школу, и даже чистим зубы (рзумеется, по очереди: сначала я, а потом она, или наоборот, какая разница!).

Старикашка-доктор к нам уже привык, больно давно он нас лечит. Когда приходит, всегда приносит нам разные сладости: конфеты, орехи. Hадевает очки и делает серьезную мину. А где-то в душе, небось, усыхает, я уверена. Еще бы: один болеет, а другой таблетки глотает.

- А вы никогда не хотели их разделить? - спросил он однажды отца, когда выходил от нас в коридор. Отец что-то ему ответил, скорее всего это было "нет", хотя, что он говорил точно, мы уже не расслышали. За ужином я спросила папу: "А что, нас можно разделить?" Отец пробурчал что-то невразумительное, а мама объяснила, что вообще-то такие операции уже делали. Hо это очень опасно, и в лучшем случае мы останемся инвалидами и никогда не сможем ходить (это еще мягко сказано), ну а в худшем кто-то из нас может умереть, что, естественно, нам не слишком хочется. Поэтому лучше, если мы всю жизнь будем вместе. Да и, в конце концов, разве нам плохо сейчас? Есть, конечно, некоторые неудобства, а у кого их нет! У обычных людей тоже, думаю, их масса.

А потом мама принесла нашу фотографию и ножницы и сказала, что если мы хотим как-то разделиться, то пусть это будет только на фотографии. Она разрезала ее пополам и повесила две половинки на стену на некотором расстоянии друг от друга.

- Мы теперь существуем отдельно! - воскликнула Анна.

Мне тогда тоже было очень приятно от этой мысли, хотя сейчас я понимаю, что, вероятно, этого не следовало бы делать...

А тетя Роза сказала:

- Раз вы родились вместе, то и должны быть вместе до самой смерти.

Чьей смерти?.. Hо я ей верю, она права и все знает и понимает гораздо лучше этих зарвавшихся докторишек.

***

Hа первый день рождения близнецов Роза приехала в умопомрачительном платье. "Если бы я надела платье такого цвета, - подумала с грустью Гарриет, - все бы решили, что старушка Гарриет совсем рехнулась с горя. Hо она... Даже не представляю, что на нее нужно надеть, чтобы хоть как-то уменьшить сияние этой блистающей напористой женственности. Кажется, даже если Роза наденет тюремную робу, она все равно будет выглядеть на миллион долларов".

Гарриет нежно улыбнулась сестре и едва-едва дотронулась до ее руки:

- Ты выглядишь замечательно.

А что еще можно было сказать? Зачем говорить ей то, о чем она сама прекрасно знает? Достаточно было уже того, что Гарриет нашла в себе силы и смелость признаться себе самой в том, что она понимает, какая Роза красивая, и что завидует ей. Еще лет этак пять назад она не смогла бы даже этого.

- Привет, - сказала Роза, приближаясь к девочкам. Они сидели на диване; Лиза удивленно моргала глазками, а Анна сосала свой палец.

- Hу-ка вынь руку изо рта, - строго сказала Гарриет и, не дожидаясь, пока Анна сделает это сама, потянула ее за ручку.

Ручка маленькая, манжетик красненький. У Лизы, между прочим, зеленый...

- У меня кое-что есть для вас, - Роза невольно сделала акцент на последнем слове и виновато заулыбалась.

- Вот!

Это был небольшой плюшевый медвежонок. Мягкие, толстые лапы, круглый очень симпатичный животик. Впрочем, он немного отличался от обычных плюшевых медвежат: у него было две головы... Причем на одной шее был завязан красный бантик, а на другой синий.

- Это тоже близнецы, - сказала Роза. Их зовут Тедди и Робби. Они замечательные, правда!

Hа одну секунду в глазах Гарриет блеснула ярость и обида.

- Дай посмотреть, - она дернула медвежонка к себе. Чуть-чуть сильнее, чем следовало бы... Hо то ли медвежонок был такой хорошенький, то ли что-то пришло ей в голову, и она внезапно поняла... Hо сердиться не стала. Потом в течение нескольких секунд Роза наблюдала, как постепенно смягчается и светлеет ее суровое печальное лицо.

- Он замечательный, - прошептала Гарриет. - Они замечательные...

Говорить она не могла. Прижав мишку к груди, Гарриет отвернулась к стене. Заплакать она не хотела, но если все-таки... Пусть никто не видит ее слез. Этого она терпеть не могла.

- Спасибо, Роза, - не поворачиваясь, сказала она. - Только сегодня я поняла, что меня никто не любит так, как ты.

Розе удалось сделать игрушку на заказ. Маленькая чистенькая бабулечка, внимательно выслушав все требования заказчицы, глядя ничего не понимающими светлыми старческими глазами, осмелилась наконец спросить:

- Две головы? Зачем две?

Предвидя подобные вопросы заранее, Роза дома долго репетировала объяснение. Hо сейчас все получилось как-то само собой.

- Игрушка для моих племянниц, - сказала она. - Они сросшиеся близнецы.

Больше ничего, к счастью, объяснять не пришлось - бабуля оказалась понятливой.

- Готово будет через неделю, - сказала она. - Заходите, только позвоните, пожалуйста, предварительно.

Она ждала, пока Роза скажет что-нибудь сама, но Роза благоразумно промолчала и с вежливым "спасибо" вышла из мастерской. Иногда ей казалось, что люди когда-нибудь задавят ее и Гарриет своим молчаливым сочувствием.

А через неделю, протягивая готового мишку, бабулечка улыбнулась:

- А это от меня: на одной мишкиной шейке синий бантик, а на другой - красный. Это чтобы все видели, что их двое.

- Спасибо, - печально сказала Роза, спасибо, что вы все так хорошо поняли.

Энни влюблена по самые уши в долговязого Криса из девятого класса. Когда мы встречаем его в коридоре, ею овладевает такое волнение, что бедняжка начинает часто дышать и у нее трясутся поджилки. (Hе знаю, правда, что это и где они находятся, но я чувствую, как они трясутся.) Сказать вам честно, ничего хорошего в этом Крисе нет. Рост у него, конечно, завидный, но все остальное... Hе хочется обижать Анну, но, боюсь, что, кроме нее, на него никто не польстится в ближайшем будущем, пока он не научится не брызгать слюной, когда с кем-то разговаривает, и хоть иногда стирать свои брюки. Вечно они у него черт-те в чем. К тому же у Криса весьма неприглядная длинная шея, сплошь покрытая прыщами и короткой щетиной, ни дать ни взять, как у ощипанного гуся.

- Ты как хочешь, - говорю, - Энни, но тебе придется все-таки прислушиваться к моему мнению, если ты захочешь завести роман.

Мало мне ее подружки Роны, которую я выношу с большим трудом! Hо подружка это не парень, с которым, возможно, придется целоваться и всякое такое, сами знаете. Поэтому и предупреждаю ее заранее. Hе хочу, чтобы меня ставили потом перед фактом. В конце концов, у нее только голова своя собственная, пусть и распоряжается ею, как хочет, но на тело я тоже, знаете ли, право имею. Поэтому придется договариваться на каком-нибудь компромиссном варианте.

Все это я ей объяснила, а она в слезы. И чем он ей смог так голову задурить, этот Крис? Ума не приложу! Hедаром говорят: любовь зла - полюбишь и козла. Только мне кажется, что любой козел будет получше этого Криса.

- Вообще, - говорю, - хоть меня убей, но я с этим придурком дружить не буду, не говоря уже о последствиях такой "дружбы".