После Марко Поло. Путешествия западных чужеземцев в страны трех Индий - Коллектив авторов

Асцелин, выехавший из Лиона одновременно с Плано Карпини и Лонжюмо, прошел через Киликию, Конью, Сивас, Каре и Тбилиси в ставку Байджу. Эта ставка находилась близ селения Сисиан, на границе Азербайджана и Армении. По дороге к нему присоединилось несколько монахов, в частности доминиканец Симон де Сен Кантен, чье описание этого путешествия включил в свою хронику “Speculum historiale” (“Зерцало истории”) наряду с “Историей монголов” Плано Карпини хронист Винцент (Венсан) из Бове[16].

В отличие от превосходных дипломатов Плано Карпини и Лонжюмо Асцелин был человеком грубым и фанатичным. В ставке Байджу он категорически отказался выполнить довольно унизительные церемонии и громогласно заявил, что послан сюда величайшим земным владыкой не для того, чтобы пресмыкаться перед варварами, а чтобы призвать их к ответу за тяжкие грехи и злодейства. Только заступничество советников Байджу спасло Асцелина от казни; миссия его, однако, имела частичный успех: с Асцелином летом 1248 г. явились в Лион послы Байджу — Айбег и Сергис. Сер-гис, судя по имени, был несторианином, и надо полагать, что это монгольское посольство снаряжалось не без участия Раббан Аты, которого, кстати говоря, Асцелин не преминул жестоко оскорбить.

Относительно переговоров Айбега и Сергиса с папой ничего определенного неизвестно. В ноябре 1248 г. послы отбыли восвояси. Так или иначе, дорога на Запад была с этого момента открыта для монгольских посольств. Выдающийся французский китаевед П. Пеллио, подводя итоги миссии Асцелина, справедливо заключает: “В стане Байджу, в обстановке 1247 г., несмотря на выходки Асцелина, крепла мысль о сотрудничестве франков и монголов в борьбе с мусульманами; эти замыслы, несомненно выношенные христианами Месопотамии и Центральной Азии, уже носились в воздухе”[17].

Армяне и монголы. Миссия Смбата. В немалой степени установлению контактов между Западом и монголами способствовали государственные деятели Киликийской Армении. Государство это возникло в конце XI в. в юго-восточном углу Малой Азии, где осело много переселенцев из Великой Армении, разоренной турками-сельджуками и византийцами.

Феодальная знать Киликийской Армении и цари из местных династий Рубенидов и Хетумидов в борьбе с могущественными соседями-сельджуками Иконийского султаната и мусульманскими правителями Сирии и Египта опирались на крестоносцев и поддерживали дружественные отношения с Генуей, Венецией, Францией и Англией. Когда в 30-х годах XIII в. монголы вторглись в Великую Армению, правители Киликийской Армении отсиделись за высокими хребтами Тавра. А в 40-х годах царь Хетум I (1226—1270) ценой признания вассальной зависимости от монголов обезопасил свою маленькую страну от их нашествий и приобрел в лице монголов сильных союзников.

Киликия лежала на перекрестке главных путей, идущих из Малой Азии в Сирию и от гаваней левантийского побережья в Месопотамию, Закавказье и Иран. Основная киликийская гавань — Айяс — была важнейшим торговым центром, через который транзитом шли товары из европейского Средиземноморья в страны Ближнего Востока. Поскольку монголы были заинтересованы в развитии международной торговли на сквозном пути из Средиземноморья в Иран, Среднюю Азию и Китай, контроль над исходным, киликийским, отрезком этой трассы их вполне устраивал; кроме того, ключи от горных проходов в Киликийском Тавре и Аманском хребте оставались в руках армянских союзников монголов, что сулило последним существенные стратегические выгоды в случае большого похода против Египта и сирийских мусульман.

В 1243 г., после побед, одержанных Байджу над сельджуками, брат Хетума I коннетабль Смбат заключил с этим монгольским наместником взаимовыгодный договор, а в 1246—1248 гг. посетил Каракорум. Великий хан Гуюк, по словам армянского хрониста Григория Акнерци, дал Смбату “великий ярлык, золотые пайцзы и выдал за него татарку”. Киракос Гандзакский отмечает, что “Смбату дали охранные грамоты на многие области и крепости, которые раньше принадлежали царю Левону, [Левону II, правившему Киликийской Арменией в 1187—1219 гг.,] но после его смерти были отняты у армян султаном Рума Ала ад-дином”[18].

Иерусалимское королевство и седьмой крестовый поход. О ходе этих переговоров на Западе кое-что знали, и дипломатическую инициативу правителей Киликийской Армении не могли не одобрить в Риме и Париже, так как в Палестине и Сирии дела складывались неблагоприятно для христианских государств, созданных там в ходе первых крестовых походов.

К 40-м годам XIII в. франки (так называли крестоносцев мусульмане) удерживали в Сирии и Палестине узкую полосу побережья и два выступа, неглубоко вдающихся в палестинский хинтерланд — галилейский и иерусалимский. Северная часть этой территории входила в состав Антиохийского княжества и графства Триполи; обоими этими клочками сирийской земли владели потомки норманнского кондотьера Боэмунда Тарентского, захватившего Антиохию в 1098 г. во время первого крестового похода. Юг был во власти Иерусалимского королевства. Это было государство весьма оригинальное. Его корона принадлежала Фридриху II Гогенштауфену, а всеми иерусалимскими землями распоряжалась свора феодалов, которые вечно грызлись между собой и знать не желали своего короля, сидевшего в далекой Сицилии. В галилейской пустыне, в окрестностях Иерусалима, Яффы, Акки, Цезареи, Тира рассеяны были бесчисленные замки графов, баронов и сенешалей, отпрысков знатных французских, итальянских и баварско-швабско-саксонских фамилий. За высокими стенами и глубокими рвами сидели иоанниты и тамплиеры, воины духовно-рыцарских орденов. В приморских городах хозяйничали венецианцы, генуэзцы, пизанцы, каталонцы, марсельцы. У них были свои кварталы, церкви, пристани, склады, свои консулы и судьи.

На юге и юго-востоке лоскутные франкские владения граничили с могущественным египетским султанатом. На севере и северо-востоке они соседствовали с полунезависимыми эмиратами Хомса, Дамаска, Алеппо и другими мусульманскими государствами. Правоверные властители этих карликовых держав охотно воевали вместе с франками против Египта и не менее охотно опустошали земли своих вероломных союзников. На стыке двух миров, в обстановке постоянных междоусобиц, тайных, обычно нечистых сделок и грабительских набегов крестоносцы и их потомки приобрели те особенности, которые позволили немецкому пилигриму Бурхардту Монте-Сиону сказать в 1287 г., что из всех наций, обитающих в Святой земле, “худшая — это наши латиняне...”[19]

В 1229 г. мудрый император Фридрих II заключил с Египтом худой мир, который был все же лучше доброй ссоры. Ему даже удалось приобрести (на правах открытого города) Иерусалим, утерянный крестоносцами в 1187 г.

Неустойчивое равновесие в Палестине было нарушено десять лет спустя. Честолюбивый граф Шампани Тибо IV, собрав под свои знамена цвет французского рыцарства, предпринял шестой крестовый поход. Он отвоевал у мусульман Аскалон и Тивериаду, но эти захваты вызвали ответные удары со стороны Египта. В августе 1244 г. франки навсегда утратили Иерусалим, в Октябре того же года их войска были разгромлены под Газой, а в 1247 г. они потеряли