Лучшая версия меня - Елена Николаевна Ронина

«Мои года – мое богатство».

Совет

Генетика – дело хорошее, но она всю жизнь вас тянуть за собой не будет. Когда-то вам нужно обязательно ее поблагодарить и изо всех сил помочь своим генам и хромосомам. На этом поезде, даже если он дальнего следования, всю жизнь проехаться не удастся.

Встречи на спортивных тропинках

Иду, широко шагая. Обычно начинаю свой поход практически с закрытыми глазами. Просто дышу, вдыхаю воздух и радуюсь тому, что не спасовала. Встала и пошла. Просыпаюсь окончательно минут через десять и оглядываюсь по сторонам. Сначала небо. Потом вдаль на листву деревьев. Ну а еще через какое-то время уже способна различать тех, кто двигается мне навстречу. Обычно это такие же, как я, резвые спортсмены. А вот сегодня ну совсем нетипичная парочка. Идут медленно, прижавшись друг к другу. Заспанные, нечесаные. Смотрят не друг на друга, а куда-то вдаль. Но на самом деле я-то вижу. Они смотрят вглубь себя. И каждый беседует сейчас с самим собой. И задает каждый себе один и тот же вопрос: «Зачем? Зачем мне это все?» И видно, что они любят друг друга. По тому, как они тесно прижались друг к другу, как она положила голову ему на плечо, а он гладил ее руку.

Как они здесь оказались? Всех наших я знаю. Гости обычно одни не ходят, их сопровождают хозяева.

Скорее всего, сняли домик на выходные. И вот сегодня воскресенье, и их маленький счастливый отпуск заканчивается. И им нужно разъезжаться. Ему в свою семью. А ей в свою.

3. Что говорит нам наше зеркало?

Да что бы оно нам ни говорило. Верить ему – дело неблагодарное.

И зеркала бывают разными.

Была в моей жизни любимая тетушка. Тетя Ниночка. Так мы все ее и называли. Никогда тетя Нина, только тетя Ниночка. Интересно, что ее мужа мы с сестрой почему-то звали дядька Борька. По-моему, и в глаза тоже. Он никогда не обижался.

И тетя Ниночка, и дядька Борька нас с сестрой нежно любили. Про дядьку разговор особый, дожил он до девяноста лет, и его уход был для нас совершенно неожиданным. Подтянутый, спортивный, практически до конца жизни он играл в большой теннис и ухаживал за женщинами. Каждое утро дядька Борька бегал. В любую погоду. Якобы к метро за газетой «Московский комсомолец». Дождь, снег – его ничего не останавливало. Кроссовки, ветровка – и вперед. Мы догадывались, что по дороге он вполне мог заглянуть к какой-нибудь своей подруге. Не зря же по субботам он забегал в Дом ученых на танцы. Танцором дядька был знатным. Светлый костюм-тройка, шейный платок – очаровательный партнер для дам, которые были его младше лет на тридцать – сорок.

Тетя Ниночка ушла из жизни гораздо раньше. Ей за газетой по утрам бегать было некогда, трое сыновей, муж, которому тот шейный платок нужно вечно было наглаживать, да и слухи про танцевальных партнерш, думаю, до нее долетали, что настроения не добавляло. Но для нас, любимых племянниц, всегда находилось время, как и улыбка, и гостеприимно накрытый стол с бестселлером – рыбным пирогом с саго. На сладкое подавались пирожные безе (вкуснее не ела никогда), на оборотной стороне которых можно было заметить типографские буковки. Тогда еще не было специальной пергаментной бумаги для выпечки, на противень выстилали газетку.

Да, это те воспоминания, на которые мы с сестрой (надеюсь, наши двоюродные братья тоже) опираемся всю жизнь. За большим семейным столом, с вечными шутками, песнями и длинными разговорами, собирались две семьи брата и сестры, Томуни и Борюни, так они друг друга называли. И пятеро детей. С той стороны три мальчика, с нашей – две девочки.

Больше всего мы с сестрой любили в доме нашей тетушки зеркало в спальне. В нем мы видели себя по-другому. Не лучше и не хуже. Мы никогда не обсуждали, чем нас притягивало зеркало, но обязательно во время наших семейных вечеров мы пробирались по очереди в спальню, прикрывали за собой дверь и вглядывались в изображение, пытаясь увидеть даже не себя, а то, что стояло за нами. Еще раз прочитать свое прошлое и, возможно, подготовиться к жизни. Лично я за этим ходила к зеркалу. «Свет мой зеркальце, скажи, а что меня ждет? Что будет дальше?» Зеркало неуклонно молчало, но давало надежду, или я сама додумывала, не знаю. Но очень может быть, что мое писательство корнями уходило в то самое зеркало: «Дальше все будет как в сказке. Зачем я тебе буду рассказывать? Пусть твоя жизнь будет полна сюрпризов».

Не наврало. Сюрпризов хоть отбавляй.

Сейчас мы уже у зеркала ничего не спрашиваем, сами можем все рассказать лучше любого зеркала. А еще, теперь мы сами выбираем ракурс и расстраиваемся, когда видим наши фотографии, снятые скрытой камерой. Это, мол, не я. Вот я же себя вижу. Стою перед зеркалом. Живот втянула, подбородок наверх, шею немного вытянула вперед. Да. Сегодня еще и все знают свою рабочую сторону. Я, во всяком случаю, знаю. У меня она левая. То есть перед камерой я должна немного свою физиономию развернуть, чтобы предстать перед миром с левой стороны. Понятное дело, про это вечно забываю и стараюсь относиться к своей внешности философски. Поэтому, когда вижу свои фотографии в сети с немного перекошенным ртом и с тремя подбородками, никогда не прошу фотографии удалить. Мне ж эти подбородки никто не пририсовывал. Это мои собственные подбородки. Что есть, то и есть. И когда я где-то выступаю, люди видят меня с разных сторон, а не только с рабочей левой, и не удается мне всю дорогу живот втягивать и позы красивые принимать. Любят меня, я так надеюсь, и, судя по всему, не за это. Еще и фотографии со мной выкладывают. И всем за это огромное спасибо.

Шестьдесят – это тот возраст, в котором самому себе признаться сложно. Но нужно. Как? Потренировавшись. И вот тут поможет зеркало. Надо встать перед ним и честно, глядя прямо себе в глаза, сказать:

– Мне шестьдесят лет.

Спокойно так. Без сожаления, без особой гордости, без надежды, что все вокруг замашут руками: «Ой, ой, а мы-то думали сорок пять!» Мы же не знаем, что они там на самом деле думали? Так что не обольщаемся. Особенно мне нравится, когда мне начинают рассказывать, что меня эта прическа молодит. Вот та старила, а эта молодит. Но я-то помню! Про ту прическу говорили то же самое.

Нужно постараться доложить себе про свой возраст очень буднично. Ну вы же не будете как-то особенно говорить: «Вы знаете, у меня на шее примостилась